Питание как маркер социального неравенства

Питание вошло в пространство социологического дискурса в конце XX — начале XXI века. В последние тридцать лет сформовалось несколько специальных социологических теорий: социология еды, социология питания, социология меню и т. д. И даже — философия питания. К примеру, французский постомодернист Ж.Бодрийяр отмечает, что императив худобы в западном обществе не обусловлен ни медицинскими, ни эстетическими нормами, ни культурой соблазна, а является знаком различия, маркирующим моду и престиж. В России социологические работы о питании пока единичны. Возможно, потому, что значительная часть общества еще не успела сформировать к нему «теорию отношения».

По данным Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения, в 2011 году нормальный вес имели лишь около 40% населения России, ожирение 2-й и 3-й степени — около 25%. При этом соблюдают диету, чтобы сбросить вес, лишь 8% опрошенных. Наряду с высоким числом тучных людей, в России наблюдается другая крайность — высокий процент страдающих дистрофией. Так, среди призывников в армию (а они в основном представители бедных слоев общества) дефицит массы тела имеют до 25% новобранцев, до 20% — рост ниже нормы.

Тем не менее, и в России еда становится социологическим маркером неравенства. В исследовании социолога Елена Дейхиной «От ремонта к созданию интерьера: преобразование персонального жилого пространства в советской и постсоветской России», проведенном еще в середине 2000-х, рассказывается об этом. К примеру, регулярное преимущественное потребление вина (вместо других алкогольных напитков) и говядины — это четкий маркер обеспеченности в России. Дейхина замечает несколько интересных подробностей в особенности питания россиян в зависимости от их достатка:

«В праздники представители всех статусных групп отдают предпочтение салатам. Салаты вообще воспринимаются как праздничная еда, и если ее готовят в будни, то для того, чтобы „побаловать“ домашних. У людей, занимающих более высокое социальное положение, в праздничном меню уделяется особое внимание бутербродам в качестве закусок, а также горячим блюдам, как правило, запеченным (это может быть мясо или рыба), которых может быть несколько. У представителей менее доходных групп в качестве праздничной еды воспринимаются продукты, которые они не могут себе позволить покупать каждый день, например фрукты.

Сервировке стола уделяется особое внимание во время повседневных приемов пищи в семьях среднего и высокого социального уровня, если в этих семьях в целом тратится достаточно времени на приготовление еды. При обсуждении сервировки стола указывается наличие ножа и вилки, салфеток определенной цветовой гаммы, а также на специальное оформление блюд. В праздники в таких семьях уделяется еще более пристальное внимание оформлению стола.

Также интересным является то, что в семьях, занимающих высокое социальное положение, отмечается склонность к употреблению более здоровой пищи среди женщин, тогда как мужчины не демонстрируют такого стремления. Другая важная причина, отмеченная информантами, заключается в том, что в обществе существуют разные стандарты для мужчин и женщин относительно внешности и, в частности, излишнего веса. Мужчине не обязательно ограничивать себя в еде и контролировать вес (сидеть на диетах, следить за калорийностью и режимом питания), для того, чтобы пользоваться успехом у противоположного пола. Мужчина, занимающийся правильным питанием — это, как правило, представитель высокостатусной группы больших городов».

Еще в одной работе о социологии питания «Аскетические, дисциплинарные и самоограничительные практики как фактор формирования стратегий питания в современной России» профессора кафедры социологии МГИМО Натальи Зарубиной (журнал «Вестник социологии», № 14, 2015) рассказывается о почти полном отсутствии религиозной аскезы в питании россиян. В этом отношении Россия выглядит вполне европейской страной, причем на уровне низкорелигиозных стран (типа скандинавских).

Зарубина пишет: «Для религиозной регламентации питания больше подходит определение аскезы, которую М.Вебер рассматривал в качестве методики достижения спасения через активную деятельность, регламентированную и рационализированную религиозными принципами. Пищевые ограничения можно отнести к особо выделенной Вебером „гигиенической аскезе“, ориентированной на активную самодисциплину, самоограничение, подчиненное идее духовного самосовершенствования. По данным Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения, в 2011 году количество россиян, соблюдающих религиозные и традиционные ограничения в сфере питания, составило 1,2% среди женщин и 0,7% среди мужчин, что существенно ниже доли россиян, называющих себя верующими и приверженцами той или иной религии. Согласно данным Европейского социального исследования, в России глубоко религиозны 4% населения».

Еще в одной работе из этого журнала доктор социологических наук Антонина Носкова пишет об особенностях питания российских студентов — страты, которая, как считается, наиболее далеко отстоит от отечественного традиционализма: «Если соблюдение строгих диет и постов — прерогатива немногих студентов, то избирательность в еде очень характерна для практик питания студентов. На вопрос, какие продукты они никогда не употребляют, никто не ответил: „я ем все“. Некоторые из них, казалось бы, с особой готовностью пытались продемонстрировать свою избирательность в еде. Результаты исследования показали, что из повседневного рациона студентов уходят некоторые традиционные для нас продукты и блюда, например, пшенная и перловая каши. Студенты перестают пить традиционные напитки — кефир, ряженку, простоквашу, кисель».

Многим семьям в России не до пищевой избирательности и по другой причине (а не только из-за традиционализма) — из-за бедности. Особенно хорошо это заметно на примере многодетных семей, большинство которых в стране — малообеспеченные:

«Статистические данные подтверждают эмпирическую связь между объемом потребления основных продуктов питания и числом детей в домашних хозяйствах. Так, из всех домохозяйств, имеющих одного ребенка в возрасте до 18 лет, только в 3,9% случаев респонденты отметили, что „еды недостаточно“. В домохозяйствах с двумя детьми этот показатель составил 5%. В домохозяйствах с тремя детьми — 8,7%. И, наконец, в домохозяйствах, имеющих четырех и более детей в возрасте до 18 лет — 15,2%.

Дети из многодетных семей (3 и более детей) меньше потребляют полезных для здоровья и роста продуктов питания, чем их сверстники из малодетных семей (1—2 ребенка). Цифры иллюстрируют значительный разрыв в первую очередь в потреблении свежих фруктов. Если в домохозяйствах с одним и двумя детьми доля детей, потребляющих свежие фрукты ежедневно или раз в неделю, составила 84,3 и 83,7% соответственно, то в многодетных домохозяйствах значение данного показателя опустилось до 65,9%.

Еще одна особенность многодетных (бедных) семей — потребление „вредных“ продуктов питания, таких как сладкие газированные напитки, продукты быстрого приготовления, чипсы и др. Здесь по объему потребления, наоборот, на первое место выходят дети из многодетных семей».

В целом, как пишут исследователи, культура меню, осознания связи между потреблением тех или иных продуктов и здоровья, только формируется в России. К страте «осознанного выбора еды» можно пока отнести не более 10-12% россиян.

Толкователь

Прочитать оригинал поста в блоге Толкователя можно здесь.