О чем спор про «новую этику»

Поскольку сейчас все спорят про «новую этику», имеет смысл уточнить, о чем спор — слишком многие, оказывается, этого не видят.

Применительно к теме сексуального харассмента, о которой речь идет чаще всего, различие между «новой этикой» и «старой этикой» не в том, что раньше он считался нормой, а теперь стал считаться нарушением. Так часто говорят сторонники первой (НЭ), но это всего лишь риторический прием — «старики не могут понять, что секс должен быть по согласию».

С точки зрения «старой этики» харассмент (а также связи со студентками etc.) — это тоже плохо. Более того, в своем классическом виде она вообще прохладно относится к сексуальным вольностям, в том числе и по согласию. Не так уж давно любовница могла стоить карьеры чиновнику и в США, и в СССР. Конечно, тайно любовницы у женатых мужчин были всегда, но спалиться на таком публично в 1970-м я бы никому не посоветовал ни в Нью-Йорке, ни в Москве. Кто не знает «Красный треугольник» Галича — послушайте.

Более того, один президент США едва избежал импичмента из-за вольностей с практиканткой. И было это в 1998 году. Причем хотя обвиняли его не в сексуальных действиях, но реальным содержанием скандала были именно они — и признаться он боялся не из страха обвинений в насилии, а потому, что практикантка его женой не была, а была совсем другая женщина.

На деле сейчас сторонники НЭ спорят чаще всего не с последователями СЭ, а с «людьми 90-х», которые не любят ни ту, ни другую. У них своя, «средняя», этика, в которой по согласию можно и вступать во внебрачные связи, и предаваться групповому разврату, и спать с людьми своего пола — а окружающие в это лезть не должны. И в такой перспективе в НЭ можно выделить три основных черты:

1. Отказ считать жертву насилия «опозоренной».

Эта черта НЭ, благодаря которой жертвы насилия больше не стесняются говорить вслух о пережитом, носителям «средней этики» нравится — здесь они согласны с НЭ и не согласны со СЭ, в которой сохранялось классическое представление о бесчестье. Из-за чего жертвы и молчали, а насильники часто оставались безнаказанными — и тут отсутствие твиттера никакой роли не играло, способы сделать личное публичным были всегда, но страх стигмы перевешивал.

2. Требование к обществу «встать на сторону жертвы».

Эта черта с точки зрения «средней этики» выглядит сомнительно. Эмоционально естественно быть на стороне жертвы. Но у адептов НЭ на практике это означает, во-первых, во всем верить тому, кто сам назвал себя жертвой, во-вторых — не предъявлять к нему никаких этических требований. Между тем, «люди 90-х» предпочитают судить обо всем объективно и ожидать этичного поведения от всех, в том числе и от пострадавших. Логика «если мне показалось, что меня оскорбили, значит, меня оскорбили» для них неприемлема, и отметать любые объективные соображения, которые можно интерпретировать как «обвинение жертвы», они не согласны. Статус жертвы не лишает взрослого человека субъектности и ответственности за себя. Тут они на стороне СЭ против НЭ. Суд не должен быть пристрастным.

3. Постулат о сверхценности сексуальной неприкосновенности по сравнению с любой другой.

Этот постулат у НЭ и СЭ общий, только в СЭ он основан на древних представлениях о чести, а в НЭ — на новых представлениях о ни с чем не сравнимой тяжести любой психологической травмы, связанной с сексом.

«Средняя этика» рассматривает его (в обеих формах) как предрассудок, сводящийся к иррациональной сакрализации секса. Да, разумеется, и для нее изнасилование — это тяжелое преступление, но вообще она не ранжирует физическое и психологическое насилие именно по принципу его отношения к половой сфере. Поэтому утверждение, что если кого-то неподобающим образом схватили за задницу — то случилось нечто ужасное, она особо всерьез не воспринимает. Ее носитель, скорее всего, скажет, что это плохо и стыдно и за такое бьют, но вообще от потроганной задницы еще никто не развалился, будь он даже омоновцем. Здесь «средняя этика» выступает и против старой, и против новой, не видя между ними большого различия.

При этом стоит учитывать, что для типичных «людей 90-х», в силу недавнего советского опыта, крайне важна неприкосновенность частной жизни и грань между личным и общественным. Поэтому они, хоть и признают пользу вынесения в публичное поле таких частных проблем, которые невозможно решить приватным образом, но очень не любят злоупотреблений этим методом. Это не всем понятно, в том числе и не всем людям с советским опытом, поскольку вообще многим идея «жизни на виду» близка от природы, и они хотят не отгородиться от соседей забором, а найти себе хороших соседей, не сбежать из коммуны, а создать коммуну. Но если это запомнить, спорить будет проще.

Иван Бабицкий