Безвыходные чудеса

Сто лет назад закончилось наше первое экономическое чудо. Потом состоялись еще два, последнее из которых финишировало в 2008-м. Роковым дефектом каждого чуда было неумение перейти к новой модели роста, когда прежняя устаревала.

12 февраля 1914 года (по новому стилю) Владимир Коковцов был уволен с постов главы правительства и министра финансов и заменен на этих должностях соответственно Иваном Горемыкиным и Петром Барком. Более чем двадцатилетняя эпоха, когда российской экономикой руководил сначала Сергей Витте, а потом продолжавший его курс Коковцов, закончилась. Первое российское экономическое чудо пришло к финишу, который, надо сказать, выглядел впечатляющим.

Промышленное производство за эти два десятилетия выросло вчетверо, а иностранные инвестиции - вдесятеро. По экономическому потенциалу Российская империя сравнялась с Францией, которой в начале 1890-х уступала в два с лишним раза. Наша страна впервые в истории обзавелась мощной тяжелой промышленностью. Осуществились гигантские инфраструктурные проекты, самым знаменитым из которых стала Транссибирская магистраль. Позднее, когда большевики взялись за индустриализацию, они начинали вовсе не с нуля. У них был внушительный фундамент.

Но тогда, в начале 1914-го, потребность в смене экономической модели была довольно очевидной. Установившийся при Витте и в целом сохраненный при Коковцове режим государственного руководства экономикой стал ощущаться как тяжкий гнет. Концентрация финансовых ресурсов страны в казне – через займы и скрытую экспроприацию накоплений людей в сберегательных кассах - не оставляла денег частному сектору. А то, что 30% госдоходов поступали от казенной водочной монополии (идея Витте, в полном объеме внедренная уже Коковцовым), воспринималось как позорное и политически недопустимое явление.

Чтобы развитие страны нормально продолжалось, пора было многое изменить. Но люди, призванные тогда к руководству, никак для этого не годились. Премьер Горемыкин, 74-летний инертный чиновник, был профнепригоден. Молодой шеф финансового ведомства Барк, предлагая кое-какие здравые в теории рецепты (вроде замены водочного сбора подоходным налогом), не имел ни авторитета, ни менеджерских качеств. Осуществлявший общее руководство самодержавный монарх был инертен и некомпетентен разом.

До полноценной, очевидной для всех управленческой неудачи дело просто не успело дойти, поскольку полгода спустя началась мировая война. Кое-какой вклад в расшатывание российской экономики и финансов проектные заготовки первой половины 1914 года все-таки внесли: с началом войны царь торжественно отказался от «пьяных денег» и провозгласил сухой закон, но подоходный налог ввести так и не сумели. Впрочем, эти правительственные проколы затерялись тогда среди прочих бедствий. А потом настала революция, и проблема обновления хозяйственной модели отпала вместе со старым режимом.

Эта унылая история интересна тем, что превратилась потом в традицию. Каждое последующее наше экономическое чудо начиналось, продвигалось и заканчивалось примерно таким же порядком.

У нас были потом еще два грандиозных хозяйственных рывка – примерно двадцатитрехлетний сталинско-хрущевский в 1930–1940 гг. и в 1948–1960 гг. (разделенный надвое годами войны и послевоенного восстановления в 1941–1947-м, этот период по своей экономической логике образует одно целое); и десятилетний примаковско-путинский (1998–2008 гг.). При всем различии исторического оформления, сходство сценариев бьет в глаза.

Сначала каждый раз внезапно выяснялось, что стихийное капиталистическое развитие не обеспечивает державной мощи, да и вообще не одобряется ни верхами, ни низами. От властей начинали требовать, чтобы они взяли управление прогрессом в свои руки.

Именно такие настроения в 1892-м привели к руководству российской экономикой Сергея Витте - человека чужого для правящего класса, но зато наделенного исключительными организаторскими качествами и полного идей. А в конце 1920-х разочарованная НЭПом большевистская номенклатура почти без колебаний пошла за Сталиным, с его суперпланами. И, наконец, после дефолта 1998-го сооружение новой, централизованной хозяйственной системы было препоручено спецслужбистам: сначала - Примакову, а год спустя – Путину.

Затем начинались успехи, перемежаемые субъективными ошибками вождей. Правда, цена управленческих промахов Витте измерялась десятками миллиардов рублей (по сегодняшнему счету), Хрущева – сотнями миллиардов, Путина – триллионами. А вот импровизации Сталина оплачены миллионами погубленных жизней.

Но стремительный, хотя и неустойчивый, рост экономики каждый раз был налицо. К 1914-му российское производство, как уже говорилось, выросло вчетверо по сравнению с началом 1890-х. К 1960-му против 1929-го, по очень приблизительным прикидкам (ведь советская статистика даже и не притворялась правдоподобной), реальный рост был пяти- или шестикратным. А к началу кризисной осени 2008-го уровень производства почти вдвое превосходил тот, что был последефолтной осенью 1998-го.

Экономические чудеса вовсе не были выдумками. Но имели одну особенность: рано или поздно количество неудачных административных решений достигало критической массы, и явственно возникала потребность ослабить государственную хватку и увеличить хозяйственные свободы. Вот на этом-то каждый раз и спотыкались.

После отставки Коковцова начавшуюся было идейную неразбериху прервала мировая война. Политика Хрущева зашла в тупик еще года за четыре до его отстранения, но реконструкция системы оказалась невозможной сначала из-за его некомпетентности, а потом из-за того, что его преемники пожертвовали будущим страны ради возможности дожить собственную жизнь в безделье и почете.

А путинское экономическое чудо исчерпало свой ресурс уже лет шесть назад. Мировой спад только усугубил этот факт, но у нас рост экономики почти остапновился еще до его начала – где-то в середине 2008-го. С тех пор в верхах не прекращаются словопрения по поводу того, что пора бы сесть и сочинить какую-то новую экономическую модель. На самом-то деле, вовсе и не надо особенно напрягать ум. Успешно работающие экономические системы есть во многих других среднеразвитых странах, от Польши и до Турции.

Проблема вовсе не в незнании того, что следует предпринять, а в неспособности сделать то, что явно назрело. Правда, за этим неумением вовремя сменить модель стоит давняя и могучая традиция. Но она сегодня не оправдание. И век, и полвека назад в стране были человеческие и материальные ресурсы, которыми власти затыкали любые проблемы. А теперь они закончились.

Нормальный экономический рост возможен, если ему не мешать. А вот дорогостоящих государственных чудес больше не будет, какой бы странной эта мысль ни казалась начальствующим лицам.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора