Posted 6 декабря 2018,, 16:22

Published 6 декабря 2018,, 16:22

Modified 31 января, 21:33

Updated 31 января, 21:33

Александр Сокуров. Все началось с доноса

6 декабря 2018, 16:22

Несколько месяцев идет проверка финансовой деятельности Фонда (Некоммерческого фонда поддержки кинематографа «Пример интонации», или Фонда Александра Сокурова — ред). Сначала это была обычная плановая проверка, которую проходят все подобные нам организации. А затем в полицию поступил донос от бывшего сотрудника Фонда. Этот человек занял большие деньги в Фонде и у меня, но, к сожалению, не вернул их ни туда, ни мне. Насколько я понимаю, действия этого господина связаны с желанием каким-то образом уйти от необходимости возвращения долга.

Насколько я знаю, директор Фонда Николай Янкин и его партнеры по производству приглашались следователями Петроградского района Петербурга для дачи разъяснений, показаний. Вопросы были, насколько я знаю, абсолютно экономические.

Фонд «Пример интонации» существует с 2013 года. Он ориентирован на работу с молодыми режиссерами, дебютантами. За это время сделано много короткометражных и полнометражных фильмов, которые создавались при участии Комитета по культуре Санкт-Петербурга и Министерства культуры России. Были и частные пожертвования.

Когда меня пригласили на собеседование, которое проходило уже в Адмиралтейском, а не в Петроградском районе, следователь несколько раз просил меня подписать заявление на проверку деятельности директора Фонда Николая Янкина. Я ответил следователю, как и всем сейчас отвечаю, что у меня нет претензий к директору, поскольку он выполнял все производственные задачи, которые стояли перед ним: подготовка к производству, оформление договоров и других документов, проведение подготовительного и съемочных периодов, постпроизводства, сдача всех материалов и документов по фильмам всем соответствующим организациям по итогам работы.

Никогда за все время деятельности у нас не было нарушения сроков, невыполнения объемов производства. Несмотря на то, что иногда это производство осуществлялось в очень непростых условиях. Надо учитывать, что режиссер-дебютант и группа его молодых коллег всегда работает трудно, постепенно адаптируясь к производственной культуре.

Изначально, когда Фонд образовывался, я искал молодого человека на должность директора, который сможет всецело заниматься экономикой и финансами нашей организации. Это была сложная задача, поскольку по всем документам Фонда я являюсь только художественным руководителем и не имею никакого отношения к оперированию средствами.

Из предложенных кандидатур я выбрал именно Николая Янкина, знающего пять языков, имеющего юридическое и экономическое образование, работавшего до того в крупных государственных и коммерческих структурах. У Николая жесткий характер, решения, которые он принимает, не всем и не всегда нравятся.

Доносы, которые поступили на деятельность Фонда со стороны бывшего сотрудника, основываются на агрессивном личном неприятии Николая, доходящем до ненависти. К сожалению, я очень поздно узнал, что у автора доносов несколько судимостей, как с горечью говорил мне его отец. Незадолго до наших событий этот человек написал донос на одного из своих друзей — офицера Военно-Морского флота, полностью разрушив его судьбу надуманными и агрессивными фантазиями.

Я знаю, что особенное внимание ко мне началось после того заседания Совета по культуре, где я задал президенту вопрос об Олеге Сенцове. Формально я не чувствовал никакого давления. Но когда началась ситуация с этим доносом, насколько я знаю, ФСБ активно подключилась к ней. По решению закрытого суда прослушивается мой телефон — видимо, для сбора дополнительной информации о моей гражданской, общественной, экономической деятельности.

Во что это выльется, не знаю.

Если я являюсь в представлении спецслужб опасным для государства человеком, тогда почему президент подписывает указ о введении меня в состав Совета по правам человека?

Где тут логика?

Конечно, при желании, настойчивости и провокативности следствия можно из любой ситуации создать уголовную. Мы все это знаем. Мне несколько раз говорили, что мой случай похож на случай уважаемого мною Кирилла Серебренникова.

Но, в отличие от его ситуации, я вообще не занимаюсь экономикой и никогда не проверял экономическую деятельность директора, поскольку никаких поводов для этого у меня не было.

Да у меня и нет разумения в современной бухгалтерии. Я имел какое-то представление об этом в советский период, когда режиссер-постановщик подписывал некоторые денежные документы, ясные и понятные в ту пору. Но пришло другое время, другие способы работы финансовых служб, и я совсем отстал от понимания процесса. Работая несколько лет с блестящим продюсером Андреем Сигле, даже когда бюджеты фильмов были несопоставимо больше наших нынешних дебютных, я никогда не вторгался в пространство экономики фильма.

Поскольку начало нынешней ситуации положено доносом, то продолжаться это может бесконечно. Один донос, второй, третий… Вопрос только один: какая конечная цель у следствия?