«У нас же война»

О приближении к районам боевых действий в Луганской области Украины можно догадаться, еще находясь на территории России. Из окна пассажирского автобуса на трассе Ростов-на-Дону – Донецк (ростовский) видны БТРы, спрятавшиеся в лесополосах грузовики с российскими военными и здоровенная вращающаяся антенна в полях, видимо, пеленгующая полеты вражеских самолетов.

Под Донецком развернут палаточный городок для украинских беженцев. По словам местного таксиста, поток в последнее время уменьшился: видимо, все, кто хотел уехать с Украины, уже это сделали. Если раньше людям не хватало мест и порой приходилось прятаться от солнца под кустами, то теперь некоторые палатки даже пустуют.

На российском КПП «Донецк» я делаю пару фотографий притаившихся за забором белых «КАМАЗов» с гуманитаркой и перехожу границу. КПП «Изварино» на украинской стороне контролируется ополчением ЛНР. В роли таможенников выступают колоритные дядьки в камуфляже и с автоматами. На здании таможни - большая надпись «ЛНР», развеваются флаги Новороссии. Впрочем, кое-где сохранились и информационные плакаты с надписью «Украина». Здесь я узнаю, что мне не удастся провезти на территорию ЛНР фотоаппарат. Оказывается, провоз фото-, видео- и аудиоаппаратуры запрещен. Запрет выглядит тем курьезнее, что подобная «аппаратура» имеется в каждом мобильном телефоне. Но люди в камуфляже непреклонны: «А у нас приказ!..». Чтобы журналисту полноценно работать на территории ЛНР, надо ехать в Луганск, там аккредитоваться, а потом возвращаться за аппаратурой в Россию. Но дорога-то на Луганск перекрыта украинскими войсками…

Со вздохом отдаю фотоаппарат своему товарищу-спутнику, и он поворачивает назад, в Россию. А я прохожу кордон как обычный турист и оказываюсь в ЛНР.

Первое впечатление - как будто вдруг попал в какую-то страну «третьего мира». Автотрасса Изварино – Краснодон выглядит так, словно ее бомбили. Сельские дома имеют захиревший, неухоженный вид. Понятно, что разруха возникла не за месяцы войны, не с момента Майдана и даже, наверное, не за время правления Януковича - пока Украину возглавлял уроженец Донбасса, региону, скорее, наоборот, уделялось больше внимания. И тем не менее… Оживить унылую картину, видимо, должны автобусные остановки, выкрашенные в желто-голубые цвета. Но последние события внесли свои коррективы: практически каждая «патриотическая» остановка исписана «сепаратистскими» лозунгами. А на голову поселковому памятнику Ленину кто-то водрузил воинскую каску.

По пути замечаю отдельные группы ополченцев и небольшие блок-посты.

В Краснодоне ощущение упадка не покидает. Отправляясь в путешествие, я прочитал отзывы о местной гостинице, написанные еще в мирные времена. Положительных среди них не оказалось. Будучи оптимистом, я подумал, что оставили их какие-то мажоры, воротящие нос от «совковой» обстановки. Оказалось, что отчеты вполне правдивы: старый полуразвалившийся шкаф, пружинная кровать, мертвые насекомые между оконными рамами, зашмыганная ванна. «Ну и ладно. Зато всего 120 гривен (около 327 руб.) за номер», - думаю я.

Мобильной связи и Интернета в городе нет. Полная информационная блокада – не связаться ни с редакцией, ни с родными.

Оставив вещи в номере и надев на всякий случай по одежду кевларовый бронежилет, выхожу погулять по вечернему Краснодону. Город выглядит все же поприличнее, чем сельская местность. Бурьян и трава, пробивающиеся сквозь потрескавшийся асфальт, – явное свидетельство запустения лишь последних военных месяцев. На стенах многоэтажек можно часто увидеть граффити с российским триколором и лозунги в стиле: «Пора домой!» и «Слава России!».

В Интернете писали, что в Краснодоне «работают магазины и общественный транспорт». Продуктовые магазины и супермаркеты, действительно, как-то функционируют, но полки в них – полупустые. Немногочисленные покупатели жалуются на жизнь и перекрытые дороги из Харькова, откуда раньше, видимо, привозили товары. Непродуктовые магазины просто закрыты. Общественный транспорт выглядит очень старым.

На вечерних улицах Краснодона людей довольно мало. Время от времени проезжают грузовики с вооруженными ополченцами и даже БТРы. Замечаю в центре города иностранных журналистов - их микроавтобус с надписью «TV» почему-то стоит возле киоска с шаурмой.

Побродив по улицам, направляюсь к единственной обнаруженной мною работающей кафешке. У входа стоит милицейская легковушка: сама машина расписана украинской госсимволикой, но в салоне замечаю флажок РФ.

Посетители кафе – исключительно ополченцы с автоматами. Среди них явно есть российские добровольцы, это можно понять по кавказскому акценту. Мужчины в камуфляже перекидываются шутками с девушками-барменшами. «Убери автомат», – деловито говорит одна из них посетителю, бросившему оружие в дальнем углу.

Заказываю пиво и шашлык (обошлось в 101 гривну - примерно 275 руб.) и располагаюсь на летней веранде. В кафе постоянно подъезжают и вновь уезжают ополченцы. Я – единственный гражданский – выгляжу среди них как белая ворона.

Когда моя трапеза уже подходит к концу, за соседним столиком размещаются трое мужчин среднего возраста в камуфляже. Через какое-то время они интересуются у меня, который час. Я называю время, уточняя, что это – «по Москве». Тут выясняется, что время их не интересует – у каждого есть наручные часы. Просто захотели завести разговор. Приглашают меня за свой столик. Говорят, что я с первого взгляда произвожу впечатление «не местного». Опытным глазом замечают бронежилет под моей одеждой. Сами, они, впрочем, тоже не местные - видимо, российские добровольцы. Один из них имеет монголоидные черты лица, и собеседники шутят, что он «похож на западенца». Рассказывают, что в кафе днем бывают и гражданские посетители. Попутно просят показать мое журналистское удостоверение - «у нас же война».

Темнеет, и новые знакомые предлагают подвезти меня до гостиницы. Я говорю, что и пешком дойду, но меня предупреждают: «Уже темно на улицах, тебя и задержать могут». Выйдя из кафе, замечаю, что на автомобиле моих сотрапезников вместо госномера – табличка с надписью «KGB». «Хотят проверить – действительно ли я остановился в гостинице», – понимаю я, но виду не подаю. Довозят, прощаемся. Видимо, хоть я и произвожу впечатление не местного, но на шпиона не похож.

Вечером идет ливень с небольшой грозой. Когда дождь заканчивается, вдалеке продолжает громыхать. «Артиллерийская канонада, догадался Штирлиц».

Поскольку дорога на Луганск остается перекрытой, без аккредитации и фотоаппарата в Краснодоне делать больше нечего. И я решаю наутро ехать обратно в Россию.

Утренний Краснодон выглядит, не в пример вечернему, довольно оживленным. Люди едут-идут на работу и по своим личным делам. На улицах расположились торговцы, шумит рынок.

У киоска-шаурмятни вновь вижу иностранных журналистов. Один даже раскрыл ноутбук, стоя у столика. Подойдя ближе, понимаю, почему они облюбовали это место: на мой мобильник стали приходить СМСки. Оказывается, здесь ловится сигнал одного из российских сотовых операторов. Вид человека, разговаривающего по мобильнику, вызывает небольшой ажиотаж у прохожих. «Что, «Киевстар» заработал?», – с надеждой спрашивают у меня. Узнав, что принимает сигналы российская симка, разочарованно отходят. Один из прохожих просит у меня позвонить родным, уехавшим в Россию. Вопреки легенде о разгуле криминалитета в Донбассе, мужчина не убегает с моим телефоном, а, позвонив, даже предлагает оплатить проговоренные минуты - конечно, отказываюсь.

Решаю напоследок посетить музей «Молодой гвардии». Но служители музея сообщают, что экспозиция убрана. Вероятно, ее хотят спасти для потомков от вероятных обстрелов.

За сутки пребывания в Краснодоне я, видимо, стал больше похож на местного. Таксист, которого я «поймал», чтобы добраться до границы, не опознает во мне приезжего и предлагает ехать не в российский Донецк, а в Гуково. По его словам, на переходе «Изварино-Донецк» не пропускают в Россию мужчин призывного возраста, а на «Червонопартизанск-Гуково» - пропускают. Объясняю, что я — россиянин. И без приключений возвращаюсь домой.

Дмитрий Ремизов