Posted 3 июня 2016,, 15:58

Published 3 июня 2016,, 15:58

Modified 31 марта, 03:06

Updated 31 марта, 03:06

Советское хамство

3 июня 2016, 15:58
Период позднего СССР — это фантастическое сочетание грубости, унижения и неудобства. Это была не целенаправленная политика государства, нет. Это было такое общественно-коллективное правило.

Иногда встречаю мнение, что, мол, раньше, в советское время (точная привязка плавает от сталинских времен до андроповских) в обществе царила какая-то особенная атмосфера вежливости и комфорта. Не знаю насчет сталинско-хрущевской эпохи, но если судить по кинематографу и литературе, то там был просто праздник хама. Но и лично освидетельствованный мной период позднего СССР — это фантастическое сочетание грубости, унижения и неудобства. Галковский как-то писал, что это была целенаправленная политика государства, но нет, это было такое общественно-коллективное правило. Которое потом Пелевин неплохо описал в традициях орков в «SNUFF».

Очереди, ругань и драки в них. Постоянное хамство в транспорте. Чудовищное отношение «автолюбителей» к пешеходам. Характерное воспоминание: я (еще лет четырех-пяти), моя мама и ее подруга стоим у зебры, а мимо нас едут и едут бесконечные «Жигули» и «Москвичи». Минута, вторая, третья, на попытку ступить на зебру следует раздраженный сигнал клаксона. Наконец я, воспользовавшись тем, что женщины отвлеклись на разговор, беру булыжник и запускаю им в окно очередной машины. Визг тормозов. В окно я не попал, попал в крыло. Вылез «автолюбитель», спросил, не задавил ли он кого, получил отрицательный ответ и поехал дальше. Или, например, пресловутая очередь за колбасой. Выдавали «две палки в одни руки», поэтому, естественно, в очередь мама брала меня. В какой-то момент ей стало дурно, она вышла на улицу, а меня доверила нашей соседке, которая стояла за нами. И вот на кассе начался скандал, так как кассир знала меня, не знала соседку, и поэтому стала визжать на весь универсам, что тут кто-то с чужим ребенком пытается незаконно колбасу получить. Совершенно безумный макабр по нынешним временам.

Или, например, поездки в санаторий с родителями. Где однажды нам предложили поселиться в двух разных номерах — отдельном мужском на 10-12 человек и отдельном женском — человек на 8. Конечно, нынешние хипстеры, те, про кого пишут, что им машины, деньги и отели не нужны, назовут это хостелом, но это был образцовый санаторий в Юрмале. С номерами барачного типа, с железными кроватями, с вонючими матрацами. Доехать до той же Юрмалы тоже надо было с приключениями, так как в пиковый сезон билеты надо было «доставать» в очередных очередях. Добавить к этому вечные лужи мочи под лестницей в парадной, сожженные кнопки лифтов, уборщиц, вопящих «куда по мокрому?», продавщиц с лицами садисток и тотальное неудобство всего — от высоченных и вечно пачкающих все и вся входов в «Икарусах» до обуви и одежды, которую надо было «расхаживать» и «разнашивать». Чем я запомнил Советский Союз, так это злобой, розлитой повсюду за пределами дома. Злобой и оскотинением. Наверное, символом той огромной страны для меня стала…

Впрочем, лучше рассказать иначе. Был момент, когда моего отца, в ту пору военного, отправили в Калининград. Советское окно в Европу, построенный на осколках столицы прусского империализма рыбацко-моряцко-армейский форпост. Так как я был вроде как местами смышленым мальчиком, то значительную часть моего времени занимало посещение Дворца Пионеров, расположенного у бывших королевских прудов. Рядом с Дворцом стоял памятник вертолетчикам, водруженный на постамент огромный «Ми», знаменитая «корова». Памятник ветшал, ржавел, и в какой-то момент я увидел, что с двери сбиты замки, и в упокоенный вертолет можно пролезть. Представьте себе, маленький мальчик стоит перед замершей на постаменте гигантской боевой машиной. Лопасти, крылья подвески, огромный хвост, красная звезда на борту. Я посмотрел по сторонам. Никого. Решительно открыл дверь и забрался внутрь. Конечно, внутри машина была полностью выпотрошена, снято все оборудование, вообще все, вплоть до панелей обшивки. Но шокировало меня не это. Дело в том, что прямо посередине памятника советской военной мощи, на вертолетном полу лежала огромная куча человеческого говна, пирамида фекалий, зиккурат вторичного продукта моих соотечественников. Ведь рядом же были бывшие королевские пруды, где всегда гуляли толпы калининградцев, а по причине дефицита туалетов большую нужду гражданское население справляло в памятнике своим защитникам. Ну, а что вы хотели? Чо, до дома терпеть?

Наверное, в ту секунду мой Советский Союз тогда для меня и распался. Поблекли портреты героев на стенах школьного класса, стерлись строчки гимна на обложке тетради, как-то сразу колючей и гадкой стала школьная форма, а притягательная мечта о скором торжестве науки и промышленности уступила место желанию собрать побольше фантиков от жевательной резинки. Потом по телевизору показывали парад, который советское руководство принимало, стоя на мавзолее. Диктор торжественно говорил про мощь и силу, а я смотрел на мавзолей, на этот то ли зиккурат, то ли ступенчатую пирамиду и видел перед глазами… Ну вы поняли.

Когда мы вернулись в Петербург, я невольно ждал какого-то иного человеческого подхода. Ведь, знаете же, есть мнение об особенной петербургской культуре, превосходящей нравы этих лимитчиков. А потом однажды прозвенел звонок на перемену, и 6А класс ХХ школы г. Санкт-Петербурга бросился бить худенького мальчика, у которого были проблемы с походкой и координацией движений из-за детской травмы. На следующий день в школу пришла заплаканная мама ребенка, вместе с учителями допрашивала весь класс, спрашивая, кто и как бил, ведь у мальчика разошлись швы после недавней операции. Но я был горд собой, ударить одноклассника ногой я тогда в общей свалке не успел, но потом на разборе ситуации никого не сдал и твердо повторял коллективную установку: не было ничего, тот урод сам упал, никто его не трогал.

И поэтому каждый раз в нынешнем Петербурге, когда я встречаю какое-то хамство или агрессию, я думаю о том, какой редкостью это стало. Здравствуйте. Благодарю. Извините, пожалуйста. Я вас внимательно слушаю. Европейский сервис в кафе и ресторанах, «извинительные» моргания аварийкой в пробках, «приносим извинения за неудобство» на заграждениях и обязательное «добрый день» в магазинах. Не знаю, что снова приучило нас быть вежливыми. Тотальное ли право сильного в 90-е, когда вчерашний любитель нахамить мог получить перо в бок, а то и пулю в голову, массовые ли поездки в Европу и первоначальный шок от того, как в жизни все может быть вежливо и удобно, извечная русская страсть к заимствованию всего нового, а быть вежливым и аристократически утонченным — это же так модно, так актуально и так свежо. Пусть это лишь жалкое подобие того же 1913 года. Да даже выбор Путина в 2000 году, ведь на фоне советского вечно пьяного хамовитого дурака Ельцина человек, умевший держать в себе эмоции и способный говорить, не переводя с матерного на русский, казался людям не просто защитником от террористов, а еще и эдаким интеллигентом. Даже вызывающие ныне недовольный общественный гул новости про то, что кого-то где-то перед кем-то силой или решением суда заставили извиняться, это такой прогресс по сравнению с теми временами, когда извинение считалось чуть ли не крайней формой самоуничижения, а достоинством чтились наглость, напыщенность и умение переорать собеседника в споре. Русские снова воспринимают вежливость как обязательный элемент культуры. А это значит, что рано или поздно, но наша культура будет действительно великой. Спасибо и извините. Доброго вам дня.