Человек в российской клетке

Отправка режиссера Серебренникова под домашний арест вызвала в тихом августе кучу эмоций. Все, кто хотели высказаться, высказались. Линия демаркации понятна.

Те, кто за Серебренникова, говорят, что блестящий режиссер не должен пребывать под арестом — тем более, что вина не доказана. А те, кто против Серебренникова, говорят, что перед законом все равны: вон, сидит же в следственном изоляторе бывшая бухгалтер Серебренникова.

Меня же в этой истории резануло то, что резало глаз и раньше, во время всех публичных процессов. Серебренников (де-юре невиновный) на суде сидел в клетке. В свое время в клетках, как звери, сидели и Pussy Riot, и Навальный, и Ходорковский, а можем оказаться и мы с вами: даже у тех, кто активно поддерживает сегодняшний режим, вряд ли есть сомнения, что по решению сверху посадить можно любого, а повод найдут.

Звериная клетка в суде, в которую человек засунут на всеобщее обозрение, как в зоопарке, — российское изобретение новейших времен. Обвиняемые не сидят в клетках ни в Америке, ни в Европе. При Брежневе клеток тоже не было. Когда в начале 1980-х судили парня, убившего моего отца, были только скамья подсудимых и конвой.

Я не могу сказать с уверенностью, когда появились первые клетки. Возможно, уже при позднем Ельцине. Даже если так, было два десятилетия этот средневековый позор отменить. Не отменили. Это яркий символ того, что де-юре независимый суд де-факто вписан в госсистему, которая репрессивна, недоброжелательна и обвинительна по отношению ко всем, кто оказался у нее на пути.

С моей точки зрения, в новой России («новой», потому что крах нынешнего режима предчувствуют все, включая страстных его апологетов) суд должен быть частью не государственной, а общественной системы. То есть он должен быть организован на манер британской вещательной корпорации «Би-Би-Си», которая сконструирована так, что автоматически отвергает любое давление на себя — хоть со стороны премьер-министра, хоть королевы.

Сутью суда должна быть — и особенно в России! — защита интересов человека и общества от давления государства. Государство сильнее любого человека. Государство в России привыкло обвинять, карать, запрещать. Суд, никак не подчиняющийся государству, должен выяснять две вещи: насколько доказано обвинение и какое решение будет в интересах общества.

Государственные и общественные интересы могут сильно отличаться. Государственный интерес (т.е. интерес конкретных групп, получающих деньги через бюджет) может быть в том, чтобы объявить все руководство «Гоголь-центра» расхитителями бюджета (с тем, например, чтобы перераспределить средства в пользу какого-нибудь казачьего хора). А общественный интерес в том, чтобы существовал блестящий «Гоголь-центр» («блестящий» — моя личная оценка, я видел там с десяток спектаклей, включая «Сон в летнюю ночь»), чтобы Серебренников снимал фильм про Цоя, ставил балеты в Большом театре и оперы в Германии — особенно если понятие «общество» расширить до Европы и всего мира.

Я понимаю, что идея общественного суда выглядит в России утопической — просто потому, что интересы государства в нашей стране принято считать важнее общественных. Хотя, с моей точки зрения, должно быть ровно наоборот.

Но и капитализм в России выглядел абсолютной утопией в начале 1980-х.

И нынешней системе рано или поздно придет конец. Все больше и больше людей думают о том, что в новой России придется проводить процесс, аналогичный процессу денацификации в послевоенной Германии — с тем, чтобы новая Россия не переродилась в прежнюю автократию (пусть и, условно говоря, с Навальным, Ходорковским или Кудриным во главе). Называют ряд конкретных мер: например, люстрацию — запрет судьям, следователям и прокурорам, участвовавшим в заказных процессах, занимать госдолжности.

Но это — технические вещи, как и уничтожение отвратительных звериных клеток.

Я же о сути суда.

Еще раз: суд — вне государства, он отдельная власть, он служит обществу и, если необходимо, защищает от государства.

Понимаю, что звучит странно, но есть время обдумать.

Дмитрий Губин