Posted 11 февраля 2019,, 17:49

Published 11 февраля 2019,, 17:49

Modified 31 января, 22:04

Updated 31 января, 22:04

Юрский и провальная попытка посмертного скандала

11 февраля 2019, 17:49
Кончина артиста поставила перед обществом проблему отношения к большому человеку с «неправильными», по мнению многих, взглядами.

Как великий артист, Юрский принадлежал всем. Но при этом, по своим убеждениям он был оппозиционер, высказывался против присоединения Крыма, ходил на некоторые протестные акции, на суд над Ходорковским и т. д. Можно процитировать, в качестве примеров, высказывания о нем трех известных в наши дни людей: двух «державников» и одного демократа.

Писатель Захар Прилепин присоединился к той точке зрения, что искусство Юрского несопоставимо выше его политических взглядов. «Юрский — едва ли не единственный случай, когда мне вообще все равно, что он там говорил про новый сталинизм и прочую эту тоску зеленую», — написал Прилепин, как отрезал.

«Буквально позавчера в деревне вдруг выбрал из огромной своей видеотеки фильм „Время, вперед!“ 1965 года. По роману Катаева. С Юрским в главной роли, — продолжал боевой литератор. — Смотрел и думал: „Боже ты мой, до чего безупречный актерский рисунок, какая блистательная проработка всей роли, каждого жеста. По сути, он, его роль — позвоночник всей картины“.

„Вот эта его роль — сталинского выдвиженца и управленца эпохи индустриализации, она останется. А все его подписи на мятых скучных письмах — его личное дело“, — резюмировал Прилепин. Согласился бы с этим сам Юрский или нет, остается только гадать.

Не столь примирительную позицию занял журналист Андрей Бабицкий, совершивший в свое время весьма радикальный переход из демократов в державники. „И вот этот прекрасный артист умер, — писал Бабицкий — а вместе с ним уже почти совсем закончилась прекрасная эпоха, когда мы жадно ловили каждое слово этих людей, ошибочно полагая, что ими правит безукоризненная совесть и высокий ум“.

„Пушкин в исполнении Юрского, если вы включите запись, будет звучать все так же удивительно и свежо, — продолжал неофит-державник. — Просто политику и вопросы, связанные с производством общественного блага, мы артистам больше не доверяем. А им по большому счету этого и не нужно“.

Справедливости ради, можно сказать, что ситуация, когда властителями дум являются актеры, действительно, может вызывать возражения. И, вероятно, по сравнению с поздними советскими временами, эта „роль“ у них сокращается. Но все-таки не до нуля, здесь Бабицкий хватил через край.

Но больше всех возмутил спокойствие представитель демократического лагеря, а именно политолог Леонид Гозман. Он разразился гневным монологом под названием „Официально скорбящим“. В любом случае, достоинством этого монолога является краткость, и он хорошо цитируется целиком: „Не примазывайтесь к Юрскому. Он был не ваш и не с вами, — негодовал Гозман. — Он никогда не признавал Крым ‚нашим‘, он говорил, что войну на Юго-Востоке развязала наша страна, он поддерживал протесты, ему противно было то, что по нашему телевизору говорят про Украину и, в целом, все это агрессивное, злобное холуйство, двадцать четыре часа льющееся с экрана. И вы были ему противны!“

Что же, совсем уж радикальной полоске демократического спектра это может понравиться. Но вряд ли многим. Все-таки, в траурные дни большинство зрителей, в том числе и демократических, скорбело именно по артисту, и признанному всем обществом. И на попытки „приватизировать“ покойного со стороны радикалов отреагировало, естественно, плохо.

Хотя Юрский действительно оппонировал, и не только власти, но, можно предположить, что и большинству народа (по крайней мере, в наши дни). И, может быть, даже большинству своих зрителей — хотя это измерить крайне сложно. Но как раз большинству-то всех зрителей он уж точно дорог именно как артист.

…Ну, а церемония прощания с Юрским в театре имени Моссовета прошла вполне благочестиво. Правда, упал в обморок ведущий, тоже выдающийся актер Евгений Стеблов. Но в этом инциденте ничего скандального не было — тоже, можно сказать, часть трагедии.

„Оказывается, так можно прожить жизнь, ни в чем ни разу ни солгав. Ни себе, ни другим, ни профессии, — сказала актриса Ольга Остроумова. — И это, по сравнению с ним, делает нас такими маленькими. Но мое преклонение перед ним очень большое“.

Остроумова вспомнила свое первое впечатление от знакомства с Юрским: спектакль „Беспокойная старость“ в питерском Большом драматическом театре (БДТ). Более широко это произведение известно в виде довоенного фильма „Депутат Балтики“. „Когда к профессору Полежаеву никто не пришел на именины из тех, кто всегда приходил, у него заболело сердце, — рассказала Остроумова. — И когда из оркестровой ямы выплыл рояль, и они с Эммой Поповой в четыре руки стали играть, — зал зарыдал. И я вместе с ними. Вот такого потрясения я жду от искусства — оно очень редко“.

„Юрский никак не вписывается в какую-то театральную школу. В нем как-то синтезируются и Станиславский, и Мейерхольд, и Михаил Чехов, и Брехт, — добавил питерский актер и сценарист Вадим Жук. — Как Черкасов, так и Юрский с молодости блестяще играл стариков. На фиг мне нужна ‚Беспокойная старость‘ Рахманова, если я уже смотрел ‚Депутат Балтики‘ с Черкасовым? Но я иду на этот спектакль, потому что знаю, что там играет Сергей Юрьевич Юрский“.

Посол Азербайджана и певец Полад Бюль-Бюль Оглы вспомнил, что Юрский снимался в нескольких картинах в Азербайджане. „Мне посчастливилось сниматься с ним в одном фильме: ‚Не бойся, я с тобой‘, 1981 год, — рассказал певец. — И хотя у нас не было сцен с ним, но я ходил на все съемочные дни, когда участвовал этот, мало того что выдающийся мастер, замечательный, теплый, искренний человек. Он очень любил Баку. И мы платили ему теплом“.

„Позавчера утром, когда это жуткое известие появилось на гастролях нашего театра в Берлине, — рассказал главный режиссер театра ‚Школа современной пьесы‘ Иосиф Райхельгауз, — я пришел на завтрак и увидел монтировщиков, одевальщиц, реквизиторов, кого Сергей Юрьевич знал не просто по именам: он знал их биографии и мне рассказывал. Поэтому его спектакли всегда начинались даже не от вешалки — от входа“.

Режиссер вспомнил, как в советские времена его не выпустили в Чехословакию на вручение премии за фильмы с Юрским: власти решили, что пусть лучше едет Юрский вместо Райхельгауза. Но Сергей Юрьевич бескомпромиссно отказался, а уж как тогда всем хотелось куда-нибудь съездить.

„Я счастливый человек: в моей жизни был Юрский, — сказал артист, режиссер и театральный продюсер Леонид Роберман. — 102 спектакля ‚Железный класс‘ и 101 ‚Полеты с ангелом‘.

‚Он никогда не плыл по течению, и даже когда ему вручали награды, не благодарил, а говорил о тех, кто в этот момент нуждался, кто был в опале, — вспоминал Роберман. — Не позволял себе приходить за пять минут до начала спектакля, а после спектакля, не разгримировываясь, бежать на очередную халтуру. Не позволял, чтобы за ним носили его чемодан, чтобы платили за него в буфете. Благодарю за шесть часов ‚Онегина‘ на телевидении, за Булгакова, за тех зрителей, которых никогда ни у кого не было“.

Близким другом покойного был известный журналист и художник Юрий Рост. „Мне даже неудобно публично высказывать свои чувства. Меня постигло личное горе: потерял очень близкого друга и человека, который создавал вокруг меня мир, — сказал Рост. — Этот мир ушел навсегда. Не будет такой личности феноменальной, ренессансной. Человека, который любил жизнь и очень много жил на сцене, вне сцены, с друзьями. Формировал вокруг себя такую плотную материю. Еще 10 дней назад мы с ним сидели, и он сказал, что не сможет прийти ко мне на выставку, потому что у него будет спектакль“.

Наиболее страстную речь произнес режиссер Кама Гинкас. Особенно вспоминал он молодые годы Юрского в питерском БДТ, когда тот блистательно играл Чацкого.

„Мой папа, которого я пригласил из Вильнюса посмотреть ‚Горе от ума‘, немолодой человек, простоял на втором ярусе весь спектакль, — рассказал Гинкас. — Я спросил: ‚Ну, как?‘ Он сказал: ‚Я боялся, что меня арестуют‘. Чацкий приехал из ниоткуда и верил, что Родина — вот она какая! А когда оказалось, что мы не такие, и всё не так, он не выдерживал и не героически уходил, как всегда уходили Чацкие, а падал в обморок, не выдержав нашей жизни“.

„Была война сверху с Сергеем Юрьевичем — продолжал Кама Гинкас, — так, представьте себе, на стенах, как плакаты, писали: ‚Чацкий — только Юрский!‘ Это про театр, не про политику. Понимали, что если Юрский — Чацкий, то это — правда. А если кто-то другой Чацкий, то это будет персонаж. Очень пусто без тебя, Сергей Юрьевич“.

Другой человек, также сохранивший глубочайшее почтение к Юрскому, в том числе, от имени отца, — первый заместитель гендиректора ТАСС Михаил Гусман.

„Почти 40 лет тому назад, в 1980 году, Сергей Юрьевич часто приезжал в Баку, жарким бакинским летом мы жили в одном пансионате, — рассказал Гусман. — И мой отец, которому было уже много лет, и это были последние недели его жизни, сказал: ‚Сережа, я так люблю ваше творчество. К сожалению, ни разу не был на вашем спектакле, когда вы читаете прозу. Видимо, уже не побываю‘. Утром мы разъехались, а Сергей Юрьевич надел черный концертный смокинг, черные лакированные туфли, ‚бабочку‘, пришел к нам и два часа давал спектакль одному зрителю, умирающему старику, моему отцу“.

Кстати, при своих оппозиционных взглядах Юрский до самой смерти читал закадровый текст в телепередаче Михаил Гусмана „Формула власти“. „Особой честью и событием для меня было, когда 18 лет назад я попросил Сергея Юрьевича читать закадровый текст в телевизионной программе, — поведал журналист. — Вы не можете представить, какое счастье, что он согласился. И 18 лет два раза в месяц он это делал“.

„За два дня до его ухода наш редактор позвонил ему, и он сказал: ‚Скорее всего, я не смогу прийти, и я прощаюсь со всем вами‘, — завершил рассказ Гусман. — Весь мир после 8 февраля стал намного беднее“.

Леонид Смирнов