Три года кризиса — что дальше?

Три года кризиса — и мы получили экономику, увязшую в болоте, зыбком, вязком, и когда она выберется на сухую землю — никому не известно. Она еле бредет, но не уходит, чертыхаясь, на дно, потому что во внешних условиях ее существования — штиль. Курс доллара к мировым валютам застыл, еле качаются цены на нефть, и давно уже не прыгают вверх-вниз мировые цены на металлы. Цены на пшеницу, правда, неумолимо ползут вниз — но не она королева нашего экспорта. Зато цены на газ — в плюсе в 2016 г.

Российская машинка исправно качает сырье за границу, кто бы и чем бы ни бряцал, физические объемы экспорта не падают, и, значит, полностью в силе привычная нам модель экономики — «обмен сырья на бусы». Валюта добывается, обменивается на хлеб насущный, а ее часть — исправно вывозится за границу, пусть и в 2-кратно меньших размерах.

Два кризиса, кочки роста над болотом

Пока же внутри экономики, под ее нежными покровами, развиваются два собственных кризиса. В промышленном производстве все вокруг нуля, но зато большие затяжные минусы во всем, что вокруг населения: реальные доходы, розница, «социалка», инвестиции в инфраструктуру «для нас».

И еще один кризис, обещающий годы тумана, — инвестиционный. В производстве конструкционных материалов, в строительстве, в инвестициях в реальных ценах — падение на длинной дистанции. При норме инвестиций (инвестиции /ВВП) в 18-20% такие экономики, как российская, не растут, не живут, а существуют, тихо жалуясь. В Китае норма инвестиций — 45%, а нам, чтобы выйти на 5-7% роста, нужно иметь хотя бы 27-30%.

Из России вымело весь запас портфельных инвестиций, накопленных с начала 2000-х гг., четверть иностранных ссуд, выданных крупным сырьевым компаниям. Накопленные прямые инвестиции — минус 40% в 2015—2016 гг.

Денежные ручейки из-за рубежа продолжают потихоньку испаряться. В инвестициях — пока что болотная, сочная топь, тем более что процент заоблачный, кредит недоступен («умеренно жесткая кредитно-денежная политика»), рубль опять переоценен, как до кризиса, его курс мешает росту. Кредиты среднему и малому бизнесу в 2014—2016 гг. упали на 17%. При двузначной инфляции, в «реальных ценах» — примерно на 35-40%. Как расти регионам, как тянуться вверх средним и малым компаниям в этой жиже?

Где сухие кочки в этом болоте? Сырье — с ним пока более-менее в порядке, крупнотоннажная химия, металлы. Экспортерам помогла девальвация рубля. ВПК, аграрный сектор, фармацевтика. Там искусственно нормализованы условия. Много бюджетных денег, низкий процент (за счет процентных субсидий), кнуты и пряники от государства. ТОРы как резервации. Следствие — кусочный рост или кочки роста, по которым прыгать можно, а вот взобраться на гору нельзя.

Но общий пейзаж — серый. Болотная экономика — по меньшей мере, на 3-4 года, и почему она станет потом другой — никто не знает, хотя всегда найдутся пейзажисты, изображающие ее как восход солнца над сопками у китайской границы, поражающий воображение. С такой нормой накоплений, с такой «социалкой», с такими убогими финансами — не растут, живут около нуля.
Да, живут, даже, бывает, сыто живут, пока кто-нибудь не ударит по этому сумеречному миру кулаком.

Что растрясет болото?

Да что угодно. И когда угодно. Глобальные финансы — сейсмическая зона и одновременно оружие массового поражения. Нет ничего более неустойчивого, чем погода на мировых рынках. Они цикличны, то шторм, то жара. Российские финансы составляют меньше 1% мировых. Наша экономика — 1,8% глобального ВВП (2015) и полностью зависит от внешних факторов (сырье, технологии, деньги). Болото — это всегда только временное затишье. Рано или поздно к нему придет или пожар, или великая сушь, или же внезапный ветер обломает сучья на всем, что на нем криво растет.

Здесь — пространство неизвестности, потому что любой шок, возникший как бы ниоткуда, может поставить экономику на колени. И все вернется вновь: и крики тонущих, и призывы быть стойкими, и масса глупостей, которые делают экономические власти во время кризиса, усугубляя его размеры. Кто, например, заставлял ЦБР поднимать ключевую ставку до 17% в декабре 2014 г. с немедленным обвалом рубля, вспышкой бегства капиталов и ударом под дых всей экономике?

Другой «черный лебедь»?

Может быть и другой удар, похлеще. Дело ведь даже не в том, что повторяются сюжеты холодной войны, и не в том, что не в первый раз в какой-то локальной войне почти лицом к лицу оказались противоборствующие стороны. А в том, что тормозов гораздо меньше, чем тогда, и непосредственной памяти о войне 1939—1945 гг. уже нет, и способы обработки массового сознания гораздо жестче, и сама война укоренилась в тех игрушках, которыми забавляется человечество. И, наконец, представления о слабости противника, о том, что называется гарантированное — или негарантированное взаимное уничтожение — могут быть катастрофическими.

Сегодня это почти физическое ощущение рисков — из тех, что прилипают к коже. Они нарастают, просто накоплением материальных сил и средств, стоящих друг против друга. Все выше возбуждение образом врага, скалящего зубы. И в общем-то понятно, что лучше бы сдать немного назад — и той, и другой стороне.

Невелика эта честь — однажды проснуться в закрытой стране, пусть она самая великая, в которой началась военная истерия. Экономика в ней будет совсем другая — мобилизационная, налоговая, с нечеловеческим лицом.

Если мы тихо проживем 2017 — 2020-е годы: что дальше?

Никогда не стоит забывать, что Россия — крупнейшая сырьевая экономика мира (первые места по многим видам сырья (добыча и экспорт) + быстро развивающийся аграрный сектор, ставший экспортером) + 12-е место в мире по номинальному ВВП. По-прежнему удерживаются высокие технологии в секторе вооружений (2-е место в мире по экспорту), в мирном атоме (крупнейший экспортер), в космической промышленности (экспорт в США ракетных двигателей). И так далее. Жизнь сложнее — и интереснее, чем она представляется.

Но все-таки дальше-то что? Внутри каких больших трендов мы находимся? Они полностью заданы исходником по формуле: «коллективное поведение» (мы как коллективный человек, наши традиции, ценности, общие особенности поведения во многом определяют то, что с нами происходит; иногда кажется, что наше общество — столетиями один и тот же «коллективный человек», создающий схожие сюжеты в истории) + модель экономики (огосударствление, олигополии, сверхконцентрация собственности и доходов, неофеодализм, сырьевая модель, зависимость от импорта технологий, оборудования и товаров для населения) + «личность» элиты, как плоть от плоти народной (ее «модель мира», приоритеты, комплексы, интересы, «коллективная психология»).

20 длинных трендов в России, в которых мы живем

1. Упрощение — мышления, решений. Поразительно простые суждения, приводящие профессионалов к жалкому пожиманию плечами, а разумных людей — к судороге сознания. Вроде бы так нельзя, а оказывается — можно.

2. Замыкание — экономики, людей, по мелкому мазку. Этого нельзя, и этого нельзя, а то вроде бы можно, но так, чтобы сделать было нельзя. Обрезание — по ниточке — связей и оборотов с внешним миром, создававшихся годами.

3. Либо ты с нами, либо — нет. Капсулирование российской общины за рубежом. Сделать невыгодным даже приезжать домой. Рассечение активов на «там» и «здесь».

4. Консолидация, пакетирование, уплощение — активов, собственности. Их заталкивание сотнями в крупнейших, сверхконцентрация в одних руках. Монополии, олигополии как главная форма существования.

5. Вязкая, зыбкая, слабая экономика, подверженная инсультам. Строительство заднего двора для Китая (сырье на оборудование и технологии). Продолжение сырьевой модели, зависимой от всех ветров.

6. Милитаризация, гонка. Только кажется, что после волны перевооружения, заканчивающейся в 2020-х гг., настанет черед гражданской экономики. Структурное решение — высокая доля военных расходов и ВПК в экономике — на долгие годы. Переделка вызовет жестокую ломку. До начала 2020-х гг. — стимул, потом — все больший вычет из народного потребления. Новые стройки века с гигантскими котлованами, как в начале 1980-х гг.

7. Искажение реальности, вменение искусственной. Массовая обработка картинками и штампами хорошо поставленным дикторским голосом

8. Рост административной экономики — до 75-80%. Государственно-монополистический капитализм, с феодальным оттенком, где мелкому бизнесу позволено трудиться на ниве народного потребления. Массовые переделы собственности в каждом поколении, с обращением к арсеналу всех сил и средств государства, висящих на брючном ремне.

9. Перерастание страдания в смех. Новое поколение великой российской литературы — от новых Гоголей и Достоевских до прихода мессий Булгакова и Зощенко, с заходом к Гроссману.

10. Убывание рынка до мелких и малых внизу. Рыночная свобода в конце пищевой цепочки — только в мелком производстве, там, где пасутся зайцы и антилопы, но не бродят львы и тигры.

11. Известкование жил, снижение степеней свободы. Чудо надзора, сверхбыстрый рост административного бремени. Количество правил и заборов ставит мировые рекорды.

12. Куклы, клоуны и зомби. Маргиналы, иррационализм, дурачество, временами переходящие в идиотизм, может быть, природный, потому что так сыграть нельзя. Они, как вешки, рассыпаны повсюду, и их россыпь становится все гуще.

13. Рост разрыва в технологиях (не в частностях, не в отдельных успехах, а в целом). Для восстановления технологической базы на своей (собственной!) основе нужна другая политика — роста, а не деления сжимающегося пирога. И другая модель экономики, которая полагается на свободно ищущих, рискующих, творческих людей.

14. Вымывание сильных, растворение талантов. Побег в себя или наружу. Привычка затаптывать сильных, жесточайший негативный отбор, ведущийся уже сто лет, не ведет к возрастанию мощи общества и государства.

15. Сверхконцентрация в Москве, капсулирование регионов. 60-80% денежных ресурсов в московском регионе, каждый десятый, живущий в столичной агломерации, 20% ВВП России, уровень жизни и доход на душу, как в развитой стране, ожидаемая продолжительность жизни на 5 с лишним лет выше, чем в среднем по стране — что-то в этом неправильно. Котел, втягивающий в себя и не выпускающий обратно, — при человеческом опустынивании центральной и северо-западной России.

16. Снаружи — рост сил и средств, физически соприкасающихся, способных вызвать мировую вспышку. В финансах все знают, что когда наступает сверхконцентрация рисков, они рано или поздно становятся реальностью.

17. Не по-людски, разрыв этики и действительности, двоемыслие. Массовое сознание, пропавшее в толкованиях фактов. Торжество спецпропаганды и методов токарной обработки общественного сознания. Свобода слова в потопе слов. Вербализация общественного сознания: больше государства, больше патернализма, больше орднунга, больше величия, больше золота, мягко облегающего российские тела

18. Сверхволатильность. Большое кирпичное тело, то падающее, то пытающееся куда-то взобраться, вечно воспаленное собственным воображением, от которого во все стороны летят куски. Одна из самых волатильных экономик мира, один из самых рискованных финансовых рынков, даже когда они застывают и кажется, что немного подросли.

19. Ослабление — тупиковая ветвь. Величию здесь не на чем встать. Любой, кто заперся у самого себя, хотя и высовывается время от времени, крича что-то в форточку, будет неизменно ослаблен. Ход в Азию очень ограничен.

20. Очередной занос. Сто лет нас раскачивало — от большевизма к рыночному фундаментализму, а сегодня неумолимо ставится очередной занос — к неофеодализму, с его баронскими склоками, служивым классом и оглушенным населением.

Пока точки поворота не видно.

И вместе с тем:
1) еще открытая экономика
2) информационно открытая
3) великая экономика
4) много умных
5) осень — золотая и красная (была)
6) масса идей
7) много значительных, любимых, безукоризненных людей
8) молодая кровь — технократы закипают в кастрюле
9) еще много форточек
10) общество сложнее, чем его понимаешь
11) энергия бурлит в крови, растекается по улицам Москвы
12) все родное
13) каждый лист пахнет так же, как в детстве
14) бывают чудеса
15) бывают повороты
16) бывают циклы
17) бывает эволюция
18) и никогда не убывает надежда.

Яков Миркин

Прочитать оригинал поста Якова Миркина с комментариями читателей его блога можно здесь.