Posted 26 июня 2019,, 14:56

Published 26 июня 2019,, 14:56

Modified 31 января, 23:11

Updated 31 января, 23:11

Почему жизнь-малина не для нас

26 июня 2019, 14:56
Сначала правительство повышает пенсионный возраст, потому что трудиться в России некому, а потом всерьез обсуждает сокращение рабочей недели, поскольку людей нечем занять.

Первым из российского правительства о возможности перехода на четырехдневную рабочую неделю заговорил премьер-министр Дмитрий Медведев. Такое заявление он сделал в Женеве на сессии Международной организации труда (МОТ), отметив, что технологический прогресс позволяет сократить рабочее время — и в прошлом такие решения способствовали увеличению производительности труда.

Идею подхватила вице-премьер Татьяна Голикова, которая заявила, что сокращение рабочей недели прямо ставит вопрос о зарплате: будет ли она такой же, как при пятидневке, или упадет пропорционально занятости. Она подчеркнула, что переход потребует серьезных изменений трудового законодательства, и прежде чем его осуществлять, неплохо было бы оценить, как повлияет четырехдневка на производительность труда.

Так народная фантазия о том, чтобы не работать по пятницам, стала обсуждаться в официальной плоскости. Правда дальше разговоров дело пока не зашло: никаких законопроектов, и вообще документов, на этот счет пока нет.

Как показал опрос ВЦИОМ, после того, как за эту тему взялось правительство, россияне, еще вчера мечтавшие получить дополнительный выходной, оказались такой перспективе не очень рады. Против перехода высказались почти половина опрошенных, в то время как поддержали идею чуть меньше трети. Аргументы простые: россияне боятся, что вместе с рабочим временем сократится и зарплата, и отдыхать будет попросту не на что. Насколько беспочвенны все эти страхи, и как четырехдневка, если до нее дойдет, отразится на работе предприятий, и на экономике в целом, спросили экспертов.

Бывший замминистра труда РФ, доцент ВШЭ Павел Кудюкин:

«Поскольку была вброшена голая идея без детализации, то совершенно непонятно, что вообще имеется в виду. Как правило, за сокращение рабочего времени борются сами работники, или профсоюзы. И тогда они четко оговаривают: при сохранении заработной платы. Когда такое предложение спускается сверху, можно ожидать, что как минимум пропорционально рабочему времени, а может и сильнее, урежут заработную плату.

В обоснование этой идеи в правительстве говорят о том, что благодаря технологическому прогрессу у нас скоро будет избыток рабочих рук, и чтобы не допустить безработицы, мы сокращаем рабочее время. И это при том, что повышение пенсионного возраста аргументировали как раз тем, что у нас вот-вот возникнет дефицит рабочей силы.

На самом деле, не понятно, как это технически устроить. Всем сделать скользящие графики? Тогда встанет вопрос — когда людям видеться с семьей?

Кроме того, многие работают не на пятидневке, а „два на два“ или „сутки — трое“. Эти графики тоже придется пересчитывать, если сократится продолжительность рабочей недели, и вместо 40 часов будет 32. В том случае, если переход к четырехдневке в компании невозможен, работодателям придется либо искать новых сотрудников, и увеличивать фонд оплаты труда, либо платить тем, кто есть, сверхурочные за „лишний“ день. При этом ввести дополнительный день будет не очень просто, и потребуется обосновать и согласовать это решение. Чисто логистически возникнут проблемы с тем, чтобы все это организовать.

Мне трудно сейчас сказать, что это — популистское заявление или хитрый ход, и на выходе эта идея может превратиться во что-то совсем другое. Но непроработанность формулировок уже говорит о том, что в правительстве пока не очень понимают, о чем говорят».

Экономист, директор Центра трудовых исследований ВШЭ Ростислав Капелюшников:

«В условиях, когда население всего мира стареет, и людей в трудоспособном возрасте будет становиться все меньше и меньше, рассказывать сказки о переходе на четырехдневную рабочую неделю — это только большим фантазерам-утопистам может присниться. Это предложение вообще не имеет ничего общего с реальностью.

Нам говорят про технологическую революцию, которая сожрет рабочие места. Но так ли это на самом деле? Приход роботов означает рост производительности труда. Рост производительности означает рост доходов. Рост доходов означает рост спроса на продукты и услуги. Рост спроса на продукты и услуги означает рост спроса на рабочие руки. Круг замкнулся. Мнение о том, что технологический прогресс приводит к безработице — это чисто теоретическая возможность, которая ни разу в экономической истории не становилась реальностью. У нас нет никаких оснований полагать, что что-то изменится на этот раз. Сейчас уже даже ОЭСР, которая раньше тоже поддавалась этим фобиям, прямо говорит: такого рода вещи крайне маловероятны.

Во Франции социалисты лет 25-30 назад решили бороться с безработицы путем сокращения рабочей недели с 40 до 35 часов, чем создали себе кучу проблем, с которыми до сих пор не могут расхлебаться. Никто сейчас среди серьезных исследователей не рассматривает это сокращение продолжительности рабочей недели во Франции как успешный эксперимент.

Не стоит забывать, что внедрение новых технологий происходит на фоне катастрофического старения населения, и этот контраст вообще делает все эти предсказания безумными.

Просто люди любят обсуждать утопии. Одни таким образом привлекают к себе внимание. Другие искренне не понимают суть проблемы.

Конечно, в условиях, когда у государства есть аппарат насилия, а во главе государства встает какой-нибудь чудак-мечтатель, возможно все — на короткой дистанции. Но при этом экономику такое решение просто разрушит».

Директор института экономики РАН Руслан Гринберг:

«В принципе эта идея правильная. В цивилизационном отношении все к этому идет, поскольку производительность труда в мире резко возросла последние десятилетия, и уже начинают поговаривать о внедрении безусловного базового дохода. В будущем просто не понадобится так много людей, которые будут заниматься простыми видами труда. То есть, в перспективе уход от пятидневки — очень здравая идея. В развитых странах это может произойти достаточно быстро — лет через 10-15. Но у нас-то совсем другая история. В нашем случае, когда половина населения едва сводит концы с концами, ни о каком сокращении рабочей недели не может быть и речи.

Если мы все же решимся, это только законсервирует стагнацию, если не сказать — приведет к рецессии. У нас ведь нет никакого технологического рывка, все оборудование долго не менялось. Значит, производство сократится, а потребность в рабочих руках только вырастет. При этом демографическая ситуация у нас неважная, отсутствует связанность территорий, транспортные коридоры не развиты, и на квадратный километр — семь человек. То есть, сейчас все это больше похоже на авантюру.

Кроме сокращения производства предприятиям, которые не смогут перейти на четырехдневку, придется доплачивать сотрудникам за переработку, что приведет к дополнительным расходам. Но это если четырехдневка будет вводиться без снижения дохода. А в противном случае она просто закрепит массовую бедность. Поэтому, я боюсь, что такие разговоры для нашей страны — забегание далеко вперед».

Анна Семенец