Posted 21 февраля 2013,, 11:55

Published 21 февраля 2013,, 11:55

Modified 31 марта, 20:45

Updated 31 марта, 20:45

Истоки «просвещенного вертикализма»

21 февраля 2013, 11:55
Дмитрий Травин
Россия 20 лет назад прошла главную развилку в своей современной истории. «Росбалт» начинает проект «Навстречу Октябрю. 1993-2013», цель которого - показать, какие основы нынешней политической системы этот кризис породил, а какие возможности были тогда упущены.

Приближается 20-летняя годовщина октябрьских событий 1993 года. В российском обществе до сих пор не сложилась единая оценка этих событий. Одни считают, что это была попытка «красно-коричневого» путча, другие, что антиконституционная узурпация власти, сопровождавшаяся расстрелом парламента. Как бы то ни было, два десятилетия назад Россия прошла главную развилку в своей современной истории. «Росбалт» начинает цикл статей под общим названием «Навстречу Октябрю. 1993-2013» с целью показать, как на каждом этапе развития этого острого кризиса зарождались основы нынешней политической системы и исчезали возможности пойти по альтернативному пути развития.

Тихая революция с громкими последствиями

Сегодняшние попытки определить истоки российского авторитарного режима все чаще уходят в прошлое. Двадцать лет назад сошлись в схватке президент Борис Ельцин, окруженный группой сподвижников, и вице-президент Александр Руцкой, опиравшийся на большинство парламентариев во главе со спикером Русланом Хасбулатовым.

В октябре 1993 года конфликт дошел до кровавого столкновения, а в декабре победившая сторона утвердила на всенародном голосовании новую конституцию страны, которую можно назвать конституцией «просвещенного вертикализма».

Истоки нынешнего режима принято искать в этом документе. И, соответственно, у сторонников такого подхода возникает представление, что если бы победу одержала не президентская сторона, а парламентская, то у нас бы утвердился парламентский строй, в котором не было бы места авторитарным началам, идущим из Кремля.

Когда общество не удовлетворено политическим режимом, интеллектуалы всегда начинают размышлять о том, как он сложился. И в этом смысле не удивительно, что именно сейчас, на волне протеста, идущего из интеллектуальной среды, мы стали все чаще обращаться к событиям трагического 1993 года. Однако представление, будто победивший парламент устроил бы нам парламентаризм, увы, чрезвычайно упрощает ситуацию.

Истоки проблемы – совсем не в этом. То, что мы видели в 1993 году, представляет собой не первый этап становления авторитаризма, а последний этап революции. Именно революции, хотя события рубежа 1980-х – 1990-х годов обычно так называть не принято.

Как сложилось двоевластие?

В политическом смысле революция – это не государственный переворот типа того, что произошел в октябре 1917 года, а нечто более широкое – коренное изменение всего механизма государственной власти.

Был старый режим, при котором понятно, как устроена власть: кто правит страной и почему. Появился новый режим, при котором опять стало ясно, как власть устроена, хотя правящая элита начала формироваться совсем иным путем.

Период между старым и новым режимом, когда в обществе нет консенсуса относительно механизма правления и механизма формирования элиты – это и есть период революции. Разные группы надеются установить свои правила игры. И если силы примерно равны, льется кровь. Именно так обстояло дело в 1917 – 1921 годах. Именно так обстояло дело и в 1989 – 1993 годах.

Для того чтобы углубить Перестройку, Горбачев стал трансформировать старый, убогий, консервативный, хотя внутренне непротиворечивый, механизм власти КПСС. До 1989 года каждый школьник в СССР знал, кто правит страной - вне зависимости от того, что написано в конституции. Партийные органы доминировали всюду, советская власть была лишь ширмой.

В 1989 году появилось двоевластие: партийные комитеты (начиная с ЦК КПСС) еще существовали, однако народные депутаты всех уровней стали оттягивать у них полномочия.

Порой кажется, что кризис разрешился в 1991 году с распадом Советского Союза. Но это иллюзия. Двоевластие сохранилось.

С одной стороны, осталась вся властная вертикаль, которая теперь увенчана была не генсеком ЦК КПСС, а президентом России. Вертикаль эта знать не желала, что такое советская власть, поскольку никакой советской власти в СССР не было.

В частности, генералитет хорошо понимал, что такое верховный главнокомандующий и не готов был подчиняться верховному главноуговаривающему (спикеру), что наглядно проявилось, когда в октябре 1993 года танки вышли к Белому дому.

С другой стороны, народные депутаты, основываясь на конституции, полагали, что именно они и являются властью, что с ликвидацией «руководящей и направляющей» силы КПСС восстановилась настоящая власть советов. Президентство не соответствовало традиции страны, тогда как со школы все знали слова «смело мы в бой пойдем за власть Советов, и как один умрем в борьбе за это».

Что такое настоящая демократия? Это не «власть советов», но и не власть президента, даже всенародно избранного. Это разделение властей, при котором каждый делает лишь то, что прописано в законодательстве. А коли превысит свои полномочия – будет наказан теми представителями власти, которые специально за этим следят.

В наших условиях и та, и другая сторона в системе двоевластия претендовали на всю полноту правления. Не в том смысле, конечно, чтобы обязательно ликвидировать иную сторону. А в том, чтобы эта другая сторона находилась в подчиненном положении при решении принципиальных вопросов жизни страны. Чтобы она не путалась под ногами. Чтобы она не мешала строить новую Россию в соответствии с нашими проектами.

Отсюда и вырос конфликт. Не думаю, что подобного развития событий можно было бы каким-то путем избежать. Ведь старая советская конституция не отражала реалий жизни страны, а новой конституции еще не существовало.

Фактически мы жили без основного закона. «Дух» его выветрился в августе 1991 года, а «буква» была, как будто, на иностранном языке написана – не для нашего читателя. В этой ситуации каждый мог трактовать происходящие события в свою пользу.

Кто распилит Россию?

Наверное, если бы общество состояло из ангелов, а не из людей со своими практическими интересами, это не привело бы к трагедии. Во всяком революционном обществе существует множество групп интересов. У нас были те, кто наживался на инфляции и хотел ее эскалации. А были те, кто видел спасение страны лишь в жесткой финансовой политике. Были «молодые волки», желавшие захватить все возможные административные посты. А были старые номенклатурщики, стремившиеся сохранить свои позиции. Были «красные директора», желавшие номенклатурной приватизации предприятий и были новые предприниматели, стремившиеся приобрести собственность на конкурсах и аукционах.

Помимо этого существовали также противоречия между регионами, между нациями, между доходными и убыточными предприятиями, между политическими партиями, между сторонниками западного и антизападного пути, между гусинскими и березовскими...

Все эти многочисленные группы интересов искали покровителей во власти. И если одни находили поддержку в президентских структурах, другие бежали под крыло парламентариев.

В итоге неспособность правителей России поделить между собой власть усиливалось новой проблемой. За той и иной стороной стояли конкретные финансовые мотивы. «Герой», бивший себя в грудь и кричавший о том, как он любит Отчизну, на самом деле мог неплохо заработать в случае политической победы над противником.

Конечно, в то время лоббизм не был еще так отработан и так хорошо монетизирован, как в наше время. Однако механизмы принятия политических решений за деньги или за собственность уже появлялись.

Все это делало конфликт практически неразрешимым. Не в том смысле, что мы были обречены на кровавые столкновения при любом развитии событий. А в том, что избежать обострения можно было лишь в случае однозначной политической победы одной из сторон.

Поначалу одна сторона и впрямь политически полностью доминировала. Нет сомнения в том, что осенью 1991 года легитимность президента Ельцина была значительно выше легитимности депутатского корпуса. Во-первых, его лишь недавно избрали. А во-вторых, обществу, не привыкшему к демократии, всегда проще поддержать персонального лидера, нежели коллективный орган власти, который сам по себе расколот противоречиями.

Однако Ельцин взял на себя ответственность за чрезвычайно тяжелые реформы, позитивный результат которых, в лучшем случае, выявился бы лишь лет через пять.

По этой причине, в 1992-93 годах авторитет президента резко упал. В итоге число его сторонников лишь незначительно превышало число тех, кто поддерживал лидеров противоположной стороны. И ясно было, что, по мере углубления реформ, силы сравняются.

Поэтому Руцкой и Хасбулатов сначала воздерживались от нападения лично на Ельцина, предпочитая бить по его команде. Затем они взялись непосредственно за президента. И, наконец, объявив ему импичмент, рискнули совершить выпад, за которым вооруженное противостояние стало практически неизбежно.

Тихая революция, которую на фоне каждодневных бытовых и финансовых проблем мало кто замечал, хлопнула так, что стекла посыпались в Белом доме.

Таким образом, все происходившее в 1993 году было не борьбой демократии с авторитаризмом, а борьбой двух сторон двоевластия, претендующих на всю полноту полномочий.

Существовал ли шанс, что, в случае победы парламентариев, в России все же утвердилась бы парламентская республика с работающей системой сдержек и противовесов? О том, почему вероятность такого развития событий была довольно мала, поговорим в следующей статье цикла.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге