Кирилл Рогов. Эффект Буазизи и дело Голунова

В «Фейсбуке» эйфория: мы ломим, гнутся шведы. А я попробую сформулировать мое представление о ходе и факторах успеха «дела Голунова».

1) Заказ шел со среднего (хотя и весьма высокого, как мы почти знаем) уровня, но он не был политическим, т. е. не был включен в политические повестки Кремля, это частное дело, вычисленных Голуновым торгашей-силовиков, их заработки, косяки и проблемы;

2) Заказ был очень коряво исполнен, и эта корявость немедленно стала издержками для высшего политического руководства, что является недопустимым долбоклювством с точки зрения руководства (если не диверсией);

3) Политические повестки высшего руководства не подразумевали такой фигни посреди бела дня, Путин разговаривал с великим Си и демонстративно почти «прощал» Калви, рассчитывая на максимальный международный эффект этого сдвоенного события; особенный вопрос (который более всего меня и занимает) — прелюдией к чему является путинская умеренность; развитие кейса Голунова делает его еще более актуальным и интригующим;

4) журналистское поколение X, не имея сегодня своего центрового издания, сохранило мощную сетевую инфраструктуру и остается весьма сплоченным и влиятельным; это серьезная сеть, которая может мобилизовать правозащитников, адвокатов, влиятельные источники, повлиять на полулояльных коллег и пр.; оно во многом отстранено от формирования информационной повестки, но сохраняет свое влияние в основном благодаря «расследовательской журналистике», по которой «дело Голунова» (в случае успеха сил ада) наносило сокрушительный удар; в такой ситуации мобилизация — вопрос выживания;

5) «Медуза»; Москва достаточно демократический город, где хорошо представлена «оппозиция-2»; «оппозиция-2» — это люди, которые последовательно и принципиально не участвуют в политических повестках и политическом протесте, но разделяют их ценности; эти люди начинают свой день тем, что, открыв глаза, затем лениво открывают «Медузу»; Медуза включила их — они подписались за Голунова;

6) «эффект Буазизи»; Буазизи — это торговец овощами в Тунисе, у которого местная полиция, чтобы немного подзаработать, конфисковала овощи, как она делала это на местном рынке каждый день; Буазизи вышел на площадь и поджег себя; это привело к крушению пяти авторитарных режимов, существовавших десятилетиями и выглядевших непотопляемыми (в Тунисе, Ливии, Египте, Сирии и Йемене) и массовым восстаниям и протестам еще в четырех (Бахрейне, Алжире, Марокко, Омане); в российском контексте это выглядит так: социологические опросы фиксируют несколько снизившийся, но все еще очень высокий протестный потенциал массовых настроений; вместе с тем этот потенциал не имеет фокуса, точки консолидации и потому постепенно выдыхается; но задача не дать ему повода для консолидации (не дать им Буазизи) остается актуальной; эта логика заметна как в истории сквера в Екатеринбурге, так и в нынешней, московской.

Дисклеймер. Я ничуть не хочу принизить этим рассуждением значимости коллективной воли тех, кто все эти дни выходил в защиту Ивана Голунова. Это непреложный фактор: без него никогда ничего не случается. Никогда, ничего. Это рассуждение о том, почему эта воля иногда собирается в кулак, а иногда тонет в тине. Почему она иногда оказывается близка к успеху (и тогда к ней немедленно присоединяются те, кто выглядел еще вчера ее антагонистами), а иногда как рыба на поверхности лишь глотает воздух ртом?

Мне кажется также очень важным сегодня замечание, где-то брошенное Глебом Павловским: какие минимальные требования? Это важно: сформулировать требования, которые вытекают из «дела Голунова». Нет, не вот это вот: преступный режим должен снять штаны, поджечь на себе волосы и бежать в таком виде по Минскому шоссе. А реальные требования, то есть такие, которые поддерживает не только «оппозиция-1» (это мы умеем, но это ни к чему не ведет), но и «оппозиция-2». Чего мы обычно не умеем.

Кирилл Рогов, политолог