Российский народ устал от имперского бремени.
Отмечаемый в пятницу День России — на этот раз особый. Декларации о государственном суверенитете Российской Федерации исполнится тридцать лет.
Не думаю, что власти примутся развивать эту юбилейную тему. Историю они, конечно, любят. Но не ту, которая была, а ту, которую сочинили сами. Да и мысли у них сейчас о другом — о плебисците.
Однако и народ вряд ли скажет доброе слово о страстях тридцатилетней давности. Сама Декларация почти забыта, а те, у кого ее принятие осталось в памяти, не склонны вспоминать тогдашний свой восторг. Скорее, скажут шутливо, что вот, представьте, Россия-то вплоть до 1990-го не была независимой страной. И вдруг стала. Смешно? Да. Впрочем, лишний выходной не помешает.
Но если о грандиозном событии сегодня не хотят думать, оно не становится от этого мелким. Декларация о российском суверенитете не была причиной ликвидации советской империи, но поставила ее роспуск на мирные рельсы. А быстро сложившееся неприятие этого документа нашими верхами и низами объясняется тем, что провозгласили его с одной целью, однако получилось не только задуманное, но еще и многое другое.
В 1990-м Советский Союз уверенно шел к распаду. Еще до 12 июня пять союзных республик провозгласили себя суверенными государствами. Причем три из них — Эстония, Латвия и Литва — объявили, что вообще не считают себя входящими в СССР. Россия, с ее свободно избранным депутатским корпусом, во главе которого только что встал Борис Ельцин, должна была сказать решающее слово о том, как теперь быть с империей.
Тех, кто считал, что СССР пора (или хотя бы придется) распустить, на тот момент было явное меньшинство и в российском народе, и в номенклатуре, и даже среди жителей политически продвинутых столиц. А Декларацию о суверенитете утвердили при 907 голосах «за» и 13 «против».
То есть было в ней что-то такое, с чем тогда соглашались буквально все — и державники, и либералы, и реакционеры, и прогрессисты. И из сегодняшнего дня можно увидеть, с чем именно.
Декларация никоим образом не объявляла о выходе России из СССР. Наоборот, в документе провозглашалось ее членство в составе некоего усовершенствованного («обновленного») Советского Союза.
Правда, при этом устанавливался приоритет законов России над союзными. Что превращало центральное руководство СССР в нечто не совсем легитимное. Но те, кто поддержал Декларацию, т. е. большинство российской номенклатуры и народа, не были политическими мыслителями. Они просто хотели поставить на место союзный центр. Декларация была именно про суверенитет России в отношениях с управленческим аппаратом СССР. О других проявлениях суверенитета в тот момент не очень-то и размышляли.
Российский руководящий класс, при всем взаимоисключающем многообразии своих установок, хотел отобрать у старого центра большую часть его рычагов. А рядовые люди были едины в том, что с выжиманием, как они полагали, соков из России в пользу союзных республик надо заканчивать. И для этого окоротить тех, кто эти соки жмет. То есть тот же союзный центр. Таков был консенсус верхов и низов летом 1990 года.
При этом люди на всех этажах вовсе не думали, что империи не будет. Она казалась чем-то само собой разумеющимся. Считалось, что союзные республики, за вычетом, может быть, прибалтийских, слишком привычны к общей упряжке и слишком выгодны друг для друга, чтобы убежать от России, даже имея такую возможность.
Большинство россиян, хоть тогда и не задумывались над этим, были определенно привержены империи, однако не хотели больше ничем для нее жертвовать. Отсюда и тот энтузиазм, с которым принимали утверждение равенства метрополии и провинций — и в декларативном суверенитете, и в обзаведении таким же, «как у всех», комплектом учреждений.
Вообще-то метрополия, которая не хочет потерять свои провинции, равенства в статусе с ними не добивается. К примеру, в Великобритании есть парламенты и правительства в Шотландии, Уэльсе и Северной Ирландии, но нет и не может быть «своего» парламента и «своего» кабинета министров в Англии.
Восторг, с которым у нас встретили в 1990-м появление настоящей сильной российской власти, говорил вовсе не об отказе россиян от империи, а только о нежелании за нее платить. По крайней мере, прежнюю политическую и материальную цену.
Да, это был самообман — и притом быстро раскрывшийся. Бесплатных империй не бывает. Через полтора года Советского Союза не стало. А еще пару лет спустя волна державной ностальгии поднялась уже так высоко, что провозглашение российского суверенитета стали воспринимать в лучшем случае как неудачную шутку, а все чаще — как отречение от основ.
Но теперь это был самообман в другую сторону. Усталость российского народа от имперского бремени никто уже так и не смог отменить. Она царила в 1990-м, когда СССР был объектом насмешек. Налицо она и сегодня, в 2020-м, при всем дежурном умильном тоне, с которым вспоминают СССР. Умиляются, но к жертвам ради его реставрации не готовы — и явно не совпадают в этом пункте с Кремлем.
Россия никогда не уходила из империи, но в 1990-м по умолчанию смирилась с тем, что империя, если захочет, может уйти от России. И все усилия переиграть это принесли за тридцать лет очень скромные по историческим меркам результаты.
Декларация-1990 осмеяна и забыта. Но она продолжает работать.
Сергей Шелин
