«Умертвить всех до единого»

Есть забавная сцена, описанная несколько меланхоличным пером Григория Турского. Как-то король франков Хлодвиг на каком-то ответственном мероприятии горько жаловался, что один он остался на белом свете. «В чужой земле», «как странник» без друзей и родственников. Буквально «женат на Галлии» и никакой личной жизни.

Историк, передав речь короля, замечает, впрочем, что страдал Хлодвиг не совсем, скажем так, искренне. А наоборот — зорко наблюдал за дружиной своей, сенаторами, иерархами церкви и прочими ответственными товарищами. Не назовет ли кто себя другом короля, членом его «команды», как сейчас бы сказали. Не вспомнит ли, что их отцы были женаты на троюродных сестрах, к примеру. Народ был обученный, дисциплинированный и молчал, глубоко, понятно, сочувствуя.

У Григория фигурируют планы Хлодвига на друзей и родственников, выявленных с помощью этой уловки. «Умертвить всех до единого», — пишет летописец, искренне сочувствующий Хлодвигу в его деле и близкий человек к его правнуку.

Хлодвиг не был маньяком. Рациональным циником он был. Практиком, несколько склонным, как показывает множество историй из его жизни, приведенных хронистами, к обобщениям и рефлексии. Система наследования, принятая тогда у германцев, давала широкие возможности претендовать на власть кому угодно, связанному с королем и династией хоть какими-то формальными узами. Соответственно, если ты хотел править не только при жизни, но и после смерти — оставить королевство кому-то определенному, тобой выбранному, — нужно было принимать меры.

Когда непонятно, как и кому оставить все созданное и завоеванное, когда «возможны варианты», а формального механизма — как в устоявшихся монархиях или в демократиях — нет, особое значение приобретают люди, которые не то чтобы даже сами на что-то претендуют, а просто могут иметь мнение о твоем наследстве. Ну и о том, как и почему оно появилось.

И любой нормальный человек естественно захочет таких людей «умертвить всех до единого» принятым на данном историческом этапе способом. В вопросе транзита власти нет мелочей. И если он не идет «формально», по накатанной, в соответствии с законом или традицией, то приходится заниматься им вручную. Находиться же кому бы то ни было рядом с этими руками абсолютно противопоказано. Мешать будешь. В людях начинают ценить в такой момент не дружбу и способность быть опорой во всем, а дистанцию и исполнительность.

Момент, когда после этапа создания «империи», когда лидеру не важно чего — осколка Римской империи или сети из десятка ларьков в Забайкалье — нужны партнеры, полководцы, «родственники» и друзья, наступает этап «сохранения», когда вчерашние критически нужные люди становятся угрозой и источником рисков, очень важный и интересный.

В этот момент начинает иметь значение только одно: а кто (и что) будет после? И не потому, что лидер постарел, устал или «уже не тот». А потому, что его самого заботит уже не настоящее, а будущее. У него оптика меняется. И всем имеет смысл ее менять.

Глеб Кузнецов

Прочитать оригинал поста Глеба Кузнецова с комментариями читателей его блога можно здесь.