Posted 21 марта 2019,, 18:55

Published 21 марта 2019,, 18:55

Modified 31 января, 22:22

Updated 31 января, 22:22

Поцелованный Богом

21 марта 2019, 18:55
Гениального кинорежиссера Марлена Хуциева, явившего миру другую Россию, проводили в последний путь — в полупустом зале, с почетным караулом.

Прощание с патриархом отечественного кино Марленом Хуциевым в Доме кино проходило при почетном воинском карауле и полупустом зале. Это вовсе не значит, будто хоронили некоего обласканного властью чиновника (тем более, что на чиновника массовку могли бы и собрать).

«Фильмы, которые сделаны Хуциевым — часть нас, наша абсолютная составляющая. И это безумно горько — такое огромное количество пустых мест, — поделился с журналистами в фойе актер Сергей Гармаш. — Вечная память великому режиссеру, великому гуманисту».

Гармаш высказал уверенность, что в зале должны были находиться «те лица, которые составляют наше кино», но которые на прощание не пришли. Знакомых актерских и режиссерских лиц в людском потоке было немного.

Сам же поток все-таки был. Если к открытию Дома кино в 11.00 у дверей ждали совсем редкие поклонники, то по ходу прощания очередь с цветами к сцене выстраивалась. Много было пожилых и очень старых людей — естественно, ведь Хуциев прожил 93 года, его режиссерская слава началась в 1950-е и погремела в 1960-е. Но мелькали и молодые лица.

Один из выступавших, кинокритик Виктор Матизен, очень кратко вспомнил о событиях 10-летней давности. О конфликте в Союзе кинематографистов РФ и о борьбе «альтернативных съездов» союза, когда более сильная команда во главе с Никитой Михалковым победила более слабую, во главе с Хуциевым (как раз в эти дни в 2009 году ее победу закрепили в суде).

«Марлен Хуциев был одним из тех, кто отворил форточку в тесном и душном здании сталинского кинематографа, — рассказал Матизен. — Мне было 15 лет, когда я посмотрел фильм «Мне 20 лет», и я почувствовал, что и мне 20 лет, как этим ребятам. Мне было 18 лет, когда вышел «Июльский дождь», и я понял, что я уже из другого поколения, из поколения 1970-х».

Это может показаться странным — ведь именно 1960-е годы «котируются» как время свободолюбия, прижатого как раз в следующее десятилетие. Затем Матизен сказал, что Хуциев «попытался еще раз отворить форточку, уже из этого душного здания».

«И в этом зале сидят те, кто не дал ему этого сделать», — подчеркнул кинокритик. Данной фразой все и ограничилось. Разборками прошлых лет на сцене заниматься не стали. Почему в зале было мало кинематографистов, сказать сложно — так уже было в последнее время на похоронах известных людей, того же Игоря Малашенко буквально на днях.

«Те, кто имел счастье общаться с Марленом Хуциевым, будут помнить его как человека веселого, остроумного, очень контактного, любящего товарищество как таковое, общение в этом товариществе, творческое и застольное, — рассказал весьма молодо выглядящий режиссер Вадим Абдрашитов. — Он напоминал царскосельского лицеиста со своим мальчишеством».

Абдрашитов подчеркнул, что для него Хуциев — «Пушкин отечественного кино», «кинорежиссер (с ударением на «о») номер один». «Только он смог так последовательно выработать кинопоэтику и создать свой киноязык, обильно насыщать атмосферу фильма кинопоэзией. Лиризм «Весны на Заречной улице». Эпос «Заставы Ильича». Даже публицистика фильма «Был месяц май» — все в пространстве абсолютно поэтическом», — отметил Вадим Абдрашитов.

«Всенародная слава после «Весны на Заречной улице» — и вдруг переключиться и стать мастером европейского кино и получить большое количество проблем, — напомнил о жизненном пути Хуциева кинематографист и парламентарий Евгений Герасимов. — Пережить их и опять стать любимым властью и продолжать быть любимым кинематографистами и советским народом».

Очень страстно говорил актер и режиссер Александр Панкратов-Черный. «Мой учитель Ефим Дзиган в 1971 году познакомил нас с первым в жизни кинорежиссером, и это оказался Марлен Мартынович, — рассказал он. — Это был не мастер-класс, а беседа с первокурсниками ВГИКа. Около трех часов. Он говорил о кинематографе как о космосе: «Постарайтесь найти там свое место, и чтобы вас там видели астрономы».

«Это святой в кинематографе человек по чистоте помыслов, образу жизни и отношению к людям, — подчеркнул Панкратов-Черный. — Ему мешали всю жизнь, но все обиды он прятал в себе».

«Я никогда не видел его расстроенным, — подтвердил режиссер Александр Прошкин. — Он явил миру другую Россию. Страну думающих, мучающихся, чувствующих, любящих, больших людей. Скромный, простой, бесконечно очаровательный в общении».

Прошкин добавил, что очень ждет выхода на экран последней картины Хуциева, «Невечерняя», о встрече Толстого и Чехова, которую тот снимал чуть ли не все последние 20 лет, с колоссальным трудностями.

«Марлена Мартыновича я называл Маршалом, — признался актер и режиссер Всеволод Шиловский. — Слово «честь» — рефрен всей его жизни».

«Мы с ним в ГДР по случайности ходили в одинаковых пиджаках, — боюсь, что нас принимали за людей из определенной организации, — рассказал режиссер Павел Чухрай. — Бывали в домах немецких режиссеров, и он восхищался: «Как это, у него в подвале стоит киноаппарат, и он может смотреть картины!» Про одного режиссера напыщенного мне рассказывал: «Ты знаешь, я был с ним в одной поездке, и он все время перед зрителями говорил: «Я в своем творчестве»… А я бы никогда не смог сказать «в моем творчестве…»

«Когда во ВГИК приезжали иностранные студенты, они знали два имени: Эйзенштейна и Хуциева», — сообщил Чухрай.

Сравнение Хуциева с Сергеем Эйзенштейном «подтвердил» и режиссер Андрей Хржановский, отметив, что Хуциев знал поэзию, музыку, живопись, «как никто другой, кроме Эйзенштейна». Хржановский назвал Хуциева «магическим реалистом» по аналогии с «гениями Латинской Америки» вроде Габриэля Гарсиа Маркеса. А в конце поблагодарил за то, что мэтр «принял под крыло» его сына Илью Хржановского, который ныне прославился неохватным кинопроектом, посвященным эпохе академика Ландау.

Выступали несколько ровесников (или почти ровесников) Хуциева. Актер Геннадий Юхтин, исполнитель роли инженера Крушенкова в «Весне на Заречной улице», начал со вгиковских лет.

«В нашем лосиноостровском общежитии мне выделили кровать, на которой до меня спал Марлен. Я его не застал, но напротив меня сидел кучерявый молодой человек в очках — его сокурсник Феликс Миронер. Мы встретились с ним через семь лет в Одессе. Они должны были снимать «Весну» и пригласили меня на роль подручного сталевара», — рассказал Юхтин.

Артист вспоминал о трудностях, с которыми снималась «Весна…» Хуциев долго искал исполнительницу главной роли, «и после упорного натиска ему разрешили снимать непрофессиональную актрису — выпускницу школы Нину Иванову». Самого же Генадия Юхтина из подручных сталевров повысили до инженера Крушенкова.

«Начальству не нравилось, картину несколько раз останавливали, переснимали сцены, — напомнил артист. — Но благодаря мужеству Хуциева она вышла на экран. Сильный, настойчивый, непримиримый художник».

Выступал и не назвавший своего имени друг детства Марлена Хуциева, с которым они дружили, на минуточку, с 1933 года, когда познакомились в детском санатории близ Боржоми. Сохранился долгожитель прекрасно, рассказывал увлеченно.

«Встречались пунктиром, редко, я знакомился с его творчеством больше, чем с ним самим, — вспоминал он. — Но я отчетливо понимал, что Тифлис, этот плавильный котел многих наций и культур, оказал очень большое влияние. Атмосфера жизнерадостная, мудрая и очень человечная».

Врач, лечивший Хуциева последние полвека, сообщил, что лечиться тот не любил — зато очень любил компанию медиков.

Один из студентов, учеников Хуциева, ставший священником грузинской православной церкви, ныне уже с седой бородой, сказал: «Он был грузином по происхождению и русским душой. Говорил нам: «Я вас обучаю не ремеслу, а обучаю мыслить». Человек праведный был, наискромнейший, со всеми добродетелями. Молитесь за раба Божьего Давида, он так крещен».

Под конец выступил ветеран кинематографа, однокурсник Хуциева во ВГИКе Владимир Наумов. Он сообщил, что их учитель Игорь Савченко назвал ту одаренную компанию «Конгломератом безумствующих индивидуальностей». И что вгиковцы конца 1940-х и начала 1950-х часто собирались и «до утра ругали друг друга», не щадя самолюбий. «От Тарковского до Гайдая — такой диапазон. Представляете, какая стояла ругань! — смеялся ветеран-режиссер. — Но очень друг друга любили».

Наумов вспоминал, как в ходе работы над фильмом «Застава Ильича» ему позвонил Хуциев и попросил прийти рано утром на Лубянку, куда, как он опасался (серьезно или в шутку), его привезут арестованного. Дело в том, что накануне его лично изругал руководитель страны Никита Хрущев. «Что это такое! Сын старше отца! Что ты снимаешь, никто не поймет», — цитировал правителя режиссер. В итоге «Застава Ильича» была переименована в «Мне 20 лет» и вышла урезанной.

«Недавно зашел к нему, думаю: «Такой красивый старик! Как же я тебя не снял!» — рассказал Наумов с нежной грустью. — Он очень любил жизнь, ужасно, исступленно».

Закончил выступления режиссер Юрий Кара. «Я познакомился с ним как с режиссером по фильму «Мне 20 лет», — сообщил он. — И сразу понял, что Бог поцеловал его. То мгновение, которое он изобразил прекрасным, — потом-то я понял во ВГИКе, как трудно было это изобразить». Кара добавил, что Хуциев «был совестью нашей гильдии».

Из зала гроб вынесли под аплодисменты в ритуальный транспорт. Марлен Хуциев был похоронен на Троекуровском кладбище с салютом и исполнением гимна.

Леонид Смирнов