Posted 2 февраля 2019,, 07:00

Published 2 февраля 2019,, 07:00

Modified 31 января, 21:59

Updated 31 января, 21:59

Коррупция? Вынуждены простить!

2 февраля 2019, 07:00
Александр Желенин
Новым законопроектом власть фактически открыто покупает лояльность большей части современного политического класса России.

Наконец стала ясна основная идея пафосно разрекламированного высшим начальством Национального плана противодействия коррупции на 2018—2020 годы, обнародованного в июне прошлого года. Судя по всему, его душой и стержнем должен стать уже наделавший много шума законопроект, разрабатываемый сейчас такими серьезными государственными структурами как Минюст, МВД, Генпрокуратура, Следственный комитет и примкнувший к ним Минтруд.

Напомню о чем речь. Законопроект предполагает прощение коррупционеров в случае так называемых «непреодолимых обстоятельств». Зампредседателя комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции Анатолий Выборный назвал эти поправки в своем комментарии для РБК «крайне важными». Кто бы сомневался! Думаю, что это калька с мнения всего политического класса нынешней России. Представляю, как возбудилась, ожила вся королевская рать при известии о разработке подобного закона…

В силу его щекотливости, документ еще не доступен для широкой общественности, но благодаря разъяснениям и того же Выборного и Минюста в общих чертах уже можно представить его благородные контуры.

Итак, ожидается, что «непреодолимыми» и «объективными» для преодоления коррупции обстоятельствами будут считать такие, когда, например, «бывшие члены семей госслужащих „не всегда соглашаются“ сообщить ​сведения о доходах и расходах общих детей» (цитата по РБК, который в свою очередь ссылается на пресс-службу Минюста).

Живо представляю себе эту сцену. Приходит полицейский к «члену семьи госслужащего». Например, к мэру, губернатору или к кому-то из их замов, и тактично спрашивает: по нашим подсчетам, вилла, которую вы построили, превышает ваше жалование за 30 лет безупречной службы, не могли бы вы представить другие источники ваших доходов? На что губернатор, мэр или их замы тепло улыбаются и говорят, что вила-то не моя, а сынишки-студента. И я бы и рад указать, откуда у него такие доходы, да вот беда — не говорит, шельмец.

Тогда понятно, отвечает борец с коррупцией в погонах и красиво удаляется — это ведь как раз то самое «объективное обстоятельство непреодолимой силы». Так бы сразу и сказали…

Или вот еще одно непреодолимо прекрасное для коррупционеров обстоятельство. У «госслужащего» свечной заводик в какой-то «вражеской» стране. Например, в Великобритании. Согласно действующему суровому закону Российской Федерации, он должен перевести сие имущество на родину, но вот беда — враги включили нашего бедолагу «госслужащего» в санкционный список. Он бы и рад съездить в Соединенное Королевство, так не может же — запрет. А так он, конечно, всей душой — за! Но что поделать!

А заводик тем временем работает и работает, а деньжата от продажи свечек все текут и текут по вражьему SWIFT. Может даже и не к нему в карман, а в карман, скажем, де-юре уже бывшей супруги, с которой наш госслужащий предусмотрительно развелся и которая потому теперь «бывший член семьи». А стало быть, взятки с нее гладки, поскольку она «не всегда соглашается» сообщить ​сведения о доходах и расходах.

Ну, что поделать! Не соглашается и все тут! Заплачет тут наш борец с коррупцией горькими слезами и тоже пойдет горемычный восвояси. Это ведь теперь тоже не коррупция и не отмывание всяких там сомнительных доходов, а невероятно «непреодолимое» «объективное обстоятельство»…

Но и это не все радости, ожидающие наших славных госслужащих от будущих поправок в законодательство о коррупции. Самое вкусное в разрабатываемом законопроекте это то, что к этим самым «непреодолимым и объективным» обстоятельствам, которые должны вести к прощению за подобные преступления, в Минюсте называют место, где это произошло, а конкретно, моногорода, закрытые административно-территориальные образования и отдельные районы Крайнего Севера, которые «характеризуются отдаленностью, малочисленностью и тому подобное».

Что касается последних, то тут все более менее — ясно. Там закон — тайга, а также тундра. То есть, как не было там человеческих законов, так и не будет, не надейтесь. И это обстоятельство надо закрепить в нашем суверенном и неповторимом праве, учитывающем наши славные традиции и национальные особенности. То есть, здесь все понятно. А вот моногорода — это отдельная и тоже очень суверенная песня.

Дело в том, что к моногородам у нас отнесено 319 городских поселений, рассыпанных по всей стране, где живут больше 13 млн человек. Причем в некоторых из них, как, например, в Тольятти, проживает больше 700 тыс. человек. В Новокузнецке — больше 500 тыс. и так далее. В общем, не самые маленькие и не самые плохие городки…

Так вот, что получается. В моногородах теперь тоже коррупции не будет. То есть, то, что будет считаться коррупцией в Москве, в том же Новокузнецке — уже и не преступление. Тут, конечно, хочется задаться некоторыми риторическими вопросами. Например: чем станут наши моногорода после введения в действие этого закона? Неофициальными офшорами, тихими гаванями для коррупционеров всех мастей и рангов?

Не забудем и еще одну сугубо суверенную особенность нашего законодательства. Правоприменение у нас обычно хуже, чем самый плохой закон.

Общий вывод из всего этого может быть только один. Нынешние российские властители, готовясь увековечить свое господство в стране, нуждаются в серьезной институциональной поддержке. Для этого, в том числе, и разрабатывается подобный законопроект, которым фактически просто покупают лояльность большей части современного политического класса России. Собственно, и все.

Ну, а чтобы все выглядело не так откровенно, на потребу публике периодически будут устраиваться шумные антикоррупционные процессы — народ должен знать, что власть не дремлет и с преступниками борется.

Александр Желенин