Почему в России нет хорошего кино

Прошедший 9-й съезд Союза кинематографистов РФ не вызвал в обществе, по сути, никакого оживления. И лишь подтвердил тот печальный факт, что отечественный кинематограф переживает период упадка. Большим и актуальным искусством современное российское кино, увы, не назовешь. Кто в этом виноват? Кинематографисты? Или, может, эпоха? Или никто?..

Обо всем этом я решила побеседовать с Дмитрием Долининым – известным петербургским кинооператором (среди его работ – знаменитая «Собака Баскервилей» Игоря Масленникова, «Объяснение в любви» Ильи Авербаха и другие картины, ставшие классикой жанра), режиссером, литератором и профессором Санкт-Петербургского университета кино и телевидения.

- Современный российский кинематограф? Его, как цельного явления культуры, нет. Иногда появляются отдельные достойные фильмы. Сходу могу назвать, разве что, «Елену» Андрея Звягинцева - одну, быть может, выдающуюся картину за последние 5 лет. Порой я вижу, что в том или ином фильме есть неплохие отдельные находки, но фильм как целое не додуман, не доделан…

- Но почему в хрущевскую и даже брежневскую эпохи, когда свободы было меньше, отечественный кинематограф развивался, и были хорошие фильмы, а сейчас - нет?

- Как ни парадоксально, так было именно потому, что существовал план и гарантированное бюджетное финансирование. Вот, к примеру, «Ленфильм» по плану должен был выпустить 25 фильмов в год. Утверждалось много дрянных идеологически выдержанных сценариев. Но для выполнения всего плана их количества не хватало. И потому среди потока мути иногда удавалось проскользнуть приличному человечному замыслу. Но только чтобы политики он не касался! Ее приходилось обходить.

Были толковые редакторы, они выступали посредниками. Находили хитрые слова, чтобы рассказать начальникам, почему это кино нужно и можно снять, почему оно «идеологически безопасно». Например, Фрижета Гукасян: она выискивала талантливых режиссеров, уговаривала начальство, чтобы оно дало им шанс проявиться. Она «вытащила» в свет и Динару Асанову, и Илью Авербаха, и многих других. Сейчас же редактора нет, есть только продюсер, который считает, что он царь, бог и воинский начальник. А вчера еще торговал помидорами.

- Но в Голливуде, например, нет ни плана, ни бюджетного финансирования…

- В США около тридцати тысяч кинотеатров, а в России (где населения в два с небольшим раза меньше) – всего около двух тысяч. Ясно, что чем меньше показов, тем меньше прибыль. Поэтому частные инвесторы в России не хотят вкладывать деньги в кинематограф. А нынешнее государство вкладывает копейки.

В СССР была идеология. Кино считалось «важнейшим из всех искусств». Сейчас никакой идеологии, слава Богу, нет. Но советские чиновники были мудрее нынешних. При всей идеологической зашоренности, они понимали, что в каких-то случаях выгодно отпустить гаечку и получить фильм, с которым будет не стыдно выступить на заграничном фестивале. Поэтому, пока большинство режиссеров снимало агитки, некоторым удавалось делать искусство.

- А сейчас разве нельзя снимать то, что хочется?

- В принципе, можно. Но только на это нет денег. Кино – очень прибыльное дело, просто не всякий фильм окупается сразу, а в расчете на «длинные деньги» у нас ни в одной отрасли работать не хотят. Вообще-то, в идеале, государство не должно давать деньги - оно просто должно создать такие условия, чтобы бизнесменам было выгодно вкладываться в кино.

- Тогда у российского кино появились бы новые перспективы?

- Да. Но их не появится. И не только у кино. У страны нет перспектив, к сожалению. Но народ сам виноват - и большевиков, и нынешнюю власть он ведь сам допустил…

- Но ведь была эпоха Перестройки, ее ведь тоже «допустил» народ… И кино тогда, к слову, случалось интересное…

- Перестройка была поверхностная. Народ не был готов отвечать за себя. Люди по большей части равнодушны, хотели (и до сих пор хотят) только, чтобы был у власти «крутой дядя» и обеспечивал их. А провинция вообще не была затронута Перестройкой. Да и в Москве - есть 10 тысяч людей, которые регулярно выходят на Болотную площадь. Остальным же все «до лампочки». К тому же сами оппозиционные вожди не понимают, что нужно людям: лозунги за честные выборы и освобождение политзаключенных - это замечательно, но большинству они абсолютно не интересны. Народу нужна внятная цель, высказанная ясным, а не заумным политологическим или бухгалтерским языком. Нужен ответ на вопрос о том, как, каким образом устроить жизнь, чтобы каждый человек стал жить лучше и достойнее. Но и власть, и оппозиция как будто этого не понимают - у нас все смещено, мозги выморочные, цели – тоже. Самостоятельности, в том числе идейной, у людей нет. Включая т.н. элиту.

- Когда в российской культуре и в России в целом произойдут, наконец, серьезные перемены?

- Думаю, не скоро. Для этого должен поменяться общий менталитет. А так вместо Путина придет такой же, ну, или слегка другой. И даже если представить, что каким-то чудом к власти придет достойный человек, чиновников-то все равно всех не переучишь и не прогонишь! А ведь при желании можно было бы уже сегодня объединиться и договориться. При правильном поведении можно было бы даже с нынешней властью договориться так, чтобы она начала бы уступать по чуть-чуть. Но для этого нужны способности Ганди, гениального переговорщика, а таких нет…

- Получается, что с народом все плохо, с политикой – тоже, потому и кино в упадке. Есть ли в этой безотрадной картине что-то обнадеживающее?

- Что-то хорошее есть всегда: люди, взаимопомощь. Каждый на своем месте что-то делает, пытается как-то исполнить свое жизненное предназначение… В 2009 году умерла моя жена, режиссер Нийоле Адоменайте, которая была на 20 лет меня моложе. В то время мы с ней собирались снимать полнометражный фильм, уже написали сценарий из 12 отдельных новелл. Ее смерть была для меня ужасным ударом, полной неожиданностью. И вот, в состоянии «съехавшей крыши», я решил: чтобы не спятить окончательно, начну снимать это кино, а там как Бог поможет. В итоге мне удалось снять две новеллы за маленькие деньги. У меня бесплатно снимались Светлана Крючкова, Алексей Девотченко, Елена Калинина, Константин Воробьев. Некоторые фирмы предоставили безвозмездно съемочную и осветительную технику, и получилось, что деньги нужны были только на оплату ее обслуживания. Я снял 34 минуты экранного времени, потратив при этом 300 тыс. рублей, что для кинематографа - копейки. Получилось это исключительно потому, что люди мне помогали, сочувствовали в моем горе. Такое случается, а как именно и когда, неясно – может, только в отчаянных ситуациях. Вероятно, в подобной взаимопомощи кроется корень исправления жизни.

- Вы верите, что новое поколение сможет что-то изменить?

- Новое поколение воспитывается старым, так откуда появится новый менталитет? Страшная катастрофа – вот, не дай Бог, возможный выход. Как с немцами и японцами случилось, когда военное поражение заставило общество начать жить и думать по-другому.

- Но, может быть, нынешнее тупиковое и упадническое время хотя бы «киногенично»? Может, про такую эпоху интересно было бы снять хорошее кино? Или все же не хватает колорита, ярких типажей и крупных событий?

- Я думаю, не бывает такого особого времени, про которое нельзя снять фильм. Другое дело, что случается эпоха трудная для понимания, для осмысления. Надо, чтобы нашелся выдающийся художник, который бы по-своему вник в происходящее, проанализировал, прочувствовал, пропустил через себя… Опять, как удачный пример, вспоминаю «Елену» Звягинцева.

- А вы сами собираетесь что-то снимать?

- У меня готовы семь сценариев, два из них премированы на сценарных конкурсах, один – дважды. Хотел бы снимать, но не нахожу отклика на свои замыслы у тех, от кого зависит финансирование.

Беседовала Мария Соколова, студентка СПбГУ