Posted 5 августа 2016,, 16:55

Published 5 августа 2016,, 16:55

Modified 31 марта, 02:23

Updated 31 марта, 02:23

Наш домашний Запад

5 августа 2016, 16:55
Сергей Шелин
Калининградский эксклав совершенно не приспособлен к тому, чтобы с ним обращались как со среднестатистической областью.

В Калининграде не очень-то оплакивают убытие Николая Цуканова, хотя он был всенародно избранным губернатором, а вдобавок еще и первым руководителем этого края переселенцев, который не просто жил и работал, но даже родился здесь. Возглавлять один из местных начальственных кланов — еще не значит ладить с другими кланами и, тем более, с рядовыми жителями, уставшими от бесконечных скандалов и неурядиц.

Включенный в губернаторско-чекистский эксперимент Владимира Путина, эксклав обрел нового начальника по самой короткой процедуре из всех возможных: шеф областного управления ФСБ просто переместился в губернаторское кресло.

Генерал-майор Евгений Зиничев придал ситуации дополнительную пикантность, разделив функции губернатора и председетеля областного правительства и поставив во главе своего кабинета еще одного варяга — 29-летнего технократа Антона Алиханова, который лишь в прошлом году переехал сюда работать из Москвы, где служил сначала в Минюсте, а потом в Минпромторге.

«Тандем Зиничев — Алиханов похож на Пиночета и Бальцеровича… Необходимы очень серьезные реформы… Никто не жаждет крови, но должна произойти очень серьезная ротация. Эту „элиту“ невозможно перевоспитать, нужно только ротировать», — говорит один из виднейших местных системных оппозиционеров, областной депутат Соломон Гинзбург. Он настолько хочет ладить с новым режимом, что даже упускает из виду очевидный факт: известный чилийский диктатор-реформатор никогда не состоял ни в каких тандемах с почти столь же известным польским либеральным экономистом. Их труды протекали по-разному и вообще на разных континентах.

Но, так или иначе, новый глава Калининградской области начинает свою деятельность в обстановке вполне спокойной. От него ждут побед над коррупцией и изгнания если не всех опостылевших начальников, так хотя бы многих. Вопрос — достаточно ли этого будет, чтобы управлять эксклавом?

В отличие от других краев, губернаторы здесь не задерживались. За четверть века Зиничев уже шестой. Каждый из его предшественников тоже начинал работу в атмосфере оптимизма, но никому еще не удалось уйти с должности, сохранив популярность.

Евгений Зиничев — не первый варяг в этом кресле. Варягом, и притом демонстративным, был Георгий Боос, любимец Юрия Лужкова, который губернаторствовал здесь в 2005—2010 годах и был удален, отторгнутый и низами, и верхами. Собственно, новый начальник эксклава даже и не первый здесь губернатор-силовик: адмирал Владимир Егоров, который правил в 2000-м — 2005-м, начинал как сильный лидер, а слагал полномочия, со всех сторон обложенный коррупционными скандалами.

Не просто коррупция, как везде, а именно публичные скандальные шоу с коррупционной тематикой — давнишняя и устойчивая принадлежность калининградской жизни. Разумеется, это не случайно и говорит не только о криминальных наклонностях отдельно взятых представителей здешних номенклатурных кланов, но и об их плюрализме, об укоренившихся традициях открыто выяснять межгрупповые отношения.

Плюрализма в Калининградской области вообще больше, чем в большинстве прочих российских земель. Тут выше доля людей, занятых и в легальном, и в теневом малом бизнесе. Причем один плавно переходит в другой, что легко прослеживается в самых разных сферах, от бизнеса по перегону подержанных машин из Европы до добычи и сбыта янтаря.

Если мерить российской нестоличной меркой, здесь несуразно велико многообразие масс-медиа, по крайней мере онлайновых. В начале десятых, в короткую нашу эру уличных протестов, митинги в Калининграде начались раньше и были решительнее, чем в Москве.

Если в среднем по России на каждого обладателя заграничного паспорта приходится пятеро или шестеро его не имеющих, то здесь загранпаспорт есть почти у каждого. Причем в каждом третьем — шенгенская виза, а в каждом четвертом — вкладыш МПП (местного приграничного передвижения), по которому можно без проблем ездить в Польшу. Точнее — можно было до недавних пор. В начале июля Польша якобы на месяц приостановила действие режима МПП, ссылаясь на меры безопасности по случаю важных летних мероприятий, а несколько дней назад продлила эту заморозку на неопределенный срок.

Это еще не железный занавес, шенгенские визы выдаются пока довольно легко, но большой шаг в его сторону. Между тем, массы жителей эксклава привыкли покупать в Польше еду, которая там гораздо дешевле, мебель и другие товары, а также просто развлекаться, чувствуя себя в Европе. По правдоподобным оценкам, добрая половина продуктов питания в эксклаве, даже и сейчас, несмотря на эмбарго, — польского происхождения. Встречным порядком, поляки привыкли затариваться дешевым калининградским бензином.

Тесные и постоянные связи с членами Евросоюза — Польшей и Литвой, окружающих по суше эксклав, — это факт повседневной жизни как рядовых, так и нерядовых калининградцев, в отличие от «борьбы с коррупцией», которая в нашей системе по определению может быть только выборочной или вообще умозрительной. Два с половиной года державной ссоры с Европой — сильный удар по фундаментальным интересам здешних обитателей.

От Калининграда до Вильнюса, Риги или Варшавы в три с лишним раза ближе, чем до Москвы. До Берлина — 600 км, которые, ввиду приличного состояния дорог на большей части маршрута, преодолеваются на машине за 7—8 часов. А до Пскова, самого близкого к эксклаву российского областного центра, — 800 км. Дальше, чем до Копенгагена.

По российским меркам, Калининградская область не особенно богата, хотя и не бедна. Региональный продукт на душу населения (317 тыс. руб. в 2014 году) примерно соответствует нижегородскому. Он втрое меньше московского и в полтора раза — петербургского, но все же заметно больше, чем в Псковской области (186 тыс. руб.) Возможность употребить себе на пользу соседство с более состоятельными странами — важный бонус для местных жителей. Ставить его под вопрос очень недальновидно.

Особая экономическая зона, в разных вариациях существующая здесь с середины 1990-х и сейчас постепенно сворачиваемая, тоже многое давала людям региона, при всех извращениях, которые ее сопровождали. Возможное схождение ОЭЗ на нет усилит тут чувство изоляции.

В советскую эпоху Калининградскую область не принято было сравнивать с ее соседями — прибалтийскими республиками. Такое даже и не приходило в голову. Странное дело, но сейчас этот эксклав, географически самый западный край России, начинает все меньше походить на окно в Европу, которым он кое-как сделался в 90-е, и все отчетливее — на былую советскую Прибалтику, этакий наш домашний Запад, отгороженный от настоящего Запада железным занавесом и втайне очень недовольный этим обстоятельством.

Сходство в том числе и в стремлении удушить любые проявления здешней самобытности, даже самые безобидные.

К примеру, всего несколько лет назад попытки поставить под вопрос название столицы эксклава воспринимались как нечто, вполне конвенциональное. Губернатор Цуканов даже говаривал, что эту тему когда-нибудь можно будет обдумать. Проводились и мирно обсуждались опросы, которые показали, что «Калининград» лидирует, но и у «Кенигсберга» не так уж мало сторонников (в середине 2013-го 69% опрошенных жителей областного центра высказались за «Калининград», 14% — за «Кенигсберг», 6% — за какое-то другое название, 5% — за то, чтобы отложить переименование на потом).

Так было еще недавно. А сейчас попытку группы несистемных оппозиционеров распространять петицию в пользу переименования города планомерно клеймят как злостную вылазку, инспирированную иностранным врагом.

Разумеется, собственный уклад, который и не подумает исчезнуть по начальственному приказу, существует не только здесь. Попытки «навести порядок» на Урале или, скажем, на Дальнем Востоке с помощью стандартного репрессивного инструментария тоже не будут иметь перспективы.

Но в Калининградской области они особенно не к месту. Регион устроен слишком по-другому. Примитивная «борьба с коррупцией» не может быть ответом на реальные здешние трудности и чаяния. Эксклав стал объектом опасного эксперимента. Впрочем, вся держава живет в экспериментальном режиме.

Сергей Шелин