Кровавые плоды либерализма

Реальная история 1 мая — вещь интересная и поучительная. В ней все прелести эпохи модерна — и мыслепреступления, и приватизация государственного насилия в частные руки, и роль медиа в раскрутке государственной волны встречного насилия, и суды, которые идут при полном понимании сторонами, что приговор уже вынесен, и куча всего в таком же роде.

Итак, 1886 год. США. Немецкие, еврейские, итальянские, чешские, польские, ирландские иммигранты работают за 1,5 доллара в день. Фактически все промышленные рабочие — в стране, где главной ценностью первые 100 лет существования была земля — те самые мигранты.

Начинается движение за права трудящихся, первым и главным из которых объявили «8-часовой рабочий день». Основные объединяющие рабочих силы — неполитические. Скорее этнические на тот момент по природе профсоюзы, объединения вроде «Рыцарей труда» (почти миллион членов на 1886 год в США), которые в своих базовых документах отдельно оговаривают, что они против «радикализма» и «социализма», а просто за базовый набор справедливых условий нормальной жизни и работы.

Понятно, что среди рабочих действуют и реально социалистические, антиправительственные ячейки. Но их — на тот момент — подавляющее, ничтожное меньшинство.

На 1 мая 1886 года была назначена всеобщая забастовка, которую предлагалось не прекращать, пока правительство не примет решение о 8-часовом рабочем дне. Ответ был прост — рабочих начали бить. Причем не полиция, а частные конторы — от криминальных групп до респектабельных агентств вроде Пинкертона. Избиения, завоз штрейкбрехеров, полицейское насилие (в ответ на заявления про избиения приезжала полиция и била еще раз, в том числе и до смерти).

3 мая в Чикаго инициатива переходит уже к политическим группам. Август Шпис — издатель анархо-социалистической немецкоязычной газетки — призывает не сидеть на фабриках, а собраться на общий митинг уже не за трудовые права, а против насилия.

И 4 мая, во второй половине дня на площади Хэймаркет в Чикаго собирается этот самый митинг, в честь которого мы до сих пор пьем водку 1 мая. Совершенно мирный, спокойный настолько, что мэр Чикаго — джентльмен в цилиндре, при монокле и трости, пришел на него посмотреть, побеседовал с рабочими и спокойно пошел домой. Шел дождь, смеркалось — с платформы призвали людей расходиться. Тогда все и началось. Когда редкая уже толпа почти покинула площадь, с соседней улицы вышли полицейские, крича, чтобы все убирались по домам.

Некто — классическое «неустановленное лицо» — бросило под ноги полицейским самодельную бомбу. Прогремел взрыв, погиб полицейский, полиция начала стрелять. Были сумерки, морось, видно было плохо, поэтому в ходе стрельбы погибло больше собственно идущих плотным строем полицейских, чем уже рассеявшихся рабочих — семь против четырех.

А потом началось «дело Хэймаркет». Разгром анархистских и социалистских групп, арест лидеров анархистов с обвинением их в убийстве того самого полицейского, со смерти которого все и началось. Шестерых из восьми не было на площади? Не беда, обвинение переквалифицировали — слова и статьи этих господ привели к тому, что «неустановленное лицо» сделало бомбу и бросило ее в полицейского. Сейчас считается доказанным, что «неустановленное лицо» было полицейским провокатором.

Пресса бесновалась: «бандиты», «террористы», «убийцы», «кровавые плоды вседозволенности и либерализма», «повесить как последних разбойников».

Судья с первого дня процесса действительно обещал всех повесить, присяжных подобрали по принципу ненависти к немцам, евреям и социалистам. До сих пор дело Хэймаркет считается одним из «классических» дел, иллюстрирующих недопустимую предвзятость суда в США, на нем учат студентов-юристов, что не является судом.

Семерых анархистов приговорили к повешенью, четырех казнили, один за день до казни покончил с собой, двое попросили о замене казни пожизненным заключением и их выпустили с извинениями уже в 1893 году.

Последние слова Августа Шписа были: «Наступит день, когда в нашем молчании окажется больше мощи, чем в ваших воплях». Протест, начавшийся как борьба людей за лучшую жизнь, превратился в исключительно политический. Спокойные, чисто профсоюзные методы уступили место подрывной деятельности. На смену почтенным дядечкам, рассуждающим про христианскую справедливость, пришли ребята с револьверами в стиле Сакко, Ванцетти или наших эсеров. И кое-где эти ребята добились, как мы знаем, потрясающих успехов.

Там, где эти успехи оказались не столь потрясающими, сегодня широко обсуждается обязательный базовый доход и 30-часовая рабочая неделя. Мир изменился в момент, когда миру капитала пришло в голову, что кормить дорогой и не слишком эффективный аппарат насилия (кормить и полностью зависеть от него) дороже, чем вести бесконечные переговоры, устраивать многолетние аттракционы с представительством и политикой. Протест мгновенно перестал быть политическим и угрожать той самой олигархии, чью «железную пяту» (выражение Джека Лондона) должен был смести пролетариат.

Современный западный профсоюз снова больше похож на масонскую ложу в стиле «Рыцарей труда», чем на боевую пролетарскую дружину, оппозиция озабочена тем, что и в каком ресторане она будет кушать завтра, а системные политики называют очередную свою программу «Революция» ко всеобщему умилению.

Глеб Кузнецов

Прочитать оригинал поста Глеба Кузнецова с комментариями читателей его блога можно здесь.