Posted 9 августа 2018,, 22:45

Published 9 августа 2018,, 22:45

Modified 31 января, 20:24

Updated 31 января, 20:24

Девочка, которая хотела лечить птенцов

9 августа 2018, 22:45
Дорогомиловский суд на месяц продлил арест 18-летней Ане Павликовой, обвиняемой в создании экстремистской организации «Новое величие».

Анну Павликову отправили под арест в марте. На тот момент ей было 17 лет, свое совершеннолетие Аня встретила в камере. Ее обвиняют в создании экстремистского сообщества «Новое величие», которое, по версии следствия, собиралось участвовать в народных восстаниях и свергнуть конституционный строй России. Вместе с Павликовой по делу «Нового величия» проходят девять человек. Под арестом находятся еще шестеро. Свидетелем выступает сотрудник правоохранительных органов. По версии СМИ, именно он написал устав организации, за содержание которого теперь судят подростков.

За несколько дней до заседания в соцсетях появились посты: «Приходите 9 августа в 16:00 к Дорогомиловскому суду поддержать Аню Павликову». На Change.org разместили петицию с просьбой отпустить ее к маме. За несколько дней она успела набрать больше 110 тысяч подписей.

К половине четвертого у здания суда собралось человек 20 или 30: журналисты, правозащитники, те, кто откликнулся на призыв в соцсетях. Но очень скоро людей во дворе набралось столько, что на вход выстроилась длинная очередь.

— В нашей ситуации есть только одно оружие и спасение — это гласность, — рассуждает рядом женщина. — Поэтому очень хорошо, что все эти люди сегодня здесь.

Минут за 15 до начала заседания во дворике появляется сестра Анны Анастасия с мужем и маленькой дочкой.

— Родители уже внутри, мне просто нужно было передать мужу ребенка, — объясняет она, становясь в общую очередь, которая, кажется, совсем не движется.

— Особой надежды на то, что Аню отпустят под домашний арест, у нас нет. В прошлый раз судья даже адвокатов слушать не стала, развернулась и ушла, — говорит Настя. — Я знаю, что с вечера Ане никто не сказал, что сегодня ее куда-то повезут, поэтому надежды на встречу тоже почти нет.

Минут за пять до начала заседания в здание начинают пускать журналистов — по корочкам. Коридор третьего этажа быстро заполняется. Люди смотрят на часы: 16:15, 16:20, 16:30. Сесть уже некуда, вентиляция не работает, окна закрыты.

В 16:45 появляются приставы: «Освободите проход!», «Шаг назад!», «Отходим, еще отходим!» Спустя пару минут люди в бронежилетах оттесняют собравшихся к стене.

— Подвиньтесь, пожалуйста. Пусть ребенок увидит маму, — кричит кто-то на другом конце живого коридора.

Через пять минут сквозь толпу с камерами ведут Аню Павликову. Она идет, опустив голову в пол, и тут же скрывается за дверями зала заседаний № 323.

В пять часов людей все еще запускают в зал: сначала адвокаты, потом родственники. Часть журналистов остается ждать решения суда за дверью. На само заседание пускают человек 20 — не больше. Тех, кто ближе стоит.

Аня сидит в аквариуме и почти все время смотрит на руки. Ее практически не видно. Она то и дело кашляет, а когда поднимает голову, заметно, что глаза бегают из стороны в сторону, дергается лицо.

Когда судья просит ее представиться, голоса практически не слышно. Кажется, что она едва может вспомнить свой адрес.

На скамье защиты трое: адвокаты Николай Фомин и Ольга Карлова, и законный представитель, папа Ани — Дмитрий Павликов. На столе перед ним лежат лилии, которые он, очевидно, принес для дочери. Мама и сестра сидят в первом ряду.

Адвокаты просят освободить Павликову из аквариума и позволить ей сидеть на скамье, рядом с отцом. Следователь и прокурор возражают: это нарушает порядок содержания под стражей. Судья Юлия Рудакова оставляет девочку за стеклом.

Первым выступает следователь.

— С учетом характеристик личности обвиняемой, обстоятельствами дела и тяжестью преступления прошу продлить арест на месяц — до 13 сентября, — говорит он.

— Каких характеристик личности? — уточняет судья, на что представитель следствия может ответить лишь, что «основания для избрания меры пресечения не изменились».

Прокурор соглашается: «содержание под стражей является законным и обоснованным». Судья обращается к Ане Павликовой.

— Прошу изменить меру пресечения… — шепчет она, а дальше ничего не слышно.

Судья передает слово защите.

— Чтобы не повторять прошлых ошибок, буду говорить сразу по существу, — говорит Ольга Карлова. — Следствие представило справку о состоянии здоровья моей подзащитной на 03.04.2018 года. Каким образом вы собираетесь доказывать суду, что на сегодняшний момент — сегодня, на минуточку, 9 августа, — состояние здоровья моей подзащитной позволяет содержать ее под стражей?

Адвокат просит приложить к материалам дела справки из больницы ФСИН.

— На момент задержания у Ани была первая степень пролапса митрального клапана. Для тех, кто не знает: это серьезная сердечная недостаточность. На сегодняшний день врачи констатировали вторую. Следующая степень — третья — это уже предсмертное состояние.

По словам Карловой, в камере у девочки появились серьезные проблемы «по женской линии».

Как отмечает адвокат, тех заболеваний, которые констатируют врачи сегодня, на момент задержания у Павликовой не было. К делу просят приобщить характеристики с места жительства — от участкового, с места работы, со школы, от консьержки и соседей. Адвокат просит изменить меру пресечения. Говорит, что за Аню поручились член СПЧ Николай Сванидзе, правозащитник Лев Пономарев, член СПЧ, председатель Московской хельсинской группы Людмила Алексеева. И передает судье письма.

— Давайте оторвем глаза от своих бумажек и посмотрим на девочку. И следователь, и прокурор, и суд. Ведь все мы в первую очередь люди. Я хожу к ней каждый день и вижу — ребенок погибает. Сердце все хуже работает, столько болезней появилось, которые мы не знаем, как лечить. Я не понимаю, что будет, если она будет сидеть дома? Ну наденьте на нее браслет. Только дайте возможность лечиться. Зачем содержать ее в СИЗО?

Слово берет Николай Фомин. По словам адвоката, одна лишь тяжесть преступления не является достаточным основанием для содержания под стражей.

— Но никаких других доводов у следствия нет, — утверждает он. Давайте посмотрим, что говорит об этом законодательство? Аня может скрыться от следствия. Каким образом она может это сделать, если гражданский и заграничный паспорта у нее изъяли? Если ее отправят под домашний арест, контролировать местонахождение можно будет с помощью браслетов. Никаких доводов о том, что она предпринимала попытки побега или у нее возникал какой-то умысел скрыться, в ходатайстве нет.

Она может оказать давление на свидетелей. Ваша честь, на кого она может оказать давление? Все ее так называемые соучастники находятся либо под стражей, либо под домашним арестом. Может, на тех, кто проходит по делу свидетелем? Вот некий Константинов, чьи показания есть в материалах дела. Его данные засекречены. Узнать, где он находится, и оказать на него давление невозможно. Второй свидетель, чьи показания тоже есть в материалах дела, Расторгуев — капитан Уголовного розыска, сотрудник правоохранительных органов. Каким образом 18-летняя девочка, находясь под домашним арестом, сможет оказать давление на капитана уголовного розыска? То же самое касается третьего свидетеля — Кашапова, который является сотрудником Росгвардии.

Может уничтожить улики. Все, что можно было уничтожить, у нее уже забрали при обыске. Поэтому я считаю, что продление ареста Анне Павликовой — это жестоко и неразумно.

Последним выступает папа Ани Дмитрий Павликов.

— Аня росла ответственным, справедливым, добрым человеком. После окончания школы она хотела поступать В МГУ на факультет биотехнологии и генетики, но не прошла по баллам. Решила подготовиться на следующий год, — Дмитрий делает паузу и сжимает губы.

— Аня участвовала в экологических мероприятиях, отстаивала лес. У нас заповедник в Крылатском. Как-то был сильный ураган. Смотрю, она надевает дождевик. Спрашиваю: ты куда бежишь? Она говорит: «Пап, там гнезда попадали, я видела». Надела дождевик, побежала собирать птенцов. Принесла их домой, и выкармливала пипеткой, пока они не окрепли. Она даже дождевых червей с дороги убирала, чтоб не раздавили. Она добрая девочка. Была волонтером в зоопарке, когда был ремонт. Помогала, убирала мусор, ухаживала за животными. Выступала за то, чтобы в Москве по Садовому кольцу ходил троллейбус, потому что это экология. Переживала, чтобы с придомовой территории не убирали листву, чтобы был перегной, лучше росла трава. У нас во дворе посадили деревья. Когда пришла засуха, мы вместе с ней ходили и поливали их. Ваша честь, я хочу обратить ваше внимание, что моя дочь очень сильно больна. Если она умрет, кто будет за это отвечать? У нее вторая стадия сердечного заболевания, плюс гинекология, которую застудили… — тут Дмитрий осекается. — И не лечат, самое главное! А она девочка — 18 лет. Я вас прошу мою дочь отправить под домашний арест. У нее кошмары, тремор рук, судороги в ногах, панические атаки — все есть в документах.

Заседание длится уже больше часа. Суд удаляется для принятия решения. Дмитрий тут же поворачивается к дочери. Показывает ей, где пишут про нее и про петицию, которая набрала уже сотню сторонников. Аня внимательно изучает.

— Мам, я есть хочу, — говорит девочка. Матери приставы подойти не разрешают. Обещают, что дадут возможность поговорить после заседания. Аня просит папу что-то передать. Он быстро записывает.

— Груши. Ессентуки 17 — пять бутылок. И молоко. Я кефир делать буду, — говорит она сквозь щель в аквариуме.

— А почему у тебя лицо дергается? Застудила? — спрашивает Дмитрий. — Ты доктору обязательно скажи, слышишь? Аня кивает.

— Ты только держись, поняла!

Проходит 15 минут, потом 20. Приставы никому не запрещают выходить, но люди не расходятся.

— А сколько она сидит уже? — спрашивает парень в бронежилете мужчину, сидящего рядом.

— В общей сложности пять месяцев. Ее застудили сразу. Катали несколько часов по пути в изолятор. На улице -11, а машина без обогрева. А потом, она все время спала на полу. В камере 30 женщин, и все курят. А у девочки больное сердце.

— А она совершеннолетняя?

— Теперь да. Свои восемнадцать встретила в СИЗО. Да вы в интернете забейте «Аня Павликова» и почитайте.

Судебный пристав кивает. Кажется, теперь и он в клубе поддержки.

— Думаете, отпустят ее под домашний арест?

— Вряд ли.

Через полчаса в зал начинают запускать остальных журналистов — на оглашение решение. Среди них много неравнодушных к этой истории.

— Аня, с тобой все больше людей. И здесь, и в коридоре, и еще больше — внизу. Человек 500, — кричит пожилой мужчина с камерой.

— Ну, не 500, — поправляет его сосед.

— Не важно. Пусть думает так.

— Скажите ей, что старушки приходят совсем древние, и молодежи много — совсем подростки.

Возвращается судья, и еще тише, чем было, зачитывает несколько страниц решения. Зал не дышит. По отдельным фразам люди пытаются угадать, о чем речь.

«Ходатайство следователя удовлетворить, продлить содержание под стражей на срок до 13 сентября 2018 года». «Признать ходатайство разумным, учитывая инкриминируемые ей преступления». «Медицинские документы, представленные защитой, не свидетельствуют о заболеваниях Павликовой».

На выходе из зала толпились люди. Как только стало ясно, что Павликову оставят под арестом, люди стали кричать — «Позор!» Долго, громко и очень дружно.

— Гореть вам в аду, чтобы с вашими детьми так поступали, — говорили в толпе.

Когда Аню выводили из зала суда, собравшиеся аплодировали, кричали: «Анечка, мы с тобой» или «Держись, дорогая, ты не одна».

Парня в футболке с надписью «Навальный» едва не забрали судебные приставы, но группа поддержки также единодушно вступилась и за него.

— Пройдемте с нами, — командовал пристав.

— Вы его задерживаете? На каком основании? — вступилась женщина.

— Пройдемте, я вам там все объясню.

— Стойте, молодой человек. Никуда не ходите. Объясните, на каком основании? — продолжила женщина, обращаясь опять к приставу.

Оказалось, вопрос был в том, что он кричал в здании суда «Позор!»

— Но я тоже кричала. И меня заберите, — не успокаивалась женщина.

— Мы все кричали «Позор», ведите нас всех, — стали откликаться люди.

— Да, всех ведите!

Так и ушел пристав в одиночестве. Правда, потом, как оказалось, одну девушку все же задержали для оформления протокола — за съемку без разрешения. Но, как заверили правозащитники, это нормальная практика — скоро отпустят.

Люди высыпали во двор, но расходиться никто не спешил. Машину, которая увезла Аню Павликову обратно в СИЗО, провожали криками «Свободу!» А лилии остались лежать на скамейке у здания суда.

Анна Семенец