Posted 11 февраля 2019,, 17:49
Published 11 февраля 2019,, 17:49
Modified 31 января, 22:04
Updated 31 января, 22:04
Как великий артист, Юрский принадлежал всем. Но при этом, по своим убеждениям он был оппозиционер, высказывался против присоединения Крыма, ходил на некоторые протестные акции, на суд над Ходорковским и т. д. Можно процитировать, в качестве примеров, высказывания о нем трех известных в наши дни людей: двух «державников» и одного демократа.
Писатель Захар Прилепин присоединился к той точке зрения, что искусство Юрского несопоставимо выше его политических взглядов. «Юрский — едва ли не единственный случай, когда мне вообще все равно, что он там говорил про новый сталинизм и прочую эту тоску зеленую», — написал Прилепин, как отрезал.
«Буквально позавчера в деревне вдруг выбрал из огромной своей видеотеки фильм „Время, вперед!“ 1965 года. По роману Катаева. С Юрским в главной роли, — продолжал боевой литератор. — Смотрел и думал: „Боже ты мой, до чего безупречный актерский рисунок, какая блистательная проработка всей роли, каждого жеста. По сути, он, его роль — позвоночник всей картины“.
„Вот эта его роль — сталинского выдвиженца и управленца эпохи индустриализации, она останется. А все его подписи на мятых скучных письмах — его личное дело“, — резюмировал Прилепин. Согласился бы с этим сам Юрский или нет, остается только гадать.
Не столь примирительную позицию занял журналист Андрей Бабицкий, совершивший в свое время весьма радикальный переход из демократов в державники. „И вот этот прекрасный артист умер, — писал Бабицкий — а вместе с ним уже почти совсем закончилась прекрасная эпоха, когда мы жадно ловили каждое слово этих людей, ошибочно полагая, что ими правит безукоризненная совесть и высокий ум“.
„Пушкин в исполнении Юрского, если вы включите запись, будет звучать все так же удивительно и свежо, — продолжал неофит-державник. — Просто политику и вопросы, связанные с производством общественного блага, мы артистам больше не доверяем. А им по большому счету этого и не нужно“.
Справедливости ради, можно сказать, что ситуация, когда властителями дум являются актеры, действительно, может вызывать возражения. И, вероятно, по сравнению с поздними советскими временами, эта „роль“ у них сокращается. Но все-таки не до нуля, здесь Бабицкий хватил через край.
Но больше всех возмутил спокойствие представитель демократического лагеря, а именно политолог Леонид Гозман. Он разразился гневным монологом под названием „Официально скорбящим“. В любом случае, достоинством этого монолога является краткость, и он хорошо цитируется целиком: „Не примазывайтесь к Юрскому. Он был не ваш и не с вами, — негодовал Гозман. — Он никогда не признавал Крым ‚нашим‘, он говорил, что войну на Юго-Востоке развязала наша страна, он поддерживал протесты, ему противно было то, что по нашему телевизору говорят про Украину и, в целом, все это агрессивное, злобное холуйство, двадцать четыре часа льющееся с экрана. И вы были ему противны!“
Что же, совсем уж радикальной полоске демократического спектра это может понравиться. Но вряд ли многим. Все-таки, в траурные дни большинство зрителей, в том числе и демократических, скорбело именно по артисту, и признанному всем обществом. И на попытки „приватизировать“ покойного со стороны радикалов отреагировало, естественно, плохо.
Хотя Юрский действительно оппонировал, и не только власти, но, можно предположить, что и большинству народа (по крайней мере, в наши дни). И, может быть, даже большинству своих зрителей — хотя это измерить крайне сложно. Но как раз большинству-то всех зрителей он уж точно дорог именно как артист.
…Ну, а церемония прощания с Юрским в театре имени Моссовета прошла вполне благочестиво. Правда, упал в обморок ведущий, тоже выдающийся актер Евгений Стеблов. Но в этом инциденте ничего скандального не было — тоже, можно сказать, часть трагедии.
„Оказывается, так можно прожить жизнь, ни в чем ни разу ни солгав. Ни себе, ни другим, ни профессии, — сказала актриса Ольга Остроумова. — И это, по сравнению с ним, делает нас такими маленькими. Но мое преклонение перед ним очень большое“.
Остроумова вспомнила свое первое впечатление от знакомства с Юрским: спектакль „Беспокойная старость“ в питерском Большом драматическом театре (БДТ). Более широко это произведение известно в виде довоенного фильма „Депутат Балтики“. „Когда к профессору Полежаеву никто не пришел на именины из тех, кто всегда приходил, у него заболело сердце, — рассказала Остроумова. — И когда из оркестровой ямы выплыл рояль, и они с Эммой Поповой в четыре руки стали играть, — зал зарыдал. И я вместе с ними. Вот такого потрясения я жду от искусства — оно очень редко“.
„Юрский никак не вписывается в какую-то театральную школу. В нем как-то синтезируются и Станиславский, и Мейерхольд, и Михаил Чехов, и Брехт, — добавил питерский актер и сценарист Вадим Жук. — Как Черкасов, так и Юрский с молодости блестяще играл стариков. На фиг мне нужна ‚Беспокойная старость‘ Рахманова, если я уже смотрел ‚Депутат Балтики‘ с Черкасовым? Но я иду на этот спектакль, потому что знаю, что там играет Сергей Юрьевич Юрский“.
Посол Азербайджана и певец Полад Бюль-Бюль Оглы вспомнил, что Юрский снимался в нескольких картинах в Азербайджане. „Мне посчастливилось сниматься с ним в одном фильме: ‚Не бойся, я с тобой‘, 1981 год, — рассказал певец. — И хотя у нас не было сцен с ним, но я ходил на все съемочные дни, когда участвовал этот, мало того что выдающийся мастер, замечательный, теплый, искренний человек. Он очень любил Баку. И мы платили ему теплом“.
„Позавчера утром, когда это жуткое известие появилось на гастролях нашего театра в Берлине, — рассказал главный режиссер театра ‚Школа современной пьесы‘ Иосиф Райхельгауз, — я пришел на завтрак и увидел монтировщиков, одевальщиц, реквизиторов, кого Сергей Юрьевич знал не просто по именам: он знал их биографии и мне рассказывал. Поэтому его спектакли всегда начинались даже не от вешалки — от входа“.
Режиссер вспомнил, как в советские времена его не выпустили в Чехословакию на вручение премии за фильмы с Юрским: власти решили, что пусть лучше едет Юрский вместо Райхельгауза. Но Сергей Юрьевич бескомпромиссно отказался, а уж как тогда всем хотелось куда-нибудь съездить.
„Я счастливый человек: в моей жизни был Юрский, — сказал артист, режиссер и театральный продюсер Леонид Роберман. — 102 спектакля ‚Железный класс‘ и 101 ‚Полеты с ангелом‘.
‚Он никогда не плыл по течению, и даже когда ему вручали награды, не благодарил, а говорил о тех, кто в этот момент нуждался, кто был в опале, — вспоминал Роберман. — Не позволял себе приходить за пять минут до начала спектакля, а после спектакля, не разгримировываясь, бежать на очередную халтуру. Не позволял, чтобы за ним носили его чемодан, чтобы платили за него в буфете. Благодарю за шесть часов ‚Онегина‘ на телевидении, за Булгакова, за тех зрителей, которых никогда ни у кого не было“.
Близким другом покойного был известный журналист и художник Юрий Рост. „Мне даже неудобно публично высказывать свои чувства. Меня постигло личное горе: потерял очень близкого друга и человека, который создавал вокруг меня мир, — сказал Рост. — Этот мир ушел навсегда. Не будет такой личности феноменальной, ренессансной. Человека, который любил жизнь и очень много жил на сцене, вне сцены, с друзьями. Формировал вокруг себя такую плотную материю. Еще 10 дней назад мы с ним сидели, и он сказал, что не сможет прийти ко мне на выставку, потому что у него будет спектакль“.
Наиболее страстную речь произнес режиссер Кама Гинкас. Особенно вспоминал он молодые годы Юрского в питерском БДТ, когда тот блистательно играл Чацкого.
„Мой папа, которого я пригласил из Вильнюса посмотреть ‚Горе от ума‘, немолодой человек, простоял на втором ярусе весь спектакль, — рассказал Гинкас. — Я спросил: ‚Ну, как?‘ Он сказал: ‚Я боялся, что меня арестуют‘. Чацкий приехал из ниоткуда и верил, что Родина — вот она какая! А когда оказалось, что мы не такие, и всё не так, он не выдерживал и не героически уходил, как всегда уходили Чацкие, а падал в обморок, не выдержав нашей жизни“.
„Была война сверху с Сергеем Юрьевичем — продолжал Кама Гинкас, — так, представьте себе, на стенах, как плакаты, писали: ‚Чацкий — только Юрский!‘ Это про театр, не про политику. Понимали, что если Юрский — Чацкий, то это — правда. А если кто-то другой Чацкий, то это будет персонаж. Очень пусто без тебя, Сергей Юрьевич“.
Другой человек, также сохранивший глубочайшее почтение к Юрскому, в том числе, от имени отца, — первый заместитель гендиректора ТАСС Михаил Гусман.
„Почти 40 лет тому назад, в 1980 году, Сергей Юрьевич часто приезжал в Баку, жарким бакинским летом мы жили в одном пансионате, — рассказал Гусман. — И мой отец, которому было уже много лет, и это были последние недели его жизни, сказал: ‚Сережа, я так люблю ваше творчество. К сожалению, ни разу не был на вашем спектакле, когда вы читаете прозу. Видимо, уже не побываю‘. Утром мы разъехались, а Сергей Юрьевич надел черный концертный смокинг, черные лакированные туфли, ‚бабочку‘, пришел к нам и два часа давал спектакль одному зрителю, умирающему старику, моему отцу“.
Кстати, при своих оппозиционных взглядах Юрский до самой смерти читал закадровый текст в телепередаче Михаил Гусмана „Формула власти“. „Особой честью и событием для меня было, когда 18 лет назад я попросил Сергея Юрьевича читать закадровый текст в телевизионной программе, — поведал журналист. — Вы не можете представить, какое счастье, что он согласился. И 18 лет два раза в месяц он это делал“.
„За два дня до его ухода наш редактор позвонил ему, и он сказал: ‚Скорее всего, я не смогу прийти, и я прощаюсь со всем вами‘, — завершил рассказ Гусман. — Весь мир после 8 февраля стал намного беднее“.
Леонид Смирнов