Репрессии лечат страх

В то время как одна часть властной элиты утверждает, что для того, чтобы крепче объединиться, надо вначале максимально размежеваться, другие возражают, не опасаясь упреков в нарушении «партийной дисциплины». По их мнению, нельзя использовать все имеющиеся в наличии средства принуждения и запугивания оппонентов – очень быстро они просто станут к ним невосприимчивыми.

Одним из главных предметов для обсуждения на минувшей неделе по-прежнему оставался слух о конфликте между Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым. При этом они оба сами активно подогревали его. Вначале президент велел премьеру вынести порицание нескольким министрам, которые сверстали бюджет так, что он стал противоречить майским президентским указам, закреплявшим социальные обещания, розданные в период предвыборной кампании. Премьер взял паузу. И тогда Путин своим указом вынес дисциплинарное взыскание министрам образования, труда и регионального развития.

Прошло совсем немного времени, как Дмитрий Медведев сообщил, что все необходимые коррективы в бюджет внесены. Хватит спорить, бюджет готов и отправится на рассмотрение Госдумы в том виде, в каким есть сейчас. Документ, по словам премьера, сверстан, исходя из объективных показателей, и серьезно корректироваться уже не может.

В связи с этим ряд СМИ сразу указали, что пожелания президента в бюджете учтены не в полной мере. Некоторые даже предположили, что налицо «конфликт в верхах». Комментаторы постарались обратить внимание публики на слова Медведева о том, что ему тоже никогда не нравился бюджет, когда он «работал президентом». А также на то, что все недостающие доходы предполагается изыскать за счет дивидендов «Роснефтегаза», то есть компании, контролируемой Игорем Сечиным. Не остановило комментаторов и то, что премьер, поясняя принятое решение, сослался на «строгое бюджетное правило».

«Конфликтная» версия столь же успешно подпитывалась и некоторыми другими заявлениями Дмитрия Медведева. Например, о том, что вовсе не обязательно запрещать чиновникам и депутатам иметь счета и недвижимость за рубежом. Мол, вполне достаточно будет, если они их просто будут честно декларировать. Что, кстати, всего через несколько дней вылилось в заявление некоторых единороссов об их готовности внести в проект закона поправки, устанавливающие «разумную» нижнюю черту по стоимости для декларируемой собственности.

Действительно, некоторые эксперты считают, что резкие ограничения, которые не позволят больше чиновникам зарабатывать в России, а тратить эти деньги за рубежом, могут привести к расколу правящей элиты. Об этом же прямо заявлял не так давно и бывший министр финансов Алексей Кудрин. Тем более, что эти изменения накладываются на резкую смену правил игры, символом которой является так называемое «дело Гудкова».

В условиях, когда элиты теряют собственность за границей, оказываются полностью зависимы от верховной российской власти и, в то же время, на родине им никто не гарантирует неприкосновенность, есть от чего взбунтоваться.

Правда, есть и другая, не менее логичная версия. Она исходит из того, что в высших эшелонах нынешней российской власти все уверены, что их персонально новые репрессивные меры не затронут. Они надежно защищены личной близостью к президенту и никакие законы о зарубежной собственности для них не писаны – достаточно просто вести себя более осторожно.

Но, в то же время, эти люди видят, что продолжается нагнетание страстей. Та группа, в окружении президента, которая сегодня отвечает за внутреннюю политику, нацелена на жесткое размежевание общества, избавление от «врагов народа» и низведение их до полного ничтожества. И жесткость предлагаемых мер против любого рода инакомыслящих стремительно возрастает.

При этом практический смысл этих ужесточений не всегда ясен. Ведь «несистемная» оппозиция, наконец, стала реальной частью политической системы, сложившейся при Путине, и служит балансом, не позволяющим критически снизиться уровню поддержки населением его политики.

В результате возникают слухи о существовании некоей влиятельной группы «миролюбцев» во властных структурах. СМИ пишут, что они хотят умеренной либерализации. Но более верится, что их пугает возможность того, что общество утратит страх. Административных арестов оппозиция уже не боится, ее социальная поддержка заметно расширилась, по сравнению, скажем, с 2011 годом.

Скоро, возможно, недовольные перестанут бояться и уголовных дел, а также пресловутых «посадок». Как показал суд над Pussy Riot, уже сейчас хватает тех, кто хочет примерить на себя венец мученичества. «Так что же будет дальше?» - спрашивают противники резкого углубления репрессий. Не появится ли у нас таких же «борцов с режимом», как, например, на Северном Кавказе?

Не перестанут ли наказуемые бояться наказаний и не распояшутся ли совсем? Как писал в своих воспоминаниях барон Врангель, в 1920 году «исполнение приговоров над присужденными к смертной казни предписывалось не производить публично», поскольку, по его мнению, «при общем огрубении нравов публичное приведение приговоров в исполнение мало устрашало, вызывая лишь еще большее нравственное отупение». Вот и в российском обществе эффект вполне может оказаться аналогичный. Хотя до снятия моратория на смертную казнь и тем более публичных казней даже самые серьезные радикалы в верхних эшелонах власти в своих призывах «навести порядок» пока не дошли.

Иван Преображенский

Перейти на страницу автора