У рыбы тоже Новый год

В последних числах декабря у времени истекает срок годности. Мир ветшает, трескается — и в трещинах проступает что-то живое, беззащитное и трогательное. Через десять дней безвременья трещины закроются, нарастет новая гладкая оболочка, и все станет как прежде, как обычно. Но пока, в эти суматошные, утомительные, бестолковые дни, среди суеты и усталости мелькают лица куда более оживленные и внимательные, чем в любой другой момент, чужие разговоры кажутся интереснее, а посторонние люди — ближе и понятнее.

Вот в вагоне метро деловито раздевается рослый юноша, перебрасывая из руки в руку хрустящий и сверкающий упаковкой подарок. Снимает потертую куртку с оторванным клапаном кармана, перекидывает через руку, прячет в нее невнятного цвета шарф, расстегивает три пуговицы на модной рубашке, открывая свежую футболку, — и замирает перед дверью, напряженный и готовый к выходу, глядя на свое мутное отражение и благоухая слишком взрослой и тяжелой для него туалетной водой. Хочется пожелать ему удачи. И, судя по тому, как смотрит на него весь вагон, хочется не только мне.

Вот человек падает на улице, поскользнувшись на горбатом льду, припорошенном легким снежком, и рассыпает покупки из непрочных пакетов. К нему на помощь бросаются все, кто проходил мимо: два юных хипстера, женщина средних лет на неустойчивых каблуках и бабуля с тележкой. Бабуля по пути роняет свою тележку, перегораживая тротуар, и следующим прохожим остается только присоединиться к спасательным мероприятиям — например, собрать мандарины. Человеку даже находят новые пакеты вместо порванных и отряхивают снег с дубленки.

На Пяти Углах девятибалльная пробка завязала в узел все светофоры, пешеходы огибают машины, с трудом протискиваясь между бамперами. Вдруг в грязной «девятке», ловко перегородившей «зебру», открываются окна, и наружу оглушительно гремит «Дискотека Авария»: Новый год к нам мчится, скоро все случится. Прохожие начинают улыбаться, сами того не замечая; из «девятки» высовывается юный гопник и тоже улыбается — всем сразу.

По улице шагает молодой человек в дизайнерской шапке в виде акулы, охватившей пастью его голову.

— Мама! — звонко говорит встречный ребенок. — Смотри, рыба дядю ест!

— Ну что ж, — невозмутимо говорит мама. — У рыбы тоже Новый год.

Рыбе хорошо: у нее нет никаких других дел, кроме как есть дядю. Ей не надо метаться по магазинам с длинным списком, выбирать и тащить домой елку, биться с доставками из интернет-магазинов, которые под праздник все разом впадают в коллапс и готовы привозить заказы либо в шесть утра, либо в одиннадцать вечера, либо уже десятого января, извините. Ей не надо ездить по городу сквозь пробки по каким-нибудь внезапным нелепым делам: в последние дни декабря таких дел возникает почему-то особенно много, списки прирастают торопливыми строчками, одну вычеркиваешь — две приписываешь сбоку. Рыбе не надо придумывать подарки всем своим икринкам и подросшим рыбкам с прошлого нереста, а еще всем знакомым и соседям, и друзьям друзей, и их родственникам. У рыбы не перегорит лампочка в гирлянде в последний момент, домашний осьминог не уронит елку и не наестся дождика, а приглашенные в гости морские коньки и звезды не отравятся морской капустой.

Зато и первого января рыба не проснется в туманный безлюдный полдень или в подрагивающий усталыми огоньками вечер с ощущением, что больше не надо никуда бежать. Не надо торопливо шевелить плавниками, расталкивая других рыб, а все исчерканные списки можно просто скомкать и выкинуть в мусор вместе с мандариновыми очистками и рваным серпантином. У рыбы нет впереди длинных ленивых выходных с остатками салатов и слегка заветрившимися тортами. Она как ела дядю накануне, так и будет есть дальше — если, конечно, дядя вообще соберется выйти из дома. Такой уж у рыбы Новый год. Нам, кажется, повезло немного больше.

Ольга Гребнева