Кобзона проводили под шквал аплодисментов

Прощание с Иосифом Кобзоном в зале Чайковского началось в восемь утра. Необычно рано — так решили организаторы похорон из Государственной Думы, депутатом которой певец был многие годы. Предвидя большое число сочувствующих, чтобы не сдвигать похороны на вечер, растянули прощание «на пару часов вперед», на раннее для выходного дня утро.

Все пространство вокруг зала Чайковского было оцеплено Росгвардией, избавленной ныне от странноватого названия «внутренние войска». Тем, кто подходил к Маяковке с востока, с противоположной стороны Тверской, приходилось совершать довольно-таки большой круг, по Садовому и через подземный переход.

Люди начали подходить еще с половины восьмого. Больших очередей, правда, не было — зато людской ручеек равномерно тек до часу дня, до завершения процедуры, и все равно кто-то не успел. Приглашенных гостей было столько, что основную часть прессы в зал просто не пустили. Множество знаменитостей охотно поделилось с журналистами своими чувствами в фойе.

Одними из первых пришла проститься большая группа офицеров Росгвардии во главе с заместителем ее главкома генерал-полковником Сергеем Захаркиным. «Тяжелый день не только для почитателей — для всего народа, для войск Национальной гвардии, — сказал генерал. — Мы воспитывались на его песнях. И утрата великого человека и патриота, гражданина талантливейшего артиста — это, конечно, горе и боль для каждого из нас».

Два основных мотива прежде всего звучали в репликах. Во-первых, то, что Кобзон был, конечно, советским артистом и человеком — в лучшем и высшем смысле. «Это человек, который прославил мою Родину, Советский Союз, на вечные времена», — сказал театральный режиссер, парламентарий и коммунист Николай Губенко».

«Это был певец советской цивилизации, — подчеркнула супруга режиссера, актриса Жанна Болотова. — Не было стройки, горячей точки, зимовки, где бы он не пел и не был. Такой диапазон — и «Ленин всегда молодой», и «Поклонимся великим тем годам», и «У нас во дворе есть девчонка одна» — все ему подвластно. Никто уже так мне не споет советские песни про людей, которые для нас работали».

«Наша хоккейная семья потеряла своего лидера, — сказал Владислав Третьяк. — Он действительно с нами был в самые трудные минуты на Олимпийских играх. В 1970-е годы, когда приезжал с Роланом Быковым и другими артистами, они вдохновляли нас на победу, были частью нашей команды. Человек необыкновенный — настоящий мужик и патриот России. Наша задача — помнить и рассказывать о нем».

«Его главное качество — верность стране, долгу и высокому искусству, — подчеркнул лидер КПРФ Геннадий Зюганов. — Я ему лично обязан в 1990-е, когда меня допрашивали и судили, он первый вместе с Говорухиным, Меньшовым и Ножкиным протянул руку и все делал, чтобы не наступила расправа над теми, кто остался верен красному знамени».

Зюганов также отметил, что Кобзон — «один из самых храбрых людей». В Афганистан во время войны «он ездил десять раз и каждый раз на сцену выходил в блестящей форме и в идеальном костюме, уверяя ребят, что они делают правильное дело, защищая нашу державу на юге». Так же певец вел себя и в Чернобыле, и на Донбассе, и на Дубровке, где он пошел разговаривать с террористами и вывел из захваченного зала пятерых заложников — мать с тремя детьми и англичанина.

О храбрости Кобзона вспоминал и певец Александр Маршал, побывавший с ним в горячих точках. «Давай, говорит, тянуть жребий, кто первое отделение поет, кто второе». Говорю: «Иосиф Давыдович, пойте, какое хотите». Он поет второе, я первое. Я — полчаса, а он — час. И вертолетчики говорят, что пора лететь, уже темно, — рассказывал Маршал. — Но с ним было спокойно. Я понимал, что ничего не случится. И его поступок на Дубровке — мы видели, как он спокойно это сделал. Он мне говорил: «У меня было полное ощущение, что они ничего со мной не сделают, потому что они трусы».

«В этой огромной стране с разными характерами и вероисповеданиями все знают Иосифа как грандиозного человека, который спасал детей, шел — и в него не могли стрелять. Такой силы и правды был человек», — заметила звезда фигурного катания Татьяна Тарасова.

Особенно же много говорили о гуманизме артиста, о том, как он помогал людям. Губенко тоже подчеркнул это. «Я его знал очень близко, очень много работали вместе в комитете по культуре Госдумы, — рассказал режиссер. — Не было человека, который бы получил у него отказ — будь то простой крестьянин, рабочий, бюрократ… Он был всемогущ по части устройства людей в больницы, на бесплатные операции. В помощи с жильем, как депутат».

«Всякий раз, когда возникали проблемы, можно было обращаться к Иосифу Давыдовичу, — говорил директор Большого театра Владимир Урин. — Когда возникала беда у тех, кого он знал, не надо было даже звать его. Эта знаменитая история с похоронами Высоцкого — в 1980 году!»

Согласно общепризнанной легенде — а вероятно, и вправду — поскольку тогдашние власти отнюдь не собирались чтить Владимира Высоцкого и выделять ему место на престижном кладбище, именно Кобзон вошел в кабинет директора Ваганьковского с толстенной пачкой денег в кармане. Но тот ему сказал: «Не надо денег, Иосиф Давыдович. Я Высоцкого люблю не меньше вашего».

«Он был большой друг моего мужа, — рассказала Татьяна Тарасова. — И оказал большую помощь ему, когда Володя очень болел — давно, в молодые годы, — он поехал первый раз в Штаты и привез ему и Роберту Рождественскому лекарство, тогда инновационное. И поставил их на ноги, язвы желудка затянулись».

«Иосиф Давыдович был первый, кто приехал к Коле, когда он попал в аварию, — рассказала жена Николая Караченцова, Людмила Поргина. — Они оба очень темпераментные, живые. Приехал в красивом костюме, белой рубашке. Говорит: «Коля, посмотри, у меня была операция, я живой, ты тоже будешь жить!» И Коля, весь перекошенный, ему говорит: «Конечно, буду!» А в его офис на Украине стояла очередь, как в Мавзолей, и он всех принимал и всем помогал. Я не встречала таких сострадательных людей среди певцов. От этого он и пел так, что слезы текли».

Сходный момент в своей жизни вспоминал и Владимир Винокур. «Я 43 года с ним дружу, — поведал он. — Когда я был молодым артистом ВИА «Самоцветы», Иосиф поверил в меня и много раз приходил на помощь. А особенно, когда я попал в аварию в Германии, и в немецкой клинике мне хотели ампутировать ногу. Иосиф ко мне прилетел в Берлин и сделал все, чтобы меня забрали наши военные врачи, собрали по частям. Потом давал концерт в госпитале. Я с ним не прощаюсь, он со мной всегда».

«Еврейский театр «Шалом» возродился в Москве по его идее, — напомнил художественный руководитель театра Александр Левенбук. — 30 лет сегодня театру, а Кобзон начал им заниматься 31 год назад. Сказал: был в Москве такой театр и должен снова быть. И все для этого сделал. Не было случая, чтобы я ему позвонил, и он бы не откликнулся».

Мужество Кобзона перед лицом страшного заболевания, конечно же, всячески отмечалось. «Лично он был такой же, как и на сцене — великий. Можно сказать, даже святой, — вспоминала знаменитая гимнастка Ирина Винер. — При такой тяжелой болезни смог прожить столько лет и дарить людям радость. Он на Олимпийских играх в Пекине к нам пришел с химиотерапии и спел, как будто мальчик молодой, а рядом с ним доктор стоял. И сын он потрясающий — завещал, чтобы его похоронили рядом с мамой, хотя его место было на Новодевичьем».

Дольше всех, наверное, с Кобзоном дружил Александр Ширвиндт. «Поколение наше редеет с такой страшной быстротой, что не успевают слезы пересыхать, как нужно копить новые, — заметил сатирик. — А наша дружба с Иосифом зашкаливает за 60 лет. Ужас в том, что надежды на то, что еще появятся такие глыбы, у меня очень сомнительны. Он из другого материала — такой комплекс мощи, полноценности, энергии — при мужестве».

С темпераментом вспоминали о Кобзоне грузинские друзья. «До сих пор слезы из глаз падают, — признался скульптор Зураб Церетели. — Ушел очень достойный человек, который очень много полезного сделал и очень правильно шагал».

«Говорить очень трудно. Уходит часть моей жизни, нашей жизни, полная музыки и достойных поступков, — поведала певица Тамара Гвердцители. — На душе очень тяжело. Был счастливый человек, Бог даровал ему талант, славу, семью. Понимал, что талант обязан давать людям, и всего себя дарил».

«Единственное утешение — что Иосиф Давыдович жил в эпоху, когда было телевидение и съемки, — заметил советский и азербайджанский певец Полад Бюль-Бюль Оглы. — Остался его замечательный голос и образ доброго, светлого и сильного человека».

«Для меня это просто как папа нашей советской эстрады, — сказал более молодой артист Сергей Мазаев. — Мы прощаемся с нашим духовным отцом, примером для подражания, человеком, который нас любил по-настоящему». «Для всех нас Иосиф Давыдович был как отец, учитель», — подтвердил певец Александр Малинин.

«Человек огромной энергии, великий художник, великий гражданин, — обстоятельно рассказал вице-спикер Госдумы Андрей Исаев. — Депутат с последовательной принципиальной позицией, которую он всегда отстаивал. Человек, который очень многим в этой жизни помог. Он болел ситуацией, которая сложилась на востоке Украины, на его родине. И его поездки туда были не «военные визиты», как это пытаются представить некоторые политиканы в Киеве. Он привозил с собой помощь, оптимизм и память о нашем общем великом прошлом. Иосиф Кобзон — настоящий народный артист СССР, всего Союза».

Чуть более неформально говорил Владимир Жириновский: «Он всегда был верен своему выбору: если с кем-то стал дружить, то не бросал. Чаще улыбнется, чем пасмурный ходит. Глаза его всегда были солидарны с нами. Глаза человека, который чуть-чуть учитель, немного старший товарищ, знающий немного больше, чем те, с кем ему приходится общаться».

Жириновский же отметил великолепную память Кобзона, вместившую более трех тысяч песен. «Никто не запомнит столько песен, как у него, — рассказал политик. — И он никогда не выступал под фанеру. На мое 70-летие я никого не приглашал, а он сам пришел и спел две песни».

Об этой же памяти рассказывал со сцены в зале певец Григорий Лепс. «Человек с огромным сердцем и душой и с огромным профессионализмом, отметил он. — Мы часто листочки подкладываем с текстом или экраны ставим, , а этот человек знал на память все. Я счастлив и горд, что я жил (в одно время — «Росбалт») и общался с ним».

«Иосиф Давыдович Кобзон — это образец, — отчеканил министр культуры Владимир Мединский. — Его имя звучит как символ классика русской песни, как титул, почетное звание, принадлежащее эксклюзивно одному человеку. Он был образцом и как гражданин. Первым пошел в «Норд-Ост» и постоянно мотался в Донбасс и всей своей жизнью старался показать — жила бы страна родная, и нету других забот».

«Трудно представить нашу жизнь без его песен и голоса, — говорила вице-премьер Ольга Голодец. Все что он делал, он делал абсолютно искренне, от сердца. Очень часто мне звонил, обращался, чтобы помочь людям».

Народный артист Болгарии Бедрос Киркоров сказал, что весь болгарский народ очень скорбит по Кобзону: «Никто так не завоевал любовь Болгарии, как он».

Когда сын покойного Андрей попросил почтить память отца аплодисментами и «браво», — грянула овация и затянулась так, что ведущий Михаил Швыдкой был вынужден с извинениями призвать к завершению.

Леонид Смирнов