Главный вопрос в «деле Навального»

Ключевое общественное размежевание в вопросе о расследовании CNN, Bellingcat, The Insider и Der Spiegel по поводу дела Навального — это восприятие современного состояния России: война или мир.

Если Россия — воюющая страна (все равно в какой трактовке — пытающаяся взять реванш за несправедливое поражение в третьей «холодной» мировой войне, или же подвергшаяся неспровоцированной агрессии в форме внешнего давления и несправедливых же санкций, или же сочетание в той или иной пропорции первого и второго тезисов), то в этой логике à la guerre comme à la guerre. Журналистка CNN, заставшая врасплох российского спецслужбиста, — передовой отряд вражеской армии. К самому спецслужбисту можно внутренне относиться по-разному, но он свой. Как в 1941 году своим был Берия, а Штауффенберг и Тресков — чужими. При всей преступности первого и благородстве вторых.

В случае принятия такой логики главный вопрос — кому выгодно. И в связи с этим об источнике информации. Если выгодно врагу, то тем хуже для фактов. И само слушание вражеских источников уже как минимум подозрительно, ибо размывает сплоченность. А то и преступно — как в том же 41-м (кстати, обращает на себя внимание частое обращение лоялистов к воспоминаниям о войне применительно к современности). И главное — надо сделать все возможное, чтобы никто посторонний не мог получать информацию о деятельности наших спецслужб. Потому что они наши.

Если Россия — страна невоюющая (что соответствует официальному положению дел; вот и российский президент, выдержав немалую паузу, поздравил с победой Джо Байдена), то логика совершенно иная. Существуют многочисленные подозрения, что российский гражданин на российской территории стал жертвой преступления — и эти подозрения должны быть подтверждены или сняты с помощью объективного уголовного расследования. Журналистка в этой логике делает свою работу, имеющую общественное значение (и делает хорошо). А вот к ее визави есть вопросы, на которые ему неплохо было бы ответить, причем не в стиле «солсберецких шпилей». И главный вопрос в этой логике — что произошло.

США, например, после 11 сентября ощущали себя на войне — и этого хватило Джорджу Бушу-младшему не только для занятия Афганистана, но и для вендетты в виде уничтожения саддамовского режима в Ираке. Симптомом окончания войны в умах американцев (при продолжении затянувшихся на долгие годы боевых действий) стало вышедшее в 2004 году расследование CBS о преступлениях американских военных в тюрьме Абу-Грейб. В России любят приводить этот пример — но лишь как доказательство преступности вероятного противника, не акцентируя внимания на независимой журналистике, благодаря которой эта история стала известна. Для журналистов CBS американские охранники Абу-Грейб не были своими — для журналистов война закончилась.

Общественные настроения в России сейчас таковы, что люди в большинстве своем не только не хотят войны, но и не ощущают себя на войне. Проведенное в минувшем январе исследование «Левада-центра» показало, что две трети россиян выступили за партнерство России и Запада, а 11% — за дружбу. Лишь 3% россиян считают, что отношения с Западом должны основываться на вражде, еще 16% — на соперничестве. Интересны последние данные об отношении к США: в августе 42% респондентов относились к Соединенным Штатам хорошо и 46% — плохо. После победы Байдена и алармистских прогнозов на российском телевидении число «негативистов» увеличилось до 51%, хорошо по-прежнему относятся 35%. На региональных выборах партия Захара Прилепина, выдвинувшая радикально-реваншистские лозунги, потерпела поражение (она прошла только в Рязанской области, откуда Прилепин родом). В любом случае, это очень далеко от общественной поддержки военной мобилизации.

Алексей Макаркин