Судьбу протеста решит провинция

Судьбу протестного движения, направление демократического развития и участь нынешней власти в России решат события в провинции. Конфликты там грозят приобрести гораздо более драматичный характер - в регионах люди более запуганы, но когда страх пройдет, последствия будут катастрофическими. Такую точку зрения в интервью «Росбалту» высказал политолог, директор Института глобализации и социальных движений (ИГСО) Борис Кагарлицкий.

- Большинство аналитиков не ожидало, что после ухода темы выборов на задний план, на улицу под лозунгами «Не пустим Путина в Кремль!» выйдут десятки тысяч неравнодушных граждан. На ваш взгляд, как долго продержится массовый уличный протест на таком высоком уровне?

- Тут есть две стороны медали. Первая состоит в том, что, и власть, и оппозиция поверили в некую сказку, которую сами же и придумали. В сказку о том, что власть может поменяться в результате выборов. В истории России власть никогда не сменялась на выборах. Выборы у нас всегда происходят для того, чтобы легитимировать тот порядок, который имеется в наличии.

Оппозиция и, что самое смешное, сама власть, вдруг решили, что вот, проведем выборы и именно это и есть решение вопроса. Таким образом, власти сами себя загнали в некую психологическую и культурную ловушку, из которой будет очень трудно выбираться, поскольку сейчас у них нет никакой стратегии, никакого плана «Б». Они не очень понимают, как быть с протестом, который не привязан к составленной ими же самими повестке дня. Такое происходит впервые. До этого у них все было четко расписано: вначале проведем думские выборы, потом президентские, инаугурацию… Оппозиция, в свою очередь, подстраивалась под этот график.

Сегодня возникает ситуация, когда оппозиционные движения начинают сами стихийно создавать собственные события, формировать свою повестку дня, к которой уже должна адаптироваться власть. Но это стало неожиданностью не только для власти, но и для оппозиции, которая ничего подобного не планировала. Например, когда власть на демонстрации 6 мая спровоцировала драку, она, не желая того, спровоцировала целую череду незапланированных событий. В частности, движение «Оккупай Абай» на Чистых прудах.

Что касается того, как долго продержится протест, то я думаю, что именно этот тип протеста тупиковый. Я не вижу в нем внутренней динамики развития. Нечто похожее произошло в США с акциями «Оккупируй Уолл-стрит!», хотя они были гораздо более массовыми и поддерживались 60% населения. У нас же 60% населения даже не знают о «народных гуляниях» оппозиции на Чистых прудах.

- А не может так получиться, что нынешний массовый протест приведет к ситуации, когда власть в России впервые сменится благодаря избирателям? Например, если под давлением этих выступлений будут объявлены досрочные парламентские выборы?

- Да. На досрочных выборах может быть сформирована новая власть. Но сам факт досрочных выборов будет свидетельствовать о том, что власть уже поменялась, что она отступила от своих нынешних прерогатив. То есть, вначале должны произойти определенные события, а затем власть поменяется. Сегодня она устроена таким образом, что не может допустить свободных выборов. Их проведение будет означать, что мы имеем уже не ту власть, которую имеем сейчас.

- То есть, если, допустим, власти решаются на такое половинчатое решение, как досрочные выборы в Госдуму (при том, что президент остается прежним), это будет означать смену власти?

- Если это будут получестные выборы (как выборы в первую царскую Думу в начале 20 века), то это будет лишь способом сохранения действующей власти. То есть, шагом к демократии, без допущения самой демократии. В то же время любая Дума, избранная сейчас свободно, окажется Конституционным собранием, как это было во Франции в 1789 году, когда были избраны Генеральные штаты, которые превратились в Национальное учредительное конституционное собрание. Новая Дума, избранная на честных выборах, неизбежно будет менять Конституцию. У «Единой России» уже не будет большинства в парламенте (если к тому времени эта партия вообще еще будет существовать, поскольку «ЕР», перестав быть партией власти, скорее всего, развалится). Законы все равно придется менять, поскольку если, например, принятый сейчас закон о партиях довольно либерален, то закон о выборах остается репрессивным.

- Можно ли после «Марша миллионов» 6 мая говорить о том, что улица «полевела»?

- Это совершенно очевидно. 6 мая во время демонстрации на Якиманке и Болотной практически не было имперских флагов, намного меньше, чем раньше, было и официальных российских триколоров. В знаменах доминировал красный цвет. Многие подходили к красной колонне, брали красные знамена и вставали с ними в свои колонны. Но речь не о том, какие знамена там преобладали, какие лозунги несли люди во время шествия, и кто, в основном, противостоял полиции. Улица левеет на глазах. Не левеют лидеры, которые говорят от ее имени. Причем не левеют не только лидеры либералов, но даже сами «левые», которые входят в коалицию с ними. В частности, Сергей Удальцов и Илья Пономарев. Их позиция никак не отражает полевение улицы.

Если протест будет оставаться в рамках гегемонии либералов, он будет неизбежно затухать. Левые же изменить повестку дня и встать во главе процесса смогут лишь, когда социальные движения поднимутся в масштабах всей страны. Я думаю, что это может произойти уже летом. Пока же нарастает противоречие между прежними лозунгами и новой политической ситуацией. Здесь показателен такой пример. Накануне 6 мая я выступал на радио и сказал там, что если бы ключевыми лозунгами протеста стали бы лозунги бесплатного образования и здравоохранения, недопущения роста коммунальных тарифов и защита пенсионеров, то тогда бы мы действительно получили марш миллионов по всей стране. Журналистка, которая беседовала со мной, заметила на это, что митинги под социальными лозунгами проходят, но они гораздо менее массовые, чем общедемократические. Я ответил, что здесь нужно учитывать информированность людей, уровень затрат на те и другие мероприятия. Если хотя бы 10% тех огромных человеческих, финансовых и медийных ресурсов, которые направлялись на подготовку «Марш миллионов», были бы направлены на компанию в защиту образования, то поднялась бы если не вся страна, то значительная ее часть. Редакция радио поставила это мое утверждение на голосование. Результат оказался поразительным. Во-первых, это было рекордное по числу позвонивших голосование, а, во-вторых, 90% слушателей со мной согласилось. Обычно в таких случаях соотношение 50% на 50%, 60% на 40%. А тут 90% на 10%!

Это как раз показывает, что на самом деле происходит в стране. С моей точки зрения, гегемония либералов в протестном движении сегодня является главным препятствием его развития. Больше того, значительная часть либеральной молодежи, также готова поддержать социальные лозунги. В этом смысле лозунг широкого социального блока был бы абсолютно эффективен, именно потому, что он обеспечил бы гораздо более широкую мобилизацию.

Однако проблема даже не в том, что протестное движение в России сейчас возглавляют либералы, а в том, что наши либералы занимают исключительно правые позиции.

- И все же, почему лозунги социального протеста до сих пор не выходят на первый план, а преобладающими остаются лозунги политические? В чем здесь причина?

- Средства массовой информации, поддерживающие оппозицию, находятся в руках людей, которые являются категорическими противниками любых, даже самых умеренных, социальных лозунгов. Автор одного из либеральных изданий недавно прямо написал, что у них (либералов) вообще нет особых разногласий с властью за исключением личности Путина. Понятно, что эта позиция противоречит не только настроениям левой части протестной массы, но и значительной части либеральной интеллигенции, против которой нынешняя антисоциальная политика властей прямо направлена. Из фото и видео репортажей большинства СМИ об акциях протеста старательно вымываются социальные лозунги, с которыми люди выходят на эти митинги. В блогах, та же самая картина. Например, плакаты в защиту бесплатного образования никогда не попадают ни в видео, ни в фоторепортажи.

В конечном счете, это обернется недоверием и к конкретным СМИ, и к лидерам либеральной оппозиции, поскольку реальный процесс идет в совершенно другом направлении. Причем недоверие растет не столько со стороны левых (их не нужно убеждать в необходимости социальных лозунгов), сколько со стороны либеральной интеллигенции, которая активно левеет. Переход этой интеллигенции на более левые позиции является очень важным фактором массового протестного движения. Но еще раз подчеркиваю, пока не поднялась провинция, радикального перелома не будет. Радикально ситуацию изменят события в провинции, которые бумерангом вернутся в Москву, придав движению новый импульс. Точно так же, как события 6 мая в Москве, в значительной степени были обусловлены событиями в Астрахани и Ярославле.

- Разрешит ли власть митинг 12 июня, о проведении которого уже говорят ряд лидеров оппозиции?

- Думаю, что сейчас уже не так важно – разрешат или запретят власти тот или иной митинг. Волна протестов будет плавно перетекать в предстоящий с большой вероятностью летний социально-экономический кризис. Одни митинги будут запрещать, другие разрешать. Люди все равно будут проводить акции протеста, даже, несмотря на запреты. Мы сейчас вернулись к ситуации декабря 2011 года, когда народ по факту «продавил» право на свободу митингов. Но сейчас проблема не в том, что творится в Москве, поскольку совершенно очевидно, что Москву и, в значительной мере, Петербург власти потеряли. Фактически они сами это признали, когда «зачистили» столицу перед инаугурацией. Когда они не допустили выхода на улицы даже лояльных себе граждан, они фактически признали, что находятся в оккупированном враждебном городе.

Повторю, сейчас принципиальный вопрос в том, что будет происходить в провинциальных городах. Они решат судьбу процесса, демократического движения и власти. Ведь сейчас в случае обострения ситуации столичный ОМОН усиливают подразделениями из провинции. Если там начнется обострение, то власти не смогут это делать, поскольку рискуют столкнуться с проблемами на местах. Причем конфликты здесь грозят приобрести гораздо более драматичный характер. В регионах люди более запуганы, но когда страх пройдет, последствия для местной власти будут катастрофическими.

Поскольку если в Москве пока никто не додумался до захвата правительственных зданий, то в провинции при каждом сколько-нибудь заметном кризисе происходят попытки захвата тех или иных административных зданий, как это было в Пикалево или Лермонтове. В Астрахани подобного не произошло, потому что федеральная власть сразу же воспрепятствовала этому, однако там сразу же началась забастовка водителей маршруток. В провинции власти сидят на страхе. Как только страх уходит, выясняется, что они сидят ни на чем. Как только настроения пришибленности, подавленности там уходят, выясняется, что все нынешние московские проблемы власти – детский лепет по сравнению с тем, что реально может произойти в стране.

- Как, на ваш взгляд, могут развиваться события после традиционного летнего затишья, и будет ли такое затишье вообще?

- Летнее затишье в Москве, наверное, будет, но это не значит, что нигде ничего в это время не рванет. Отдыхать ведь разъедутся не только оппозиционеры, журналисты и студенты, но и чиновники. А это значит, что очередная волна экономического кризиса, которая, по всей вероятности, придется на сезон отпусков, ударит тогда, когда бюрократия работает в автоматическом режиме. В то время как адекватная реакция на нее должна быть в ручном режиме. У нас почему-то всегда получается наоборот – когда не нужно влезать в механизм и пытаться управлять в ручном режиме, власть влезает в него. И наоборот – когда ручное управление становится необходимо, власти все оставляют на автопилоте. Вполне возможный сценарий для лета – проблемы на финансовых рынках, которая приведет к дезорганизации бюджетного процесса. Это потребует очень быстрого вмешательства Центробанка, Минфина и ряда других ведомств. Счет в таких ситуациях идет на дни, а то и на часы. А людей, которые могут принимать ответственные решения, просто не будет на месте – они в этот момент будут на Канарах, Мальдивах и т.д. Их замы решения о масштабных валютных интервенциях или резкой девальвации рубля принимать не будут, и мы получим то, что произошло в августе 1998 года, но имея совсем другое общество и другое отношение к власти с его стороны, нежели тогда.

Беседовал Александр Желенин