Почему улеглись страсти вокруг ЕГЭ

Началась пора ЕГЭ, которым детей пугали, как раньше Бабой-Ягой. Единый государственный экзамен введен у нас в 2009 году, и каждый раз он сопровождался громкими скандалами, разоблачениями и жалобами. Стон от него годами катился по земле российской. 2016 год стал первым, когда государственный экзамен не только проходит тихо, но даже не обсуждается.

ЕГЭ целое десятилетие был темой национального дискурса. Я бы даже сказал, темой последнего национального дискурса. Теперь страсти улеглись. Неужели ЕГЭ доказал свое превосходство над прежней двухъярусной системой — школьными экзаменами, а затем вступительными экзаменами в вузы? Нет, к ЕГЭ лучше относиться не стали, а разочарование в подточенной реформами системе образования стало общим местом.

Думаю, единый госэкзамен перестал быть темой национального дискурса по той причине, что общество убедилось в бесплодности своего недовольства. Как и в других областях, власть будет дожимать общество, невзирая на жалкие и разрозненные, это надо признать, проявления недовольства.

Вместе с жалобами на ЕГЭ заглохли и другие протесты. В этом смысле ЕГЭ оказался экзаменом не только для школьников, но для всего российского общества. ЕГЭ легче обмануть, чем выполнить. ЕГЭ предложил общую модель поведения для всех областей русской жизни.

На первый взгляд, главная причина недовольства ЕГЭ кроется в обидных результатах. Они бьют обухом: в 2014 году четверть выпускников по всей России получили неуд по математике и русскому. Задним числом пришлось перекраивать систему баллов, чтобы результат стал приемлемым. «Как же так, — кипит возмущенный разум, — ведь мы — самая читающая страна в мире, а по математике со времен обрусевшего Эйлера головастее любых немцев. Один Перельман чего стоит! ЕГЭ врет, как синоптик, как цыганка, как алчный адвокат. Врет, как не врет никто!».

Тесты, спору нет, не идеальные. Идеальных систем в природе вообще не существует — и ЕГЭ не исключение. Но про него можно сказать ровно те слова, который Черчилль говорил про демократию: отвратительная система, но другие еще хуже. Недостатков у ЕГЭ меньше, чем при прежней системе, когда школа на экзаменах проверяла сама себя, а учителя ходили по классу, как санитары по больничному дворику. В СССР школьный экзамен был превращен в идеологический акт, который поддерживал на плаву прекрасный и в то же время опасный миф о лучшем в мире советском образовании.

Плюсы ЕГЭ — в повышении объективности и социальной справедливости, когда молодой человек из «низов» и из глубокой провинции, у которого нет денег на билет до столиц, может поступить в пристойный вуз. Это подтверждается последней статистикой престижных вузов. Хотя, зная наши реалии, нельзя исключить того, что ректоры подгоняют статистику под ожидания всесильного министерства.

Итак, замысел был замечательным. А результат оказался плачевным. Все видели кадры экзаменов, где студенты даже престижных вузов демонстрируют дремучее невежество и не могут ответить на вопросы, элементарные для учеников начальных классов в дореформенную эру. Процент медалистов в национальных республиках зашкаливает, отличники там появляются, как кролики в шляпе иллюзиониста.

Придумано множество способов обмануть глупый компьютер. Последний маневр — олимпиады, которые дают дополнительный шанс для зачисления в студенты. Допинговые скандалы — детский лепет по сравнению с тем, что творится на школьных олимпиадах. Цены известны лучше, чем номер собственного телефона. Однако не было ни единого случая серьезного наказания за фальсификацию результатов. Причина элементарна — олимпиады стали форточкой для элитной публики со связями и влияниями. Олимпиады — это разновидность гонок на «гелендвагенах».

И все же я думаю, что ЕГЭ в его нынешнем дефективном виде — лишь видимая часть корабля российского образования, угодившего в водоворот. Главная беда — дети потеряли интерес к учебе, молятся на баллы, как скучные счетоводы в бухгалтерии. Школа — это творческое учреждение, где закладывается интерес к жизни. Учеба — безумно увлекательный процесс, каждый день — шаг в неизведанное. Сейчас этот пафос смешон, он вытеснен рационализмом. Стремление к творчеству выглядит глупым анахронизмом.

В итоге на международных школьных олимпиадах наша страна далеко откатилась от лидеров, а прежде всегда стояла на пьедестале. По рейтингам наше школьное образование отстает от американского, хотя традиционно было впереди, о чем в свое время горевал президент Джон Кеннеди. И это печально, потому что образование — это ключевой элемент воспроизводства нации. В связи с этим меня изумляют вошедшие в обыкновение у политиков высокопарные дискуссии о патриотическом воспитании. Уверен, лучшее патриотическое воспитание — это хорошее образование.

Но есть и еще одна причина, по которой качество образования снижается на глазах одного поколения. В прежнюю эпоху дети руководителей страны не просто учились хорошо, они шли в науку, потому что это было престижно и сулило признание. Хрущев, Берия, Маленков, Жданов, Микоян сами не блистали образованием, но их дети стали видными учеными. А теперь куда смотрят любимые чада нашей элиты? Метят в банкиры и в чиновники. Вот достойное дело! Разве что сын Немцова Антон пошел в науку. Но разве это добрый пример? Когда наука в стране оказывается невостребованной, а образование не является обязательным элементом личного роста, сетовать на качество ЕГЭ просто нелепо.

Бисмарк после победы над Францией сказал, что войну выиграл прусский учитель. Можно ли сказать, что конкуренцию с Западом проиграл русский учитель? Или проиграла система, которая формирует требования к учителям и к ученикам? На днях вице-премьер Дмитрий Рогозин сообщил, что 80-90 процентов российских ядерных ракет в случае конфликта могут быть быстро уничтожены высокоточным оружием США. А ведь мы искренне верили, что наш ядерный щит — доказательство нашего интеллектуального паритета. При этом в США на ЕГЭ собак не спускают, и даже в Гарвард и Стэнфорд принимают абитуриентов, исходя из их школьных баллов.

Во всем виноват русский ЕГЭ. Отличное объяснение! Жирный «неуд».

Сергей Лесков