«Единственный европеец в России – это я»

На вопросы читателей «Росбалта» отвечает российский писатель, публицист и политический деятель Эдуард Лимонов.

Дмитрий: Эдуард Вениаминович, как вы относитесь к левой коалиции? Преимущественно к Левому фронту.

Э.Л.: Я присутствовал на учредительной конференции левых сил, когда Левый фронт затевался. Отношение у меня было скептическое. Сейчас я их наблюдаю. И пока далек от того, чтобы сделать окончательные выводы. Там очень разношерстная публика собралась. Там и Гейдар Джемаль, который у меня, в первую очередь, ассоциируется с исламом, и Катрин Клеман – женщина экзотическая, почему-то решившая избрать Россию в качестве места проживания и действия, и очень странный Илья Пономарев, и Сергей Удальцов, которого я хотя бы понимаю. Когда эти люди оформятся в некий сплав, можно будет сделать окончательный вывод. Иметь политический бизнес с ними я готов. Без всяких предубеждений. В России неоцаризма левые – мои естественные союзники. Протягиваю руку всем им.

Игорь Сидельников: Эдуард Вениаминович, не могли бы вы сообщить адрес своего блога – в сети много двойников. Спасибо.

Э.Л.: Игорь, мой сайт – это тот, где уже более двух тысяч френдов: http://limonov-eduard.livejournal.com. Открыт он 8 апреля сего года. Другого никогда не было – это все, видимо, фальшивые Лимоновы.

1982: Неужели Вы все еще верите в возможность перемен в нашей стране? Вы ведь сами где-то говорили, что со времен «Ревизора» Гоголя здесь мало что изменилось и вряд ли изменится...

Э.Л.: Друг, дорогой! У меня темперамент бойца, воина, и ложиться и умирать оттого, что Чудовище огромно и велико в размахе лап, я не могу. А то, что гениальные архетипы «Ревизора» и «Мертвых душ» живы, ну что ж – это наблюдение, доступное и простому смертному. Перемены в нашей стране создадут либо я, окруженный похожими на меня людьми, либо кто-то иной, сделанный из того же теста. Не всем же уныло ахать, опустив нос долу, как вы...

Евгений: Уважаемый Эдуард Вениаминович, вы говорите, что за всю историю запрещенной НБП и до сегодняшнего момента в тюрьмах отсидело более 170 человек – ваших сторонников! Вопрос: кому-то из них вы когда-нибудь писали письма в тюрьму с целью поддержать и ободрить?

Э.Л.: Я встречал подобный упрек – верх ханжества и иезуитства – на прокремлевских сайтах! Якобы я не пишу письма моим соратникам в тюрьмы. Это вам откуда же такие сведения поступили? В случаях, когда адвокаты наших находящихся в заключении товарищей (а таких случаев великое множество) советуют не отягчать их участь моими, лидера нацболов, письмами (а все письма в тюрьме, как известно, проходят цензуру), я разумно воздерживаюсь от написания писем. Теперь вы мне скажите, вы работаете в тюрьме? Или в УФСИНе? Сколько вам за ваш вопрос заплатили? Я и мои сторонники уже десятилетие неуклонно, ежемесячно поддерживаем всех наших заключенных в тюрьмах и лагерях передачами, посылками, переводами. И письмами, если это не вредит заключенному.

Владимир: Как вы относитесь к позиции наших управителей в отношении того, что население России нужно пополнять не за счет увеличения рождаемости русского населения, а за счет эмиграции инородцев?

Э.Л.: Владимир, на что конкретно вы ссылаетесь – на какое высказывание наших чиновников или высших должностных лиц государства – мне неизвестно. «Пополнять» до каких цифр? Ваш вопрос неконкретный. Во всем мире существует практика завоза рабочей силы из сопредельных государств, если эта рабочая сила дешевле отечественной, и если отечественные рабочие не желают работать на грязных или тяжелых работах. На самом деле каждое государство решает эту проблему самостоятельно. Я вас уверяю, что если встанет во весь рост костлявая проблема голода, то моментально исчезнут, видимо, вам неприятные гастарбайтеры – хотя бы из опасения, что голодные русские начнут их пожирать. «Инородцы» не есть проблема. С таким МВД, как у нас, можно завтра ввести визовый режим, и страна опустеет от «инородцев».

Владимир: Почему русское население верит телевизору и не верит умным людям?

Э.Л.: Видимо, Владимир, потому что самостоятельно мыслящих индивидуумов немного. Но их немного и в других странах, поверьте мне, человеку, жившему в этих других странах.

Николай: Какие воспоминания остались у вас о Жириновском?

Э.Л.: Жириновский жив, причем тут воспоминания! Я его время от времени встречаю здесь и там. Он постарел и поутих, хотя огонь все же временами взлетает пламенем из-под пепла. В октябре прошлого года я встретил его на юбилее радиостанции «Эхо Москвы». Неожиданно, в едином порыве мы обнялись со старым пиратом! - Ну что, пришло ваше время?! – сказал он. - А разве не ваше тоже? – парировал я. - Ну нет, вы идите вперед, а когда вас всех положат, придем мы, – сообщил он и довольно осклабился. Good old Girik...

Константин Книгочейру: Назовите десять самых важных русских книг.

Э.Л.: Я не игрок в «Что? Где? Когда?». Я не знаю десять самых важных русских книг. «Тарас Бульба», «Мертвые души» и т.д., наверное.

Светлана: Эдуард Вениаминович, как вы относитесь к украинскому национализму?

Э.Л.: Светлана, а чего я должен к нему, к этому национализму, относиться? Я не думаю вообще об украинском национализме. Я думаю, что украинское государство еще ни разу не сталкивалось с серьезными испытаниями на прочность. Вот если устоит под натиском притязаний Польши, например, на Львов, Москвы – на Донбасс и Крым, например, и т.д. – тогда поговорим о силе либо слабости украинского национализма. И о том, есть ли он. Пока это все болтовня киевских и львовских тусовок, также как русский национализм – лоботомированная болтовня московской тусовки в пределах Садового кольца.

Тимофей: Считаете ли вы, что в России политические идеи всегда приходили из художественной литературы (вспомним Чернышевского, Толстого, Горького и др.), а не от публичных политиков? Насколько в этом смысле ваши книги или произведения Пелевина являются политической декларацией более чем художественной литературой?

Э.Л.: Я вам признаюсь, Тимофей, что де Сада читал в подлиннике, даже пьесы три тома прочел. Дарвина читал в подлиннике, «Фауста» сейчас перечитываю еще и еще. Хотя, к сожалению, немецким так и не овладел – читаю в переводах Холодковского. «Капитал» перед посадкой в тюрьму одолел по-русски – харьковское издание 1928 года. А вот с Пелевиным не получилось. Некогда добрался только до сотой страницы «Чапаева и пустоты», но вынужден был остановиться, так как прочитанное воспринял как увеличенный анекдот.

Валерий Пахомов: Уважаемый Эдуард! Как Вы оцениваете перспективы развития русской литературы и рост (или снижение) её влияния на идейные течения мирового сообщества?

Э.Л.: Таланты никогда не переводились в России. Русская литература какая-нибудь будет на Земле. Западная литература сейчас не в лучшем виде, чем русская. Что касается влияния на «идейные течения мирового сообщества», ох! Мечтать не вредно. Скажу только, что единственный европеец в России сегодня – это я. Когда меня не станет, проверьте верность моих слов, пожалуйста. Я уверен в том, что говорю.

Снежана: Эдуард Вениаминович, скажите, пожалуйста, на какую долю правдивы события, описанные в книге «Это я – Эдичка», а что выдумано?

Э.Л.: Снежана, милая девушка (если только вы не майор с погонами и усами) зачем вам эти сведения? Чтобы использовать как-то? Где использовать, Снежана, милая девушка? Скажу вам по секрету, что я украл текст этой книги у одного эмигранта в Нью-Йорке, а он позднее скончался. Так и Шолохов, вы знаете (ведь об этом писал Солженицын), украл текст «Тихого Дона» у казачьего писателя Крюкова... Бывает... Если текст отличный, отчего не украсть?

Спасибо за заданные вопросы, Ваш Э. Лимонов.