Как шахтеры покончили с СССР

В марте 2016 года исполняется четверть века ставшим уже историей перманентным двухгодичным шахтерским забастовкам в СССР, которые внесли свой весомый вклад в исчезновение Советского Союза. Однако это стало ясно гораздо позже, с большого расстояния, а тогда шахтерские события происходили в едином русле «перестройки и нового мышления», которые затеял в «империи зла» генсек ЦК КПСС. Волею судеб мне довелось стать тогда не только свидетелем, но и участником тех невозможных, как тогда казалось, событий в СССР.

Забастовочная «зараза», массово поразившая советских трудящихся во времена перестойки, вперые проявилась весной 1989 г. на единичных шахтах. А в июле бастовали уже практически все угольные бассейны: Кузбасс, Донбасс, Караганда, Воркута. К осени 1989 г. непривычное для уха советского человека слово «забастовка» вошло уже в повседневный лексикон. Именно горняки, работающие в неимоверно трудных условиях, первыми предъявили счет коммунистическим властям, дохозяйничавшимся до того, что полки магазинов оказались девственно пусты, а страна перешла уже на талоны не только на табак и водку, но и на сахар, мясо, детские пеленки и прочий ширпотреб.

Первые требования Кузбасского регионального забастовочного комитета, незаконной по сути организации, вогнали в ступор ЦК КПСС и советское правительство. Несмотря даже на то, что они имели чисто экономический характер. В частности, полная экономическая и юридическая самостоятельность, право продавать продукцию, произведенную сверх плана по договорным ценам внутри страны и за рубеж, повышение цен на уголь, повышение социальных выплат семьям погибших и социальные гарантии при выходе на пенсию, их увеличение и т. д.

Разгонять бастующих с помощью дубинок и саперных лопаток, как митинг в Тбилиси 9 апреля 1989 г., а тем более расстреливать или отправлять зачинщиков в ГУЛАГи, партия уже не могла. Однако и шахтеры еще не были готовы осознанно выступить против политической системы. Эмиссары московского «Демсоюза» Валерии Новодворской, прибывшие на мятежные территории с призывом упразднить КПСС, получили здесь вовсе не дружественный прием.

Видимо, перестроечной альтернативой разгону шахтерских митингов стал неожиданный поворот: Всекузбасский стачечный комитет возглавил народный депутат Теймураз Авалиани, ранее работавший секретарем Киселёвского горкома КПСС, что в Кемеровской области, — партаппарат перед угрозой массовых стачек по всей стране стал вести себя более гибко. Видимо, следуя совету: если ты не можешь предотвратить восстание, то возглавь его. Бывшего партийного секретаря власть поставила во главе стачечного комитета с надеждой держать нелояльных под контролем, не дать движению политизироваться, а также — переброситься на другие отрасли.

Хороший пример, как говорится, всегда заразительный. Мощным центром шахтерского забастовочного движения на Украине — в поддержку Кузбасса — стала Макеевка. По состоянию на 19 июля 1989 г. в донбасском регионе стояло уже 70 шахтоуправлений и шахт. Из-за этого половина из 24-х обогатительных фабрик тоже оказались на грани остановки. Горняки Донбасса предъявили властям идентичные кузбасским экономические и социальные требования. Трудно представить сейчас, но тогда местные партийные лидеры и газеты, включая «Вечерний Донецк», не только публиковали их, но и поддерживали «справедливые требования трудящихся».

Например, в редакционной статье газеты «Вечерний Донецк» указывалось: «…В объединении „Донецкуголь“ состоялось расширенное заседание совета трудового коллектива объединения… На заседании совета выступил второй секретарь городского комитета партии В.Н.Алтынник, отразивший позицию городского комитета партии, выраженную в поддержке партийными организациями города требований шахтеров».

Горняцкие забастовки горячо обсуждались уже на первой сессии ВС СССР летом 1989 г. Планку и тональность дискуссии задал сам Горбачев: «…Может, это кому-то и на руку. Уже появились в Кемерове призывы покончить с коммунизмом и социализмом, но рабочие решительно отвергли эти лозунги. (…) События в Кузбассе показывают, что действительно реформы на местах, и это я увидел на Ижорском заводе в разговоре с рабочими, с ленинградцами, беседуя и слушая выступления членов обкома партии в Ленинграде, упираются и в нерешенные вопросы наверху, и в нежелание менять круто дела на местах. Мы должны сказать, что рабочие правильно обеспокоены, они решительно выступают за проведение реформы».

Однако, как оказалось, все это была лишь словесная софистика, которой власть изо всех сил пыталась вернуть мятежников под землю. На свое место. И хотя вскоре ей это удалось, задобрив стачкомы обещаниями, но по всему было видно, что так быстро шахтерский забастовочный бенефис не закончится: пламя сбили, но угли тлеют.

Уже через два месяца в резолюции многотысячного митинга в Донецке впервые прозвучало жесткое политическое требование — «упразднить статью 6 (о руководящей и направляющей роли партии) Конституции СССР и аналогичную в республиканском законе». Прозвучали призывы к отставке главы ЦК КПУ Щербицкого и председателя ВС УССР Шевченко.

Такую радикализацию шахтеров спровоцировали сами партийные органы республики: вместо того чтобы помочь решить горнякам хотя бы те проблемы, которые не требовали вмешательства Москвы и принятия новых законов, на Украине, как обычно, начали их травлю. Активное участие принимала в этом «Рабочая газета», орган ЦК КПУ, во главе с народным депутатом от общественной организации Николаем Шибиком.

«Союз стачкомов жаждет власти?» — под таким хлестким заголовком в начале сентября 1989 г. вышла в «Рабочей газете» первая статья о шахтерских волнениях в Донбассе. Чего там только не было! От обвинений членов стачкома во взяточничестве до распеканий народных депутатов от Донбасса за «дешевый авторитет» и «легкомыслие». Авторы задавались даже вопросом: «Не создает ли РССКД (региональный Союз стачечных комитетов Донбасса — А.Я.) свою наемную армию?» (Немного ошиблись тогда в своих прогнозах украинские партократы — наемная армия появилась спустя десятилетия у одного из их майданных олигархов.)

Новый импульс горняцкому движению придало откровенное манипулирование шахтерскими требованиями: власть обманула их, так почти ничего и не сделав. Подъему масс способствовал и принятый осенью 1989 г. Закон «О порядке разрешения трудовых споров», дающий рабочим право на забастовку. Для СССР это было беспрецедентно. Какие забастовки могут быть при «развитом социализме»? Это случилось впервые с царских времен, когда булыжник был признан самым эффективным оружием пролетариата.

Подлила масла в огонь и информация, что партийным и советским работникам втихую повышены зарплаты. Это притом что для рядовых никак не могли найти 6,5 миллиарда рублей, чтобы повысить мизерные пенсии. (А не то же самое происходит и сегодня?) На фоне всеобщей талонизации страны тайное повышение аппаратчикам зарплат выглядело цинично, подрывая остатки доверия к партии. Впрочем, там между доверием и рублем всегда выбирали второе.

Пытаясь остановить новый вал шахтерских забастовок, начавшихся с Воркуты, который, не ровен час, мог уже смести и правительство СССР, Николай Рыжков анонсировал свою грядущую встречу «с представителями трудовых коллективов угольных бассейнов».

И вот накануне этого собрания мне неожиданно позвонил редактор газеты «Московские новости» Егор Яковлев. Он рассказал, что совещание горняков власть собирается проводить в закрытом для прессы режиме (ничего нового для того времени) и что присутствовать на нем разрешено только журналистам из «Правды». И спросил: не могла бы я пойти на эту встречу (депутаты имели право) и написать о ней для «Московских новостей»? Я, конечно, могла.

Историческое совещание пролетариата и главы правительства проходило в сессионном зале ВС СССР. Почти все депутатские места были заняты шахтерами. Пустовала только ложа прессы. Как и на сессиях, возле микрофонов образовались очереди. Только из шахтеров. Еще несколько лет назад партийной верхушке это не могло присниться и в страшном сне: со времен ходоков к Ленину здесь, за кремлевской стеной, не ступала нога простого человека.

Рыжков сразу объяснил шахтерам, что постановление № 608, принятое после летней забастовки, «выполняется, как никакое другое». Внесен на рассмотрение новый Закон о пенсиях, согласно которому горняков ждет их повышение. Но для этого, поплакался он (его так и называли — «плачущий большевик»), нужно найти 35 миллиардов рублей. Передан также в законодательный орган страны и закон об отпусках, в нем тоже учтены требования горняков. Это — еще 9 миллиардов в год. А его заместитель Рябьев сообщил, что ВЦСПС передал шахтерам ряд санаториев, увеличил количество путевок. Обнадежил рабочих и министр здравоохранения Чазов: некоторые их заболевания уже признаны профессиональными.

В общем, из всего высказанного следовало, что работа над улучшением жизни шахтеров кипит денно и нощно. Значит, причин для забастовок нет и нужно, друзья, спускаться в забой.

Но вот на трибуну один за другим начали подниматься «виновники торжества». И разговор сразу перенесся в иное измерение. Казалось, что конфликтующие стороны живут в параллельных мирах. «Постановление № 608, — заявил член стачкома воркутинской шахты „Центральная“ Виктор Уткин, — выполняется не в те сроки и не в полной мере. Ни в одном регионе не выполнены протоколы к постановлению… На забастовки нас толкает равнодушие к нашим нуждам и нежелание администрации идти на диалог». Председатель Совета рабкомов Кузбасса депутат Авалиани также пенял правительству: у шахтеров нет экономической самостоятельности, потому что в стране нет и намека на рыночное ведение хозяйства. А результат — горняки с протянутой рукой, обивая пороги ведомств, за всякой мелочью едут в Москву. О том, как обеспечено выполнение «шахтерского» постановления, говорят и наказы его, Авалиани, жены: купить в столице анальгин, валидол и перец.

Диапазон вопросов и претензий горняков к правительству оказался самым широким, по ним можно было ставить диагноз социально-экономической системе всей страны. Вот только часть из них:

— можно ли горнякам лечиться в 4-м управлении Минздрава СССР (пресловутые закрытые партийные лечсанупры)?

— когда прекратятся ядерные испытания в Семипалатинске?

— где горчичники, инсулин и эфедрин?

— почему власти на местах давят стачкомы?

— когда будут новые оптовые цены на уголь?

— когда закончат собирать деньги с шахтеров на новую технику?

— кто конкретно наказан за срыв постановления № 608?

— когда в городе Черненко будет роддом — ближайший в 120 километрах?

Сидящий рядом со мной шахтер из Красноярска заметил: «А в „Огоньке“ писали о спецроддомах для спецжен московской номенклатуры…» Через минуту добавил: «Посмотрите, как только на трибуну выходит министр, официант ему тут же несет накрытый салфеткой стакан. А наш брат, значит, не заслужил?» Наверняка эту красноречивую мелочь заметил не он один.

Впечатление, что я присутствую при разговоре глухонемых, с каждым часом усиливалось. Шахтеры говорили о том, что система жесткого распределения не в состоянии обеспечить всем необходимым, не позволяет решать проблемы самостоятельно, за счет продажи части угля в стране и за рубежом. А руководство настойчиво пыталось донести все сложные реалии текущей экономической ситуации. И при этом призывало работать и не верить «некоторым элементам», «кооператорам», которые вместо того, чтобы «обеспечить фруктами, овощами, подстрекают к борьбе с правительством».

Главный гвоздь, который «забивали» горняки в своих выступлениях, — восстановление статуса стачечных комитетов. Казалось бы, чего проще это выполнить? Ведь здесь не надо никаких вложений. А если так, то чего же опасается власть? Для шахтеров — это орган рабочего самоуправления, именно туда идут люди. А для правительства? То самое «живое творчество масс», к которому в течение 70 лет призывала партия. Или — страшно подумать — альтернативная власть на местах?

Народный депутат из Горловки Юрий Бурых рассказал интересную историю. В протоколе, подписанном в Донецке во время летней забастовки, было сказано: «Гарантом выполнения требований шахтеров является постоянно-действующий стачечный комитет, представители которого участвуют в обсуждении требований шахтеров на всех уровнях». В Москве этот пункт в тиши кабинетов «подредактировали». И получилось: «Гарантом выполнения требований шахтеров является демократически избранный орган трудового коллектива». Один талантливый «редактор» со Старой площади — и стачкомы испарились.

Около восьми вечера лидер забастовщиков Донбасса Юрий Болдырев огласил обращение шахтеров к ВС СССР с требованием признать законными шахтерские рабочие (стачечные) комитеты, региональный Союз стачечных комитетов Донбасса, Совет рабочих комитетов Кузбасса. В начале девятого вечера Николай Рыжков еще раз обратился к горнякам с просьбой дать стране обещание, что они прекращают бастовать и спускаются под землю. Его пламенный призыв утонул в негодующих репликах с мест.

Сидя в сессионном зале в Кремле среди людей, в чью кожу на руках навсегда въелась угольная пыль, я вспомнила о другой шахтерской стачке. В Англии. Тогда советская пресса корила Маргарет Тэтчер за ее жесткость. А по советскому телевидению показывали английских горняков, которые по приглашению советских властей отдыхали на брегах Черного моря после изнурительной забастовки и борьбы со своим правительством. Тэтчер, однако, советских шахтеров к себе не позвала. Как стало мне известно спустя несколько лет после распада СССР, некоторые из рабочих лидеров по приглашению американских НПО побывали в США.

Неожиданный, но ускоренный шахтерскими забастовками распад СССР, которого они, разумеется, вовсе не хотели, поставил жирный крест на их самоуправлении и социально-экономических требованиях. Вместо «социализма с человеческим лицом», за который они боролись, после «Вискулей» пришел «дикий» капитализм с физиономией перекрасившихся в демократов партсекретарей. Ну, а кто был никем, тот стал ничем. Однако вопреки Фукуяме это вовсе не конец истории. Скорее наоборот: как говорит классическая философия, она (история) развивается по спирали — вверх. И каждый конец — это и есть начало. Так что чем хвостатый не шутит, пока российское ворье пьет шампанское в куршевелях, а шахтеры все чаще сидят без зарплаты?

Алла Ярошинская