Posted 24 апреля 2017,, 21:30

Published 24 апреля 2017,, 21:30

Modified 31 января, 14:59

Updated 31 января, 14:59

Цена победы Макрона станет известна летом

24 апреля 2017, 21:30
Парламентские выборы во Франции, которые назначены на июнь, могут оказаться важнее президентских, отмечает аналитик Арно Дюбьен.

Политические группы во Франции и их электорат идеологически почти непримиримы, и какой-то одной из противоборствующих сил будет очень сложно править страной, имея лишь частичную поддержку избирателей. Об этом в интервью «Росбалту» рассказал директор Франко-российского аналитического центра «Обсерво» Арно Дюбьен.

— Во второй тур президентских выборов во Франции с небольшим отрывом друг от друга вышли Эммануэль Макрон и Марин Ле Пен. То есть впервые в истории Пятой республики уже в первом туре проиграли все кандидаты, представляющие традиционные партии. Насколько серьезные перемены в политической системе страны это означает?

— Победа Эммануэля Макрона и Марин Ле Пен подтвердила развитие эрозии политической и в особенности партийной системы. То, что социалисты и правоцентристы, поочередно правившие Францией на протяжении десятилетий, не попали во второй тур — это политическое землетрясение.

Победил в итоге запрос на обновление в лице Макрона. Правда, реальное или мнимое это обновление, можно поспорить. Но, тем не менее, такая тенденция обозначилась еще в прошлом году, когда Франсуа Олланд не стал выдвигаться на второй срок и в то же время из предвыборной гонки вылетели Ален Жюппе, Николя Саркози, Мануэль Вальс и другие.

Пока Франция еще не перешла окончательно, но уже переходит от биполярной политической системы к четырехблоковой. У всех политических групп — левых и ультралевых, центристов в лице Макрона, правых, которых представлял Франсуа Фийон, и ультраправого «Национального Фронта» — сейчас приблизительно по 25% голосов избирателей. Меня настораживает то, что эти блоки и их электорат идеологически почти непримиримы. Какой-то одной из этих сил будет очень сложно править страной, имея такую небольшую опору.

Поэтому уже сейчас центральным вопросом становятся парламентские выборы, намеченные на 11 и 18 июня. Традиционно партия новоизбранного главы страны набирала большинство в парламенте — это была некая «премия для президента». Но в контексте, когда старые схемы не работают и у Макрона, по сути, пока не сформирована собственная партия, возникает большой вопрос, сможет ли он набрать большинство. И даже если ему это удастся, скорее всего, оно будет довольно разношерстным.

Старая система однозначно подорвана, хотя я бы не сказал, что она разрушена. Макрону точно будет непросто ее реформировать. И парламентские выборы могут помочь социалистам и правым собрать остатки своих сил.

Также очень важно обратить внимание на то, что во французской политике появился новый водораздел. Традиционные границы между правыми и левыми размываются. Сейчас становится актуальным деление на сторонников продолжения интеграционных процессов в Европе и их противников.

Кроме того, наметилась еще одна разделительная линия. Если посмотреть на электоральную карту вчерашних выборов, то видно, что успешная, процветающая, оптимистическая Франция больших городов проголосовала за Макрона. А периферийная Франция маленьких городков и деревень, где ситуация достаточно трудная, поддержала Ле Пен. Одним словом, Франция расколота как никогда.

— В то же время во втором туре интрига фактически убита и Ле Пен почти наверняка проиграет…

— По-моему, только в России верили, что Ле Пен сможет стать президентом Франции. В восприятии Ле Пен в вашей стране есть одна специфика. В России не понимают или не хотят понять, что несмотря на политическую эрозию, о которой я говорил, большинство французов не воспринимают «Национальный фронт» как нормальную партию. Идеологически, в ретроспективе, она восходит к мрачным эпизодам нашей истории. Во-первых, это коллаборационистский режим Виши, сотрудничавший в нацистами. Второй момент — связь со сторонниками «Французского Алжира», то есть апартеида в Северной Африке. Эти исторические моменты остаются фоном вплоть до сегодняшнего дня. Марин Ле Пен многое сделала, чтобы «отойти» от наследия своего отца. Но она символ собственной фамилии и истории партии. Французы сильно политизированы и хорошо помнят историю. Так что антирейтинг Ле Пен остается очень высоким, поэтому она все еще непроходная.

— Однако идеи ее партии уже очень сильно влияют на политический расклад во Франции и, очевидно, будут влиять и дальше…

— Конечно, «Национальный фронт» укоренился, расширил свою географию. Число сторонников партии растет. Поддержка более семи миллионов избирателей в первом туре — это колоссальный результат. Но стратегическая проблема остается нерешенной: «Национальный фронт» — партия без союзников. А во Франции без них ни на парламентских, ни на президентских выборах к власти не придешь. То же самое было с французской Коммунистической партией, на которую упорно ставил Советский Союз. С 1945 года до 1980-х годов она была одной из первых партии страны, но у нее был «потолок», выше которого ей было не подняться. У Ле Пен та же проблема. Во втором туре она может набрать 35-40% процентов в зависимости от явки, но не более того.

— В конце 2016 — начале 2017 года большинство аналитиков предрекали победу Франсуа Фийону. В чем причина его поражения? Она кроется исключительно в коррупционном скандале или здесь есть нечто большее?

— Скандал, о котором вы говорите, сыграл очень большую роль. Меня даже поразило, как он освещался в прессе. Я не ожидал такого массированного и консолидированного нападения на кандидата. Была явная цель политически убить Фийона. И это удалось, правда, не без проблем. Для выхода в второй тур ему не хватило 2-3%. Если бы не было коррупционного разбирательства, он бы точно продолжил участие в президентской гонке.

Вся эта история была очень привлекательна для СМИ, которые включились в информационную атаку. Причем, хотя она прошла с подачи власти, я бы не списывал все на «заказуху». Дело в том, что сами журналисты не любили Фийона, потому что он не любил их. К тому же, многим не нравилось, что Фийон — открытый католик. Вопросы вызывала и его внешнеполитическая программа — притом не только в отношении России. Его голлистские позиции не нравились многим. Но, конечно, главное, что он сам дал повод для скандала, и эта история стала главной причиной его поражения.

Теперь основной вопрос состоит в том, как правые будут бороться и спасать свою партию на парламентских выборах. Скорее всего, эти процессы будут возглавлять ставленники Саркози.

— В последнее время многие также отмечали, что во Франции сейчас доминируют правые настроения. Лидерство Макрона в первом туре, а также большое количество голосов, отданных за ультралевого Жан-Люка Меланшона, — это свидетельство того, что потенциальный «поворот направо» во Франции переоценен?

— «Правый поворот», конечно, переоценен, но не полностью. Половина электората Макрона —правоцентристы, разочаровавшиеся в Фийоне, или те, кто не принял его слишком правую позицию. Исторически многие из них никогда не голосовали за социалистов.

Все гораздо сложнее. Франция сейчас все-таки скорее правая, чем левая. Мы очевидно увидим это на парламентских выборах, которые не будут сосредоточены на конкретных личностях, таких как Меланшон или Макрон. Именно в июне может проявиться настоящий расклад сил в стране.

— В общем, президентскими выборами непредсказуемость во французской политике не ограничивается…

— Да, и это один из элементов этой беспрецедентной мозаики. Не исключено, что на этот раз парламентские выборы окажутся важнее президентских. По крайней мере, к тому времени у нас будет президент, которого нельзя назвать ни правым, и ни левым. В такой ситуации возможны различные коалиции. Все это очень интересно и необычно. Как правило, парламентские выборы — формальность. Но не в данном случае. Именно они покажут, действительно ли началось формирование новой политической системы. Это будет борьба между процессом обновления системы и попытками сохранения старой.

— Какие были основные темы этой предвыборной кампании? Что сегодня, в первую очередь, волнует французов?

— В основном — экономика. Франция в целом пребывает в глубокой депрессии. Со стороны это утверждение может показаться очень странным, но это так. Главная причина таких настроений кроется именно в экономических проблемах. В стране высокая безработица, и старая модель не работает. А реформы то ли не хотят проводить, то ли не знают, как это сделать. Есть ощущение, что новое поколение будет жить хуже, чем родители. Такого не было очень-очень давно.

Также сейчас Франция столкнулась с кризисом идентичности. Во многом я здесь вижу сходство с Россией. У нас сильны традиции мощного централизованного государства, которые не стыкуются с глобализацией и европейским проектом. Это экзистенциональные вопросы, которые волнуют большинство.

Потом серьезное беспокойство вызывает ослабление Франции в Европе и в мире. Опять же Франция, как и Россия, мыслит себя не иначе как великой державой. По крайне мере, до недавнего времени. И собственное ослабление воспринимается французами крайне болезненно. Ну и, конечно, сейчас очень остро встал вопрос терроризма и безопасности. Так что факторов, которые глубоко тревожат французов, очень много.

— Какие ответы на эти вопросы предлагает без двух недель новый президент Франции? Чем он привлек избирателей?

— В том-то и дело, что во многом он привлек своим новым лицом, а не сущностью программы. Кстати, долгое время он ее и не раскрывал. Макрон понимал, что его электорат состоит из очень разных людей, с разным политическим прошлым и разными взглядами.

Я думаю, новый французский президент предложит реформы либерального характера, не столь жесткие, как задумывал Фийон. Во внешней политике он будет придерживаться принципа сохранения статус-кво. Скорее всего, Макрон будет прислушиваться к канцлеру Германии Ангеле Меркель, причем на позициях младшего и даже в какой-то степени слабого партнера. Программа, на самом деле, не очень важна. Победу Макрона объясняет то, что его не восприняли как преемника нынешнего президента, которым он на самом деле и является. Избиратели решили, что Макрон — новый политик, не работавший в старой партийной системе. Именно это объясняет его успех. А вот что он будет делать и что он сможет сделать — пока абсолютно неясно.

Конечно, удивительно, что в итоге де-факто именно преемник Олланда станет президентом. Я бы сказал, что это и есть прелесть и трагедия политики.

Беседовала Татьяна Хрулева