Ксения Собчак - это исковерканное, страдальческое существо

«Летний интерактив» — онлайн-интервью с интересными персонами на горячие темы. Каждую пятницу вы можете задать любой вопрос гостю рубрики и узнать ответы в понедельник. На этой неделе на ваши вопросы ответила известная журналистка, колонки которой могут не любить за едкую иронию, но читают все — от современной молодежи до представителей власти, всегда острая на язык театральный критик, писательница Татьяна Москвина.

Т.М.: Драгоценная Олеся, роман «Моя собака любит джаз», очевидно, принадлежит кисти другого автора, скажем, Марины Москвиной. Я же написала два – «Смерть это все мужчины» и «Она что-то знала». У меня и собаки-то нет. А книги можно заказать по Интернету, например. В Алматы я бы с удовольствием приехала, но в качестве себя, а не другого человека. У меня на сегодняшний день 9 книг – кроме романов, это «Похвала плохому шоколаду», «Люблю и ненавижу», «Всем стоять», «Истории», «Вред любви очевиден», «Энциклопедия русской жизни» и «Ничего себе Россия!». За это могу отвечать. А за собаку с джазом не могу.

Владимир: Театры жалуются на нехватку пьес, ставят дерьмо, есть великолепные пьесы, на которые будет валить зритель. Никому не нужны.

Т.М.: Так вся система управления театрами как-то обветшала и непонятно, что делать. Вообще в литературной части любого театра сидит милейшая девушка. Она напоит вас чаем, но читать пьесы ей некогда. Я сама лично подарила некоторым театрам сборник пьес («Истории», там 4 мои и 5 Носова) – и что же? БДТ поставил тут же Носова - «Берендей»! А не подари я? Что касается режиссеров, то это загадочные люди, редко встречающиеся в природе. Они любят спорить друг с другом – ставя одни и те же пьесы. Чехова заиграли насмерть. Я написала пьесу «Хорошая жизнь и прекрасная смерть господина Д.» (это мой вариант «Дракулы»). Десятки режиссеров признавались, что это отличная по их мнению пьеса. Но поставили только в Обнинске. Правда, не все потеряно. Хорошая пьеса не стареет. И вообще, терпение, терпение…

Кира: Татьяна, а вы любите мужчин?

Т.М.: Вот вопрос! Всех мужчин на свете? Это мне не по карману. Отдельных мужчин? Бывало, Кира, бывало… Эх… Читайте в книгах…

Руслан: Кем вы себя больше ощущаете - журналистом или писательницей?

Т.М.: Есть слово «литератор», вот оно мне подходит. Литератор. Мастер-словесник. Вяжу коврики, только из слов. Их покупают. Освоила вообще несколько специальностей – могу вести радиопередачи (сейчас на Радио «Культура», но я в отпуске, так что с сентября милости прошу по четвергам в 19.00). Могу сделать телепередачу. Сейчас сделала неигровой фильм «Пропавший театр» про театр русского мюзикла в 70-80 годах(режиссер Владимир Воробьев и его судьба). Могу написать рецензию на спектакль, фильм, книгу. Даже иногда про изобразительное искусство пишу! То есть если я здорова, то скромные, но достаточные деньги на жизнь заработаю. Это приятно – вот реальная польза труда и образования! А литературный дебют у меня состоялся всего четыре года назад. Критик я зуброватый, а писатель молоденький. С интересом и трепетом выращиваю эту новую в себе личность.

Зиночка: Татьяна, а как вы относитесь к всеобщей гламурности, которая охватывает сейчас все сферы нашей жизни? И современную литературу, и эстраду, и шоу-бизнес, и даже театр...

Т.М.: Это же общемировой процесс, просто у нас все так скоротечно и так не вяжется со всей предыдущей нашей суровой советской жизнью! В пять лет от фабрики «Большевичка» - к Версаче! Это ж умом поехать можно. Мы и поехали. Вообще-то никакого гламура нет, как нет и не было коммунизма – это мечта несчастных о красоте. Ну вот такая мечта. Ну вот такая красота. Это к главным вещам не имеет отношения – к рождению, смерти, Богу, труду, знаниям, творчеству. Вообще отъедешь на 100 километров от столиц – и какой там гламур, мамочки мои…

Если бы этот «гламур» (идеология общества потребления, призванная поднимать продажи) просто учил нас одеваться и обуваться, то и пес бы с ним – но он претендует на формулировку какого-то идиотского, нереального стиля жизни. Даже на смыслы покушается. За это ему надо давать по лапам. А так-то, за этим глянцевым фасадом – такие муки, такая тоска, даже вот просто эти фотосесии – кошмарики какие-то. Меня фоткали для журнала «Собака.ру» - там добрые люди работают, сочувствуют мне. Но это такая пытка, эта фотосессия, так долго, тяжело. А девочки годами мучаются. Мираж дается с трудом! Нелегки Алые паруса с изнанки! Так что не доверяйте фасаду – зрите в корень. Вот героиня наша, Ксения Собчак. Какое это исковерканное, страдальческое существо. Под тридцать уже, папа умер, ни мужа, ни детей. Ни профессии, между прочим. Есть ли у нее настоящие друзья? Вряд ли. И чем тут поможет самое лучшее платье, самый забойный макияж?

Игорь Федорович: Угрожал ли кто-нибудь вашей жизни и здоровью за ваш острый язык?

Т.М.: Нет, не угрожали. Мои враги уважают меня и боятся отчасти. Меня пытались несколько раз купить – неудачно, потому что у меня нет страсти к деньгам. Я люблю нормальный достаток, а богатство –это психическая болезнь. Меня лишили работы в 2003 году на телевидении, была у меня культурная передача с Дмитрием Циликиным – из-за публичных сомнений моих в том, что Матвиенко будет правильным для города губернатором. Не сама Матвиенко, а ее окружение глупое. Нажили врага. Я же Скорпион по гороскопу и, как ни смейся над гороскопами, в моем случае тут что-то есть. Я не требую почестей и даже стесняюсь похвал, но абсолютно не выношу унижения.

Варвара: Как вы считаете, российский кинематограф мертв, или у него еще есть шансы выжить?

Т.М.: Конечно, выживет. И театр выживет, и литература – в ней как раз лучше всего положение. Все-таки богатство людское, разнообразие наше русское голов и умов – неистребимо. Важно как-то успокоиться, принять нужные формы наконец.

Ксения: Вот наши учителя с факультета журналистики говорят нам частенько, что, если человек хорошо пишет какие-то глобальные вещи — книги, рассказы, то занятие журналистикой этот талант в нем убивает. Мол, не идите, писатели, в журналисты. А на практике это правило действительно срабатывает?

Т.М.: Да ну. Журналистика – прекрасная школа для литератора. Просто не всякому писателю она подходит. Достоевский занимался журналистикой («Дневник писателя») – самой настоящей, Довлатов тоже. А вот Блоку или Набокову это бы не подошло. Тут тесный контакт с реальностью нужен, а не всякий писатель нуждается в таком контакте. Конечно, журнализм «разбалтывает», но если не халтурить, то опасность невелика.

Ольга Ивановна Самарцева: Татьяна, а что читаете вы? Какая книга вот у вас сейчас на прикроватном столике?

Т.М.: Я по пять книг одновременно читаю. Сейчас у меня биография Мао Цзе Дуна, Василий Аксенов (ранние вещи типа «Апельсинов из Марокко»), Рекс Стаут для расслабления, книга мамы Б. Гребенщикова про сына, писатель Андрей Курков (роман «Ночной молочник») и книжка стихов Ирины Дудиной. Люблю перечитывать Чехова, Островского, Достоевского и Агату Кристи (любимая писательница).

ВСЕМ СПАСИБО! ПРИВЕТ РОСБАЛТУ! ПРИХОДИТЕ В ОКТЯБРЕ В ТЕАТР ЭСТРАДЫ НА ПРЕМЬЕРУ МОЕЙ ПЬЕСЫ «ПА-ДЕ-ДЕ»!

Ваша Татьяна Москвина