Posted 15 августа 2012,, 14:29

Published 15 августа 2012,, 14:29

Modified 30 января, 11:09

Updated 30 января, 11:09

Путин завел страну в тупик

15 августа 2012, 14:29
Либо власть проводит жесткие репрессии, если у нее есть на это силы, либо переходит к диалогу с обществом. Промежуточная стратегия, которая реализуется сейчас в России, никуда не ведет, полагает политолог Игорь Бунин.

Прошло сто дней со дня инаугурации Владимира Путина. О том, что сделано и не сделано президентом России за три с лишним месяца его третьего срока на посту главы государства, «Росбалту» рассказал президент фонда «Центр политических технологий» Игорь Бунин.


- Какие плюсы и минусы вы отметили для себя в политике Путина за последнее время?

- Пока я могу отметить один плюс в его деятельности. Правда, он косвенный. Есть такое понятие во французской политологии – état de grâce (состояние благодати). Это некий «медовый месяц» президента после выборов. Точнее, эти самые сто дней, которые позволяют ему проводить реформы, иметь высокий рейтинг и т.д. Его единственное, но непроизвольное достижение в эти месяцы – этот самый état de grâce. Путинский рейтинг, хотя и не достиг уровня 2010 года, все же поднялся, превзойдя намного рейтинг декабря 2011 года. Этим рейтингом он себя легитимизировал.

Однако это не его личное достижение и даже не инерция, которая характерна для поствыборного периода, когда многие начинают поддерживать победителя. Сегодня Путин уже не тот харизматический лидер, каким он был в нулевых годах, в которого верили как в Мальчика-с-пальчика, который поведет Россию вперед.

- Что же тогда подняло рейтинг Путина сейчас?

- Сработал совершенно другой механизм - так называемого когнитивного диссонанса. Это такое состояние, когда сформированная в голове человека модель мира вдруг начинает не соответствовать реальности, но он боится полностью отказаться от этой комфортной для него модели. Человек старается не замечать негативной информации, касающейся этой модели, неосознанно минимизирует такую информацию, перекладывая вину на кого-то или на что-то другое.

Путин – это основной элемент той картины мира, которая возникла у российского человека в «нулевые» годы. Если убрать Путина, то вся эта модель мира разрушается. После его победы на последних президентских выборах значительное число людей стало восстанавливать эту модель мира, которая сильно пошатнулась с декабря 2011 по март 2012 в ходе массовых выступлений граждан против фальсификаций во время голосования и подсчета голосов. Модель эта уже вся изрешечена, вся в дырках и подлежит пересмотру. Но людям страшно ее пересматривать, потому что у них другой, например, европейской, модели мира нет. Как нет ее у тех примерно двух третей граждан, которые пока еще смотрят в сторону Путина.

Поэтому некоторое восстановление рейтинга Путина - это не его личное достижение, а стремление граждан вернуться в несколько более комфортное для них, с психологической точки зрения, состояние. Однако некоторое восстановление доверия к президенту (уже очень критическое), скорее всего, будет недолгим. Большинство уже уверено, что в 2018 году Путин должен уйти и на его место должен прийти другой человек. Согласно опросу «Левада-центра» только 17 процентов граждан готовы проголосовать за Путина на выборах 2018 года.

- А что можно поставить президенту в плюс?

- Некоторым достижением Путина за эти сто дней можно было бы назвать международную политику, если только убрать из нее главную внешнюю проблему современного мира – Сирию. Если бы не было сирийского фактора, то все выглядело бы не так плохо. Путин, вроде бы, начал улаживать отношения с Западом, подписал соглашение с США об упрощении визового режима. Однако сирийский фактор никуда не денешь. Путин, опасаясь сирийского прецедента, жестко стоит на поддержке президента Башара Асада, противопоставляя себя остальному миру и оказываясь в союзе со странами- изгоями.

Конечно, есть еще и Китай, который придерживается той же позиции по Сирии, что и путинская Россия, опасаясь, что когда-нибудь и по отношению к китайской компартии будут применены санкции за недемократическое поведение. Но большинство стран, как известно, отказали в поддержке Асаду.

- Но вернемся к внутренней политике Путина…

- Что касается внутренней политики, то здесь мы имеем значительный провал. Он связан с тем, что та стратегия, которая была оставлена в наследство Путину Медведевым, то есть, готовность «открыть» политическую систему, вернуть губернаторские выборы, свободную регистрацию партий, провести реформу Совета Федерации, создать общественное телевидение, была заморожена.

Возобладали охранительные тенденции. Особенно ярко это видно по закону о губернаторских выборах, в который введен «муниципальный фильтр», отсеивающий неугодных власти на раннем этапе, закрывающий возможность свободной конкуренции.

Видно это и по ситуации вокруг общественного телевидения – состав членов его наблюдательного совета оказался весьма консервативным.

Единственное, что из «наследства» Медведева осталось не затронуто, это свободная регистрация партий. Минюст обещает зарегистрировать до 200 партий. Это очень важный элемент политической системы, потому что подрывает гегемонию «Единой России», но власть надеется здесь, что можно «измельчить» партии и таким образом сохранить свое доминирование.

Помимо охранительных тенденций проявились и репрессивные, особенно после 6 мая, когда власть испугалась событий, произошедших во время «Марша миллионов» на Болотной. Собственно репрессии начались еще раньше (дело Pussy Riot), но особенно ярко это проявилось на процессах по Болотной, когда хватали кого попало, создавали «пул» будущих обвиняемых чуть ли не по образцу 1937 года. Одновременно наносились удары в стиле «а-ля Ходорковский», например, по Геннадию Гудкову, Алексею Навальному и так далее.

В какой-то момент показалось, что еще немного, и мы докатимся до уровня Белоруссии.

Лукашенкизация угрожала нам еще в 2008 году, когда Путин все же отказался от такого сценария, передав власть Дмитрию Медведеву, в чем, видимо, сейчас раскаивается.

- Вы считаете, что «лукашенкизация», как вы выразились, действительно угрожает нам сейчас?

- Эта тенденция могла бы быстро прогрессировать, но сейчас такое впечатление, что наступила фаза бифуркации (раздвоения). В частности, шло множество инициатив, в том числе, и снизу, например, превратить в «иностранных агентов» не только НПО, но и прессу. Но это было остановлено. Более того, отпустили двух задержанных по «болотному делу». Сейчас предлагают сократить срок Платону Лебедеву, приостановлен на неделю процесс по Pussy Riot и, по-видимому, им не дадут даже трех лет, достаточно снизив эту планку.

Произошла остановка маховика репрессий. Возможно, пришло осознание, что мы быстро идем по пути Александра Лукашенко, что мы оказываемся в изоляции, превращаемся в страну-изгоя и что после того, как, условно говоря, был сделан шаг вправо, надо сделать шаг влево.

Такое ощущение, что для того, чтобы сбалансировать ситуацию, будет сделано несколько шагов влево.

- Вы считаете, что на повестке дня некая новая волна либерализации?

- Нет, речь идет о том, чтобы чуть-чуть приостановить репрессивный механизм, сделать его более гибким, не превращать судебную систему в подобие анекдота, не проводить средневековых процессов и так далее. В общем, каким-то образом создать другой образ власти.

С самого начала было понятно, что путинское правление будет постоянными шагами то влево, то вправо. Сейчас наступило время для шага влево.

Это не означает ни либерализацию, ни демократизацию, а только лишь то, что, забежав далеко вперед по пути контрреформ, власти решили немного подумать и, может быть, от чего-то отказаться.

Вообще-то это абсолютно тупиковое направление, поскольку существуют только чистые виды политики: либо, если у вас есть силы (которых, правда, нет – ни военных, ни идеологических, ни психологических), вы проводите жесткие репрессии, или вы переходите к диалогу с обществом. Все эти промежуточные стратегии ведут в тупик.

Беседовал Александр Желенин