Александр Кобринский. Образование и невежество теперь неразличимы

Министр культуры Владимир Мединский призвал приобщать детей к чтению: «Ребенок увидит, что „Капитанская дочка“ — это увлекательнейшее историческое приключение, а „Дубровский“ — блокбастер. Сложно найти для молодого человека что-то более близкое и понятное по настроению, по форме и стилю изложения, чем „Герой нашего времени“. Просто объясните ребенку это, и потом не оторвете от книжки».

Прошу правильно меня понять: беда не в глобальном невежестве. Оно есть и в других странах, оно было всегда и в СССР, и в России. Беда в том, что, пожалуй, впервые российские власти открыто заявляют о принципиальном неразличении образования и невежества, культуры и эрзаца, науки и мракобесия.

Неучей и мракобесов было всегда полно в России на самых высоких должностях. Но они хотя бы на словах призывали учиться. Тот же советский канон изнанкой имперского иерархического сознания имел жесткую иерархию в литературе, культуре и т. д. При этом высоким искусством именовались разного рода идеологические поделки, но сам факт различия высокого и массового искусства не отрицался. Поэтому школьнику — если он воспитывался в приличной семье — было несложно сопоставить подлинное искусство XIX века (а там оставались все те же Пушкин, Толстой, Тургенев, Достоевский) и «Как закалялась сталь», «Мать» или «Разгром», которыми затыкали эту дыру в ХХ веке. Дело оставалось за малым — найти настоящую литературу. И находили самиздат — порой с риском для себя.

А теперь искать больше нечего.

Теперь в России новая культурная политика. Ее целью является проекция «высокой» культуры на массовую и, в конечном счете, неразличение этих уровней.

Да, конечно, в основе «Преступления и наказания» лежит жанр детектива, а в основе «Доктора Живаго» — любовный роман. Да, Пушкин хорошо знал жанр альбомной лирики и использовал его в своем творчестве. Но это всегда было отправной точкой для рассуждений и анализа — с целью проследить, как писатель работает с жанрами беллетристики, массовой литературы, превращая ее в литературу элитарную (разумеется, в качественном смысле, а не в смысле аудитории).

А теперь нас призывают сделать это сопоставление конечной точкой. Pulp fiction — как квинтэссенция русской литературы.

Александр Кобринский, доктор филологических наук, профессор