Posted 3 марта 2017,, 18:54

Published 3 марта 2017,, 18:54

Modified 31 января, 14:14

Updated 31 января, 14:14

Праздник в антинародных тонах

3 марта 2017, 18:54
Сергей Шелин
Юбилей революции стал соревнованием трактовок, не совместимых ни друг с другом, ни с фактами, но единых в отречении от собственных предков.

По старому стилю столетие Февраля 1917-го уже отметили. А до празднования этих же событий в переводе на новый стиль, по которому отречение царя состоялось 15 марта, остались считанные дни. Юбилейные торжества, которым предстоит теперь затянуться еще как минимум на год, обретают свое лицо и становятся интеллектуальным памятником вовсе не прошлому, а нынешнему нашему 2017 году.

Казенная пропаганда, задача которой — молчать о вещах сколько-нибудь важных и отвлекать внимание публики на что-то постороннее, именно поэтому подает революционный юбилей достаточно вяло и кисло. Бунт против начальства в ее глазах — самая предосудительная из всех возможных вещей, и хотя современная российская государственная система происходит из 1917 года, ничего духоподъемного в этих событиях агитпроп увидеть не может. Поэтому празднование во многом идет самотеком.

Трибуна предоставлена не только привычной телевизионной толпе самодеятельных мыслителей и болтливых охранителей, но даже и нескольким серьезным историкам. Однако вовсе не их слово сегодня преобладает.

Вот трактовки Февраля, исходящие от нескольких главных отечественных фабрик мысли и более или менее успешно забивающие все остальные.

1. Трактовка контрреволюционно-рекомендательная.

Проповедуется людьми с некоторой исторической подготовкой, а также и просто энтузиастами-любителями. Сводится к перебиранию критических моментов февральских дней и исправлению либеральных ошибок отдельно взятых военных и гражданских начальников.

Один преступно тянул с приказом расстрелять толпу. Другой не распорядился изолировать или прикончить таких-то и таких-то. Третий и вовсе проспал самое главное.

Предполагается, что послушайся они советов сегодняшних контрреволюционеров, все бы рассосалось, и Российская империя благоденствовала бы сейчас под скипетром какого-нибудь Николая Пятого или Александра Шестого.

2. Трактовка РПЦ.

Она настолько радикальна, что высшее священноначалие старается ее в последние дни не выпячивать, ограничиваясь рассуждениями о всеобщем прощении и примирении, не очень-то уточняя, кого и с кем.

Но если снять политкорректный флер, то ключевой тезис, охотно развиваемый вслух частью духовенства рангом пониже, прост и логичен. Еще в 2000 году РПЦ канонизировала в лике страстотерпцев не только расстрелянных членов царской семьи, но и самого отрекшегося императора.

Таким образом, февральско-мартовское свержение монарха раз и навсегда должно трактоваться церковью как тягчайшее преступление против святого. РПЦ не просто канонизировала погибших. Она причислила к святым главу навсегда упраздненного режима, заранее заняв безоговорочно охранительную и архаизаторскую политическую позицию применительно к любым событиям нашего времени.

В давние времена католическая церковь, при всем своем консерватизме, воздержалась от причисления к лику святых казненного Людовика Шестнадцатого, чем и уберегла себя от роли заложницы ультрамонархических кругов.

Иерархи РПЦ, принимая решение о канонизации последнего царя, вероятно, заглянули недостаточно далеко вперед. Вердикт не был единодушным и не стал таковым сегодня, но пересмотру, естественно, не подлежит. Поэтому в глазах официальной РПЦ даже Февраль, не говоря уже обо всем последующем, — это лишь приступ народного безумия, который можно объяснить разве что зловредным воздействием врагов монархии и православия.

3. Трактовка либерально-мифологическая.

Февраль изображают в качестве акта создания режима демократии, свободы и прав человека, руководимого передовыми и просвещенными людьми, и непонятно по каким причинам рухнувшего потом под ударами большевиков и ведомых ими люмпенов.

Хотя в действительности прямыми последствиями Февраля в городах было свержение старого истеблишмента, включая и прогрессивное его крыло, а в сельской местности — раздел и разгром крестьянами помещичьих имений.

4. И самая креативная трактовка — молодежно-гламурная.

Талантливый коллектив под руководством Михаила Зыгаря, автора сенсационного сборника придворных сплетен «Вся кремлевская рать. Краткая история современной России», перенес найденный им подход в прошлое и реализует грандиозный проект «1917. Свободная история». За «свободную историю» 1917-го, как до этого и за «историю современной России», выдается череда занятных и изобретательно преподнесенных баек о приключениях и суждениях представителей высшего класса и деятелей художественной интеллигенции.

От великого до глянцевого — один шаг. И если его сделать, то можно спокойно демонстрировать свои навыки и таланты без риска быть за это наказанным. Если бы властям хватило ума, то именно этому переливающемуся всеми красками проекту как раз и надо бы придать официальный статус. Он лучше всех решает юбилейную задачу — уводит от главного, от грандиозности и трагизма революции, сводя ее к эстетскому анекдоту. А уж анекдот — главнейший и любимейший кремлевский жанр.

Впрочем, при всей разнице в яркости и занимательности, эти трактовки состоят друг с другом в глубоком внутреннем родстве. Все они смотрят на революцию как бы сверху, глазами тех двух или трех процентов россиян, которые задавали тон в предреволюционной бюрократии, землевладении, реакционной либо либеральной общественной деятельности, бизнесе и изящных искусствах.

Обитатели сегодняшней России — почти поголовно потомки всех остальных. Но многим из них нравится представлять собственных прадедушек и прабабушек как бессмысленную взбунтовавшуюся чернь, от которой одни беды нормальным привилегированным людям. Именно с этими сановными персонами наши сограждане самого что ни на есть демократического происхождения, которых те не пустили бы даже в собственные прихожие, и пытаются себя отождествить.

Взамен кающихся перед народом интеллигентов революционной эпохи («Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа» — Александр Блок) у нас сегодня полно интеллектуалов, беспощадно осуждающих тех, кто «гадил в усадьбах», но как-то не думающих о том, что это — их предки.

Таков дух нашего 2017 года. Дух временно взявших верх антинародности и антидемократизма. Когда не положено думать о чем бы то ни было, и уж о революции тем более, как об одном на всех историческом опыте. Как о том, с чем можно и нужно сравнивать сегодняшний день.

Разве не одинаково нелепы и «пронародные» причитания Блока, и антинародный пафос сегодняшних умников? Главное даже не в том, что гуманный барин, который не «порол девок», должен почему-то отвечать за какого-то другого, который «порол». Народное восстание — не презентация урбанистических проектов с напутственными речами и последующим фуршетом. Раз уж началось, то будет полно жестокостей.

Но стоит вспомнить, что «порка девок» происходила не в 1917-м, а при крепостном праве. Однако Александр II в согласии с тогдашним истеблишментом нашел ответ на вызов времени и отменил крепостное право, после чего угроза народного восстания далеко отодвинулась. А все, что смог предложить крестьянам Николай II, — это утопическая столыпинская реформа, предпринятая для того, чтобы оградить от них помещичьи имения.

Ну и для дополнительного вразумления, по предписаниям того же премьера Столыпина, карательные отряды в 1906-м и 1907-м пороли и мужиков, и девок целыми деревнями и уездами.

Народ осуждают за то, что сразу после Февраля он снес старые выборные органы, из-за чего рухнула вся система управления. Но забывают добавить, что десятью годами раньше царь и его премьер произвели государственный переворот и почти полностью лишили большинство жителей страны возможности влиять на состав этих выборных органов.

В 1907-м начальствующие круги отстранили простонародье, а в 1917-м простонародье отстранило начальствующие круги. Всем на беду, разумеется. Однако поступая по той же самой логике.

В 1917-м народ действовал дико и жестоко. Но перед этим старый истеблишмент, почти не задумываясь, втянул страну в мировую войну. Офицеры из дворян и интеллигентов гибли вместе с массами рядовых. На ком лежала ответственность за бессмысленную смерть лучших людей из всех сословий?

И кто отвечал за то, что большинство жестоких и наивных мятежников 17-го года были неграмотны или малограмотны? Царская Россия была не очень богатой страной, но и не очень бедной. На всеобщее начальное образование денег вполне бы хватило, если не выбрасывать их на предвоенную гонку вооружений, на строительство дорогостоящих колониальных объектов в китайской Манчжурии и на содержание паразитической верхушки режима.

Понимая, что революционный народ плохо и несправедливо обошелся с истеблишментом, надо осознавать, что и истеблишмент — со всеми своими бессмысленными и беспощадными технократами, порочными фаворитами и бюрократическими утопистами — плохо, несправедливо и некомпетентно управлял народом. Выход событий из-под контроля созревал десятилетиями. Дело вовсе не в недосмотре бравых полковников, не открывших вовремя беглый огонь по петроградской толпе.

История никогда не повторяется один в один. Но нет ли иронии в том, что историческим героем нашего режима является Петр Столыпин, а не Александр II, а восхваляемыми персонажами Февральской революции 1917-го — сплошь те, кто ее проиграл, причем вовсе не случайно.

Сергей Шелин