Posted 8 декабря 2016,, 13:04
Published 8 декабря 2016,, 13:04
Modified 31 января, 13:04
Updated 31 января, 13:04
Продажа одной пятой части «Роснефти» нефтетрейдеру Glencore и Катарскому суверенному фонду преподносится как личный триумф Владимира Путина, как невиданный материальный выигрыш для России, а также как своего рода великий почин — пример прорыва западных санкций и блокад, которому теперь, конечно, последуют все остальные иностранные инвесторы.
Начнем с почина. Западные санкции 2014 года запрета инвестировать в Россию не содержали. Инвесторы просто не видели смысла к нам соваться. И приход этих двух атмосферу не изменит. Glencore — компания, которая издавна специализируется на бизнесе особого рода, и примером для инвесторов обычного типа служить не может. Как и Катарский фонд, принадлежащий малюсенькой, но сказочно богатой и склонной к некоторому международному авантюризму абсолютной монархии, которая кого только не кормит — от «Аль-Джазиры» до сирийских джихадистов. Невидимая сторона сделки с двумя такими экзотическими покупателями может оказаться куда интереснее и важнее видимой.
Никоим образом нельзя также сказать, что это приватизационное мероприятие хоть сколько-нибудь укрепит в России и дух деловой конкуренции. Пакеты, получаемые этими двумя приобретателями, не дают им никакого контроля над «Роснефтью». Там все останется как было.
Не зря отпали все прочие кандидаты в покупатели, включая китайских, которых определенно пытались заманить. Но их предварительным условием было участие в управлении компанией, совладельцами которой они бы стали. А нашему режиму, как и его магнатам, вовсе не нужны какие-то независимые собственники со стороны, даже и способные толкнуть российскую экономику вперед. Наше начальство не против приватизации, но от своего права назначать миллиардерами и снимать с этих постов не откажется ни за что.
Слегка преувеличенными выглядят и рассуждения о гигантском барыше. 10,5 млрд евро — деньги внушительные, но революции в казенных материальных делах не сделают. Эта сумма равна двенадцатидневной выручке от экспорта российских товаров. Или, скажем, рутинному трехнедельному колебанию величины международных резервов России (с $395,7 млрд до $385,7 млрд между 4-м и 21-м ноября), вызванному такой прозаической причиной, как ослабление в эти дни курса недолларовых валют и вытекающей из него переоценкой недолларовой части резервов.
Если это и триумф, то триумф не страны, а двух человек. Правда, самых главных. Не только Владимира Путина, но не в меньшей, а возможно и в большей степени — Игоря Сечина, «настоящего Игоря Иваныча», как его принято величать.
Если рассуждать формально, то в рекламном телевизионном ролике, снятом по случаю сделки, докладывать президенту о том, что продан кусок госсобственности, должен был бы профильный чиновник, официально ведающий продажей госсобственности, а вовсе не топ-менеджер корпорации, которому вроде бы полагается смиренно ждать, как с ее акциями поступит государство. То, что равноправным, если не первым, героем телесюжета оказался именно Сечин, многое говорит о том, кто есть кто на наших вершинах.
Сергей Шелин, обозреватель ИА «Росбалт»