Posted 9 января 2020,, 09:23

Published 9 января 2020,, 09:23

Modified 1 февраля, 00:39

Updated 1 февраля, 00:39

Великая литература? Забудьте!

9 января 2020, 09:23
О том, почему современные писатели становятся непритязательными, а читатели — невзыскательными, рассуждают эксперты.

Известный писатель-фантаст Сергей Лукьяненко представил на суд публики краткую «зарисовку» — впечатления об эволюции (то есть: наоборот — деградации) писателей и читателей своего жанра. Наблюдения эти соответствуют общей оценке незавидной роли художественной литературы вообще, в современном информационном и видеообществе.

В своей заметке в сетевом издании «Взгляд» литератор выстроил четыре последних поколения писателей. Это, во-первых, сам Лукьяненко (1968 г. р.), который писать сразу начал фантастику, но вырос на классике, фантастика же «легла тонким слоем сверху». Во-вторых, многие его ровесники, которые, в основном, читали только тот жанр, коим занимались. Затем пришли «новые авторы — и я с ужасом понял, что они и Стругацких-то не читали… Зато они читали меня». И, наконец, сегодня в жанр входят какие-то «писатели седьмой воды на киселе», которые «не читали ничего вне рамок школьной программы».

Как видим, автор выстроил «шкалу» так, чтобы элегантно погордиться собою, что, впрочем, по-человечески понятно. В дополнение к писателям, Лукьяненко охарактеризовал и четыре поколения читателей: «всеядные», после них «жанровые», потом «узконаправленные» (например, только фэнтези) — и, наконец, «мономаны» (читатели одного автора или крайне узкой темы, скажем, «звездных войн»).

Не забывая о себе, Сергей Лукьяненко выглядит озабоченным этой лестницей из четырех ступеней вниз — опасается «наступления темных веков». Насколько данное наблюдение справедливо? Корреспондент «Росбалта» побеседовал с двумя известными литературными критиками: знатоком фантастического жанра Романом Арбитманом и — в целях расширения темы за пределы фантастики — первым заместителем главного редактора журнала «Знамя» Натальей Ивановой.

Мы становимся нормальными «в плохом смысле»

«То, что написал Сергей Васильевич, имеет под собой резоны, — признал Роман Арбитман, — но надо зайти с другой стороны. Первое, о чем он не сказал — в советские времена у фантастики были особые функции. Она замещала многое из того, что просто не существовало. Почти не было в СССР ни социальной сатиры, ни философской литературы. И очень многое фантастика брала на себя: Стругацких же читали не только как фантастов. Она подпитывалась и русской, и зарубежной классикой».

Арбитман напомнил, что до конца 1960-х годов на фантастику не очень обращали внимание и цензоры. Как воспоминает критик Белла Клюева, работавшая в те годы в издательстве «Молодая гвардия», она приносила рукопись главному редактору, он спрашивал: «Все нормально?» И если да, то книга шла в печать. Многие произведения братьев Стругацких проходили в печать либо без поправок, либо с минимальной правкой.

После подавления Пражской весны в 1968 году положение в культуре ухудшилось. Но и в «годы застоя» фантастике все-таки довольно многое позволялось, поскольку ее считали несерьезной литературой — вроде детской. Особенно смелые произведения доходили до читателя из переводной фантастики: можно вспомнить «Оловянных солдатиков» Майкла Фрейна или роман Карин Бойе «Каллокаин», который по силе не уступал «1984» Оруэлла.

А когда цензура отошла и настала свобода, логично выяснилось, что «та литература, которую замещала фантастика, появилась сама». Функции фантастики «скукожились», и она по большей части вернулась к своей изначальной роли, прежде всего — развлекательной, там же, где детективы и женский роман.

«Это почувствовал и сам Лукьяненко, чей дебют пришелся на начало 1990-х. Тиражи его тоже уменьшаются, хотя остаются, — отметил Арбитман. — Пласт читателей уходит: фантастику начинают читать люди, которые просто не читают ничего другого. Беда в том, что и издателям та фантастика, которая была „наше все“, совершенно не нужна». Действительно, в современной России, где с политической свободой, может, и не все хорошо, в культуре присутствует рынок, в том числе и довольно «дикий». Издательства ориентированы на массовый выпуск «ширпотреба», им нужны авторы числом поболее, а ценою подешевле — и, соответственно, такие же непритязательные читатели.

«Сегодня немногие оставшиеся хорошие фантасты делают все, чтобы на их книгах слово „фантастика“ не присутствовало. — рассказал Арбитман. — На книгах, скажем, супругов Дяченко, крупными буквами это слово не написано. Оно становится знаком некачественного. Скоро фантастика окончательно разделится на „фантастику-фантастику“ и „фантастику-литературу“: Булгакова мы же не считаем фантастикой».

Такая ситуация характерна для всего современного демократического мира. Можно добавить «к сожалению», но так устроен человек. «Многие советские люди читали классику, потому что Дарьи Донцовой не было. И когда она появилась, они классику забросили, — отметил Роман Арбитман. — В любой стране хорошая литература занимает очень небольшой сегмент: 5-10%. Так что мы становимся нормальными в плохом смысле. Функцию пастыря литература потеряла».

В Фейсбуке каждый сам себе писатель

Касаясь положения в литературе в целом, Наталья Иванова также признала некоторые тенденции, которые ухватил Лукьяненко.

«В начале 1960-х годов родился очень известный в читательских кругах писатель Михаил Шишкин, — напомнила эксперт. — Второе имя: Евгений Водолазкин, который возник в литературе достаточно стремительно, не так давно. Это поколение не только читает классику — работает с ней. Первый роман Шишкина „Записки Ларионова“ — попытка написать роман, не существующий в русской классической литературе. Все действие происходит в середине ХIX века, это изощренная стилизация, но не в духе Владимира Сорокина, а в духе самой классики.

Что касается Водолазкина, то он связан с древней русской литературой еще и профессией. Много лет проработал с академиком Лихачевым, продолжает работать в Пушкинском доме. Его книги, например, роман „Лавр“, выходят очень большими тиражами. Большими, чем фантастика, чьи тиражи сильно упали: первый „завод“ — 3 тысячи экземпляров, а у Шишкина и Водолазкина первые заводы начинаются с 10 тысяч и доходят до десятков тысяч».

Безусловно читает классику и король российского постмодернизма Виктор Пелевин — уж его-то произведения отталкиваются от классики, как русской, так и западной, и восточной (при этом в какой-то степени Пелевин «пришел из научной фантастики»).

Что касается «поколения писателей, не читавших Стругацких» — вместо Стругацких можно подставить иные знаковые имена, — то здесь Наталья Иванова предлагает различать два очень разных явления. Во-первых, следует упомянуть «новый реализм», представленный, в первую очередь, такими именами, как Роман Сенчин, рожденный в 1971 году. Он, конечно же, знает классику, но простодушный читатель может подумать, что — нет.

«Новые реалисты выпустили подряд несколько манифестов, где объяснили, что после постмодернистстких игр приходит поколение литературы, имеющей самое прямое отношение к реальности, — рассказала Наталья Иванова. — Роман Сенчин пишет, как Грэм Грин, „серым по серому“: без эзопова языка, без стилизации. И есть ощущение, что они ничего не читали, хотя они читали на самом деле. Для них уже классикой становится литература позднего советского времени. Сенчин продолжает Валентина Распутина, просто берет его сюжет».

Это, однако, не все. «Но есть и те, кто действительно не читал ничего, и их-то как раз больше всего, и они плодятся со страшной силой, — отметила критик. — Это благословляют различные сайты, где каждый может разместить свое гениальное произведение, и они будут говорить друг другу комплименты».

Отмечая падение тиражей массовой литературы, Наталья Иванова считает главными ее конкурентами телевидение, Youtube и социальные сети. «Сериал — это очень длинный роман. Толстой и Достоевский тоже печатались онлайн и сдавали куски в номер. Сериал взял от литературы очень многое, — напомнила критик. — Если человек смотрит в день больше трех часов ТВ, где ему взять время на книги? А социальные сети — огромный вызов, по себе знаю. У человека возникает иллюзия, что он самодостаточен и как писатель, и как читатель. Фейсбук — форма существования нового романа. Это уводит от книги очень сильно. Знаю писателей, которые специально избегают соцсетей. А скоро все начнут снимать свой Youtube».

В целом в литературе идет «мозаизация», образуется множество очень разных групп, у них есть свои издатели и критики. Писатель не заглядывает на соседние полки. И сами произведения действительно порой бывают «очень домодельные, выглядят непрофессионально».

«Статус литературы и писателя, конечно же, упал, — резюмировала Наталья Иванова. — Мы сами это видим по присуждению госпремий. По литературе их последними получали Евтушенко и Искандер. Литература не находится в центре внимания ни общества, ни властей. Последнее, может, и к лучшему».

Леонид Смирнов