Posted 4 августа 2016,, 15:51

Published 4 августа 2016,, 15:51

Modified 31 марта, 02:24

Updated 31 марта, 02:24

«Любая империя играет в свои игры»

4 августа 2016, 15:51
Россия в некотором роде подтолкнула Грузию к Европе, но вовсе не из альтруизма, считает кандидат исторических наук Сергей Маркедонов.

О том, какую роль сыграл Георгиевский трактат в истории России и Грузии и как отношения двух стран влияли на развитие грузинского национального проекта, в интервью «Росбалту» рассказал доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ Сергей Маркедонов.

— 4 августа (24 июля по старому стилю) 1783 года был подписан Георгиевский трактат, закрепивший покровительство и верховную власть Российской империи над грузинским царством Картли-Кахети. Сегодня этот договор оценивается довольно неоднозначно. В России предпочитают говорить преимущественно о том, что, подписав его, Российская империя спасла Грузию от Персии и Османской империи. В Грузии документ считают «кабальным». Но если постараться подойти в вопросу без эмоциональных оценок, то что можно сказать о роли, которую Георгиевский трактат сыграл в истории России и Грузии?

— Однозначных выводов, конечно, здесь быть не может. Для России конца XVIII века выход к Грузии был крайне важен в контексте расширения границ, усиления влияния на Северный Кавказ и продвижения на Восток. Для нее тогда остро стоял вопрос инфраструктуры и безопасности в этом регионе. Сейчас говорят, что это старые имперские задачи. Но в тот период, когда трактат был подписан, другие задачи российское государство ставить перед собой и не могло. Это было время борьбы империй — можно было быть или империей, или ее частью.

Так что с этой точки зрения продвижение на Кавказ представлялось крайне важным. Понятно, что эта задача решалась не одномоментно. Говорить о том, что вопрос присоединения Грузии был решен во время подписания Георгиевского трактата, просто некорректно. Он не предполагал прямое вхождение в состав Российской империи всех грузинских земель, которые в то время не составляли единое государство. Подписывая трактат в Георгиевске, царь Картли-Кахетии Ираклий II отказывался от «всякого вассальства или под каким бы то титулом ни было, от всякой зависимости от Персии или иной державы» и признавал покровительство России. Но так или иначе, Георгиевский трактат стал очень важной частью утверждения России в регионе и ее продвижения на Восток. Кроме того, он способствовал ослаблению позиций традиционных российских оппонентов — Персии и Османской империи.

И впоследствии именно «под российской шапкой» постепенно происходил процесс формирования грузинского национального ядра. В состав Российской империи первые грузинские земли вошли в 1801 году, и только в результате серии войн XIX столетия с Персией и Османской империей были присоединены многие территории, входящие в состав современной Грузии. К примеру, Ахалкалаки и Ахалцихе отошли к России после Адрианопольского мирного договора 1829 года, Аджария — только в результате русско-турецкой войны 1877-78 годов. Но старт этому процессу был дан именно благодаря подписанию Георгиевского трактата. Это был первый шаг к собиранию грузинской земли.

Кроме того, переориентация на Россию принесла Грузии приобщение к Европе. Сам запрос на европеизацию сформировала Российская империя. Только тогда к грузинам пришли европейская литература, культура, повседневный уклад жизни. К середине XIX века Тифлис стал европейским городом. К примеру, при графе Михаиле Воронцове, который был наместником на Кавказе в 1840-50-х годах, в Тифлисе появилась итальянская опера. 5 сентября 1845 года тифлисцы и гости города услышали на сцене театра первую оперу — это была «Фенелла, или Немая из Портичи» Даниэля Обера. Александр Дюма в книге «Путешествие по Кавказу» писал: «За свою жизнь я видел почти все театры, но ни один из них по красоте не может сравниться с Тифлисским». Построен, к слову сказать, он был по проекту специально приглашенного итальянского архитектора Джованни Скудиери. Грузия в определенном смысле превратилась в жемчужину Российской империи. Вряд ли все это было бы возможно при османах или персах.

— Но в то же время из-за процессов, которым положил начало Георгиевский трактат, Грузия в итоге потеряла независимость и государственность. Понятно, что история не терпит сослагательных наклонений, но если бы Ираклий II не пошел на сближение с Россией, были ли вообще шансы эту государственность сохранить в условиях постоянной угрозы со стороны Персии и Турции?

— Возможно, государственность и не была бы уничтожена, но вот каково было бы ее качество — большой вопрос. Да и, как я уже сказал, единой грузинской государственности в конце XVIII века в принципе не было. Сам вопрос о существовании некой Грузии в тот период абсолютно искусственный. Грузией тогда называли иногда и весь Кавказ в целом. Имеретия — это была одна государственность, Картли-Кахетия — другая, Мегрелия с князьями Дадиани — третья.

Еще раз повторюсь: грузинские земли, которые легли в основу современной независимой Грузии, сформировались благодаря Российской империи. И вовсе не потому, что она была такой альтруистической державой. Это наши сегодняшние профессиональные патриоты говорят, что Россия, в отличие от Англии, всегда всем помогала и желала только добра. Любая империя играет в свои игры. Она не помогает, а решает свои задачи. И продвигает интересы других ровно в той степени, насколько они совпадают с ее собственными. И Россия, и Англия развивали промышленность и инфраструктуру на подконтрольных территориях в своих целях, но в то же время они объективно помогали формированию предпосылок для возникновения будущих независимых государств.

— А насколько грузинский нобилитет чувствовал себя комфортно среди российского дворянства?

— Он стал его частью, хотя в империи не все дворянские роды были утверждены в княжеском достоинстве. Тем не менее, многие грузинские князья стали выдающимися государственными и военными деятелями России — например, Багратиони или Чавчавадзе. Грузинская знать породнилась со многими русскими дворянскими родами. Ее представители учились в лучших российских университетах, посещали европейские столицы.

Кстати, Грузия сыграла немалую роль в покорении Северного Кавказа. Притом не только офицеры. В отражении атак Шамиля участвовали и милицейские грузинские формирования. А почитайте текст приветствия предводителя Тифлисского дворянства Дмитрия Кипиани к Великому Князю Михаилу Николаевичу после победы у Красной Поляны в 1864 году! Он проникнут духом верноподданичества и поддержки: «Ваше Императорское Высочество! Вы довершили покорение Кавказа и тем внесли в историю неразлучное с вашим именем событие громадной важности. Избранные грузинским дворянством, приносим Вашему Императорскому высочеству поздравление от имени всего сословия».

— Тем не менее, в XIX веке уже начал формироваться грузинский национальный проект. На что он опирался?

— В XIX веке Грузия развивалась, как тут не вспомнить Михаила Юрьевича Лермонтова, «за гранью дружеских штыков». И постепенно эта грань становилась слишком тесной. Формировалась территория, и одновременно — представление о том, что ей нужен собственный выход в мир. Влияние Европы, которое пришло через Россию, и процессов, происходивших в ней в XIX веке, также оказалось весьма значительным.

В итоге к началу ХХ века начал формироваться не только грузинский националистический проект, но и армянский, азербайджанский и даже северокавказский. Это был неизбежный процесс.

Получилось, что в рамках имперского дискурса помощь Грузии и ее участие в жизни страны приветствовались, а националистический дискурс все это отталкивал. Возникло большое противоречие, проявившееся во время революционных потрясений, распада Российской империи и формирования национального государства. В мае 1918 года была провозглашена независимая Грузинская демократическая республика, которая в течение трех лет своего существования была в антагонизме и с «белой», и с «красной» Россией.

Противоречия не закончились и в советский период. Любое национальное государство начинается с границ, а значит — и с территориальных претензий. И Грузия, возникшая в 1918 году, не смогла до конца решить проблему территориальной целостности. Речь идет не только о конфликтах на территории современных Южной Осетии и Абхазии, но и с соседями — Арменией и Азербайджаном. Эту «работу» завершила уже советская власть. Проводя свою генеральную линию, она, как в прошлом и Российская империя, формировала через национальную политику предпосылки для возникновения будущих отдельных государств. Ну а когда СССР начал распадаться, на первый план опять вышли противоречия грузинского и других малых национальных проектов.

— В разговорах с теми, кто хорошо помнит советский период, можно нередко услышать, что «так хорошо, как Грузия, не жила почти ни одна республика СССР». Тем не менее, националистическое движение в Грузии к концу 1980-х годов можно сравнить разве что с прибалтийскими. Как объяснить этот парадокс?

— Безусловно, если исходить из материальных критериев, — например, того, как решалась проблема снабжения, — то Грузия жила намного лучше большинства регионов РСФСР. Но ведь национальный проект не строится исключительно на количестве масла и молока.

Мне кажется, что удивительным образом на «уход» Грузии от СССР повлиял процесс десталинизации. Он в Грузии многими воспринимался как покушение на некий особый неформальный статус республики. После тбилисских событий 1956 года связь с большим советским проектом стала слабеть. Проявлялось это в очень разных сферах. Например, сильно сократилось количество грузин в советской армии — до того «откосов» почти не было. Меньше людей шли и в военные училища. Потом подключились антисоветские, диссидентские движения. Стала расти теневая экономика. Все это стало хорошей почвой для нового этапа развития националистических настроений.

— В совместной истории России и Грузии есть как весьма неоднозначные, так и определенно положительные для обеих сторон моменты. Можно ли использовать их как фундамент для построения новых российско-грузинских отношений?

— Я думаю, что наши отношения не следует излишне историзировать. Все эти моменты должны быть уделом профессиональных специалистов, а не предметом сиюминутных телеспоров и газетных сенсаций. Если мы начинаем спускать исторические споры на массовый уровень, то появляется масса спекуляций. Так что выстраивать отношения на истории вряд ли возможно. Историю можно использовать только как вспомогательное средство. Нужно искать какие-то современные прагматические развязки, и на их фоне можно апеллировать к каким-то сюжетам прошлого для подтверждения нынешней повестки. Только тогда есть шанс продвинуться вперед.

Беседовала Татьяна Хрулева

Материал подготовлен в рамках совместного проекта с Фондом поддержки публичной дипломатии им. Горчакова.