Глеб Кузнецов. Нет никакого Востока

Для меня в статье Суркова самое удивительное — это фиксация на «государственном» и «идеологическом» уровне существования т. н. Востока. Как некой «оппозиции» Западу, причем реально существующей. Фиксация как данности очень полезного и прибыльного для авторов полтораста лет назад, но очень вредного и уже пережитого всеми сегодня мифа.

Т.н. «восток» — это ведь не более чем репрезентация западного мышления, полезный с точки зрения извлечения прибыли перевод геополитики и экономической политики в категориях эстетики, культуры, литературоведения и прочего.

Какой-такой Восток? Что это вообще такое? Корея Северная или Южная, монархия Залива или соседняя псевдосоциалистическая автократия, ИГ (запрещенная в России террористическая организация «Исламское государство») тот же самый или курдские феминистки, расстояние физическое между которыми — как между Мытищами и Пушкино?

Легко быть «невостоком», потому что востока никакого не существует. Это просто «незапад», описанный в категориях Запада и удобным, операциональным для авторов (но никак не для описываемых) языком. В этом и есть проблема концепции «полукровки, везде одинокого».

Какой-такой полукровка. есть кровь Запада и есть сконструированный Западом конструкт, написанная французами «1000 и одна ночь» и придуманный англичанами сорящий деньгами магараджа, поклоняющийся во тьме ночей богине Кали, практикующий смертоносную борьбу «боритсу» и прочая, прочая, прочая с ниндзями, стариком Хоттабычем и уникальной народной медициной с сокровищами надмирной мудрости, к которым не прикоснется рука профана.

Что же касается исторического Востока, то русские также его придумывали, конструировали и пытались на нем заработать, считая, например, Китай — тюркской монархией навроде любой другой, нам близкой и привычной — «богдойский хан» и все такое. Восток так называемый всегда и для всех был плодом фантазий — комплекс манипулятивных представлений про «иного».

Таким образом, метафора «полукровки» — это просто какой-то эскапистский пир, геополитический толкинизм. Да, меня мама и папа родили, но я на самом деле не их, потому что эльф. Или хоббит. Так меня в переписях своих и пишите.

Тот самый Запад уже этап увлечения постколониальными исследованиями прошел, деконструировав ориентализм, потом его деконструкцию и нарожав еще десяток других концепций, а мы все внутренний диалог с Киплингом ведем и, красиво рисуясь, говорим, что, мы, конечно наполовину дети, наполовину бесы, но не такие, как придумал Томас Бабингтон Маколей в 1840-х, а совсем другие.

Это вам и вправду не реальный вполне Запад, воссоздающий Римскую империю всеми своими «свевскими» от Галиции карпатской до Галисии иберийской силами и стремящийся включить в нее весь мир.

То есть постоянно предлагаемый нам выбор «третьего пути» — это ложный выбор ввиду отсутствия пути второго. Есть Запад — и есть множество «незападов», каждый из которых «незапад» только до той степени, до которой включен/выключен в макроэкономических цепочках.

Любопытно, что конструируя собственные «миры» — СССР всегда исходил из этого подхода, плодя связности в том числе и без необходимости — помните анекдоты про производственные цепочки в СЭВ и СССР, когда глину для того, чтобы произвести свистульку в Польше, добывали на Дальнем Востоке.

Место в мире — это вопрос не экзистенциальный. А практический и экономический. Это не место «между», как нам любят объяснять, не «по ту сторону», не на вершине соседней, а место внутри в любом случае. Просто места могут быть разные. И геополитическая мощь — это способ достичь такого положения, чтобы расходы на смещение ее носителя с удобной ему позиции существенно превышали прибыли потенциальные смещающих.

А позиция «не надо нас никуда смещать, мы сами уйдем, завернувшись в плащ своей уникальности» — странная. Какая-то пораженческая.

Глеб Кузнецов, политолог