Все мы — жертвы биополитики

Скандалы вокруг законодательных инициатив, направленных якобы на защиту детей, не утихают. «Закон Димы Яковлева», федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и петербургский - «О запрете пропаганды гомосексуализма» вызвали немыслимый резонанс.

Но давайте задумаемся: для чего, собственно, все это нужно власти? А вот для чего.

Еще с 70-х годов XX века в социолого-философский обиход вошел термин «биополитика», описывающий совокупность вмешательств государства в вопросы здоровья граждан, их гигиены, питания, рождаемости, сексуальности т.д. Уже тогда стало ясно: власть стремится манипулировать отдельными людьми и обществом в целом посредством воздействия на всевозможные «точки G». «Биополитика являет собой своего рода великую «социальную медицину», - пояснял изобретатель термина, философ Мишель Фуко, - которая, как способ управлять жизнью, получает применение в контроле над населением. Жизнь становится отныне частью поля власти». Иными словами, как только власть начинает заботиться о нашем здоровье, она получает еще один инструмент для выстраивания с нами вертикально-патриархальных отношений.

Разумеется, в некоторых случаях государственное вмешательство в жизнь наших тел и душ кажется вполне разумным: санитарно-гигиенические нормы, больничные листы, свидетельства о регистрации брака – все это, вроде бы, и вправду должно приносить нам по большей части пользу, а не вред.

Однако если государству дать волю, оно тут же начинает использовать свою «биовласть» по полной, стремясь подавить гражданское общество и как можно больше инфантилизировать население. Именно в этом ряду стоит закон «О запрете пропаганды гомосексуализма». Проблематизация сексуального поведения представителей ЛГБТ-сообщества безотказно давит на очередную «эрогенную зону» и провоцирует вполне физиологическое по своей природе социальное возбуждение. А затем встраивается в большую «оздоровительную» политическую программу - борьбы за сексуально-нравственную гигиену нации. Декларируя заботу о детях, закон, по сути, задает мощный биополитический вектор. Вектор этот, помимо всего прочего, прямо направлен против принципа приоритета прав человека. Ведь в качестве высшей ценности называется социально-биологический союз – семья, а не отдельные люди и их базовые права.

Почему агрессивное вторжение власти в область граждан «ниже пояса» проявилось именно сейчас, в общем, понятно. Несмотря на перманентные заявления о необходимости национально-религиозной толерантности, российская власть в последнее время все более усиливает акцент на ценностях русского национального единства, православия, традиционализма и т.д. – все это используется как обновленный фундамент государственной идеологии.

Проведение такой политики предполагает обязательное использование ксенофобии как мощного средства консолидации общества против коллективного «врага». И биополитика в этом плане оказывается хорошим подспорьем, поскольку позволяет поставить на службу правящему режиму такой мощный ресурс, как сексуальность. Тема секса, будучи в традиционной русской и постсоветской культуре наполовину сакральной (связанной с институтом семьи и «таинством брака»), наполовину табуированной (связанной с «развратом» и «грехопадением»), оказывает сильное аффективное воздействие на людей. И, что самое главное для власти, - позволяет быстро и жестко сплотить общество перед лицом мнимых врагов этой самой интимной и едва ли не самой драгоценной биологической сферы человеческого бытия.

В результате идея «борьбы с гомосексуализмом», вызывающая стойкие ассоциации с мрачным советским прошлым, тем не менее, вновь обретает популярность - при активной поддержке со стороны государства.

Политизация интимных сфер жизни, использующаяся в качестве инструмента государственного регулирования, разумеется, не ведет к эффективному решению социальных проблем. Максимальный ее результат – временное ослабление напряженности по линии «общество – власть» за счет перенесения социальной агрессии на какую-то группу внутри общества.

Усиление роли биополитики может также рассматриваться как своеобразный ответ на возрастающий запрос общества на радикальное улучшение качества жизни, который власть не может удовлетворить. Возведение «нравственного воспитания детей» в ранг задачи номер один для государства сопровождается отказом от ответственности за настоящее, а не мнимое благополучие этих детей.

Все эти приемы не новы и давно уже получили в конфликтологии наименование «замещающего конфликта» - то есть мнимого противоборства, призванного отвлечь внимание людей от главных конфликтогенных сюжетов.

Преследуя собственные цели, власть апеллирует не к сознанию, а к эмоциям людей. Сексуальное поведение и защита детей – это темы, всегда вызывающие живейший отклик и общественную дискуссию. Сами по себе они являются настолько острыми, что затмевают другие проблемы, особенно когда политический диалог намеренно строится таким образом, чтобы прикрыть вопросами нравственности корыстные интересы представителей власти.

Политические спекуляции на необходимости оградить детей от агрессивного сексуального поведения достигают сейчас в России астрономических масштабов. Власть стремится приравнять гомо- или транссексуальность в моральном (а в некоторых регионах уже и в правовом) аспекте к педофилии, и шире – к любому насилию над детьми, тема которого в последнее время (также по инициативе властей) регулярно оказывается в центре громких внутренних и международных скандалов.

В начале этого года в СМИ отгремели два «сюжета» такого рода: принятие «закона Димы Яковлева» и обвинение Рустема Адагамова в сексуальном насилии над несовершеннолетней.

Рустем Адагамов – топ-блогер ЖЖ и член Координационного совета оппозиции - был обвинен в этом серьезном преступлении своей бывшей женой. Никаких доказательств получено не было, однако власти этого и не требовалось – ей необходимо было лишь скомпрометировать образ оппозиции в лице Адагамова голословным обвинением в педофилии.

«Закон Димы Яковлева», запретивший американским семьям усыновлять детей из российских детских домов, способствовал продолжению этой линии. На официальном сайте «Молодой гвардии» (молодежного движения «Единой России») была размещена статья под заголовком: «Почему акция 13 января – это «марш педофилов»?» (13 января, напомню, состоялся митинг против закона). В ней подробно описывалось, как на Западе стремятся «понять, объяснить и оправдать» действия убийц и извращенцев, а значит, все противники этого закона как минимум - моральные уроды, а как максимум – преступники, злоумышляющие против детей. «Почему «закон Димы Яковлева» стал для этого «коллективного Адагамова» костью в горле? – патетически восклицал председатель Координационного совета МГЕР Максим Руднев. - Может быть потому, что теперь существенно сократятся шансы вывезти наших прекрасных детей в те страны, где педофилам, как показывает практика, уйти от ответственности не составляет большого труда?»

При этом борцы за нравственный облик России и сохранность наших детей забывали об одной важной детали – что закон этот был принят лишь как политический акт, призванный «насолить» Соединенным Штатам, принявшим «список Магнитского». Однако эффект воздействия биовласти на умы и сердца людей оказывался столь сильным, что очень многие в какой-то момент начали верить в те заведомые нелепости, которые произносились с трибун.

Между тем, борьба с педофилами может быть приравнена к борьбе с гомосексуалами только в том случае, если общество оказывается до такой степени негативно перевозбуждено, что ему уже все равно, с кем бороться. Любая политическая сила, не готовая отвечать на реальные запросы общества, но желающая получить поддержку избирателей, будет обязательно политизировать нравственность и сексуальность. В итоге такая биополитика может обернуться, по сути, тоталитарной регламентацией частной жизни, когда власть будет решать, можно ли женщинам делать аборты или пользоваться оральной контрацепцией, допустимо ли вступать в сексуальные отношения до брака и т.п.

И только одно извращение будет широко практиковаться: групповое изнасилование общественного мозга корпорацией циничных биоправителей.

Екатерина Десятова, студентка СПбГУ