Из ада. Как освобождали Буденновск

Июньская трагедия 1995 года в Буденновске не только свалилась, как горный снег на голову новой России, став тяжелым испытанием нового типа. Она расколола общество по вопросу о том, правильно ли повела себя перед лицом этого испытания российская власть. И как вообще надо вести себя с террористами.

Четырнадцатого июня 1995 года отряд чеченских боевиков во главе с Шамилем Басаевым фактически захватил райцентр Буденновск Ставропольского края, включая крупный больничный комплекс с родильным отделением. Последовал неудачный штурм, а затем переговоры, которые вели на месте парламентарии и правозащитники (первую роль среди них играл ветеран-диссидент Сергей Ковалев), а по телефону — премьер-министр Виктор Черномырдин. Басаев отпустил женщин с детьми, вместо них в заложники вызвались правозащитники, журналисты, медики и чиновники. В автобусной колонне они покинули многострадальный город, и боевики скрылись в Чечню, отпустив заложников по дороге. Всего террористы удерживали в Буденновске в заложниках 1586 человек, 129 человек погибли, сотни пострадали.

С тех пор в обществе так и не утихли споры о том, как оценивать действия власти. Покойный Виктор Черномырдин является автором множества крылатых фраз, но есть одна его фраза, очень широко известная и по сию пору цитируемая в СМИ, хотя никаких пословиц она не напоминает, а, будучи вырванной из контекста, просто непонятна. Это фраза «Шамиль Басаев, говорит громче!», сказанная, естественно, по телефону в ходе переговоров (которые транслировались по ТВ).

Вот эти-то слова премьера время от времени цитируют, что называется, «обе стороны». Но чаще — сторонники «жесткой линии», полагающие, что власть тогда совершила предательство, малодушно отступила перед шантажистами — результатом чего явилась целая череда подобных террористических актов с захватами заложников. Среди них и Кизляр, и столичная Дубровка, и Беслан.

Существуют две «жесткие» точки зрения: одна из них — что в переговоры с террористами нельзя было вступать в принципе, потому что этого нельзя делать никогда (она, кстати, наиболее распространена и в мировой практике). При этом, ветераны спецподразделения «Альфа», которое пыталось штурмовать захваченную больницу, вспоминают, что командование изначально понимало неизбежность гибели 90% заложников и 70% штурмующих. И вторая — что провести переговоры было можно, но автобусную колонну Басаева потом надо было расстрелять с воздуха, хотя бы и вместе с теми уже заложниками (благо это взрослые вменяемые люди, которые сами на то вызвались, да и по половому признаку в основном мужчины). Есть также мнение, что такой расстрел, вообще-то, и готовился, но не состоялся.

Иное мнение высказали участники круглого стола в обществе «Мемориал», посвященного 25-летию Буденновской трагедии. В беседе приняли участие трое известных правозащитников, которые в те дни 1995-го помогали вызволить заложников: Олег Орлов, Валерий Борщев и Юлий Рыбаков. Кроме них, в Буденновске было еще двое коллег по правозащитному цеху: Сергей Ковалев и Виктор Курочкин. Четверо были депутатами Госдумы, Орлов — общественным деятелем и председателем совета «Мемориала». Еще один собеседник — Сергей Попов — в те дни занимал высокую должность в администрации Ставропольского края.

Как напомнили правозащитники, узнав о захвате больницы в Буденновске 14 июня 1995 года, они максимально быстро отправились туда. «Мы ехали в Буденновск не для того, чтобы вести переговоры с Басаевым, — подчеркнул Олег Орлов, — а для того, чтобы помочь официальному штабу их вести».

«Сергей Адамович Ковалев мне позвонил 15-го. Была уйма дел, но он сказал: «Какие могут быть дела? Надо ехать», — рассказал Валерий Борщев. — За полгода до этого, 14 декабря в Грозном мы очень долго вели переговоры с Дудаевым и Масхадовым. Успешно. Когда 4 января мы отправили Ковалева в Москву, он 40 минут разговаривал с Ельциным. Уговаривал: «Борис Николаевич, поднимите трубку, и не будет войны». Ельцин сказал: «Еще не время».

«Ковалев из Германии полетел, Виктор Курочкин — из Читы, я из Питера, Валерий. Почему мы кинулись туда? Потому что за полгода этой войны, побывав там не один раз, мы видели, что нашим генералам наплевать на мирных жителей и даже на своих солдат. Мы поняли, что случилось то страшное, о чем мы предупреждали. Первое что мы сделали — попытались войти в штаб», — делится мнением Юлий Рыбаков.

По словам правозащитников, власти края их обманули, отведя на ночлег и назначив начало совместной работы на утро 17 июня. А утром начался тот самый, неудачный штурм больницы. И в 4 часа утра правозащитников разбудил грохот выстрелов.

«Внизу пробегали журналисты, я присоединился к этой группе, — рассказал Рыбаков. — И стал свидетелем того, как женщины стоят в этих окнах и кричат истошными голосами: «Не стреляйте!» А по ним стреляют. И кирпич силикатный дымится от очередей. Стихла стрельба, потому что у солдат МВД кончились патроны. Выскочили двое врачей с белой простыней на палке. Кричат: «Где командиры? Надо остановить!» Но из ближайшего штаба все командиры исчезли».

«На «скорой помощи» мы поехали в ОВД, встретили там Жириновского, который сидел, развалившись, — продолжал правозащитник. — Предложил тоже выпить, врачи его обматерили, а потом пошли в кабинет министра внутренних дел Ерина, который сидел там и руководил. Врачей туда не пустили, пустили меня как депутата. Но г-н Ерин хладнокровно сказал: «Я знаю, что делать, и не мешайте». В больнице к этому времени было 20-30 убитых и десятки тяжелораненых».

По словам Сергея Попова, он и его коллеги — местные чиновники о подготовке штурма не знали. «Я возглавлял комиссию по делам национальностей администрации Ставропольского края. В первый день 14-го числа мы собрали все диаспоры, и были сделаны заявления с осуждением теракта, — высказал он мнение. — Вечером я узнал, что руководителем штаба в Буденновске назначили замглавы администрации края Александра Коробейникова. Стало понятно, что москвичи-силовики не хотят брать на себя ответственность. Я подошел к губернатору Кузнецову и сказал, что Александру надо помогать. Мы с Коробейниковым о штурме не знали».

Сергей Попов высказал глубокое возмущение тем, что в Википедии важная роль в разрешении конфликта отводится Владимиру Жириновскому и прибывшему с ним экстрасенсу Анатолию Кашпировскому.

Правозащитникам удалось связаться сначала с Егором Гайдаром, а с его помощью — с премьер-министром Виктором Черномырдиным. Неудачный штурм был прекращен, и начаты переговоры. На них утром 18 июня выехали Ковалев, Рыбаков, Орлов, Курочкин, Попов, журналисты Юлия Калинина и Валерий Яков. Джип ехал по разбитой дороге, усыпанной битым стеклом.

«На лестнице валяется пробитая из снайперской винтовки СВД каска, и мозги по стене, — рассказал Рыбаков. — Проходим в ординаторскую, где ждет Басаев. Он нам говорит: «Пройдитесь по больнице». Пошли, с трудом переступая через тела, раненых и лужи крови. А дальше сложные переговоры. Текст соглашения, которое мы должны были подписать, согласовав с Черномырдиным».

Наибольшего страха натерпелся Сергей Попов. Вместе с однофамильцем, начальником местного ОБЭП Владимиром Поповым, они выносили с больничного двора тело убитого офицера «Альфы» майора Владимира Соловова. Владимир Попов, как силовик, хотел вынести также автомат убитого. Но боевики потребовали оружие назад, а «крайним» оказался Сергей Попов, который последним оставался под прицелами.

«Коробейников мне после рассказал, что командир «Альфы» Александр Гусев поставил ультиматум: если не вынесут тело, он предпримет еще один штурм», — поведал Сергей Иванович.

Однако соглашение между властью и террористами было подписано. При этом, по словам правозащитников, силовики пытались раздавать им расписки такого содержания: «Я добровольно присоединяюсь к бандформированию Басаева». По словам Валерия Борщева, это свидетельствует о наличии у властей некоего плана расстрелять колонну с воздуха — и тогда расписки будут свидетельствовать, что депутаты, мол, знали, на что шли.

«Скорее всего, что-то такое готовилось, — высказал мнение Олег Орлов. — Но путь отъезжающих автобусов должен был лежать через Северную Осетию и Чечню. Но на границе с Осетией, когда над нами стали барражировать вертолеты, нас просто завернули назад. Выяснилось, что президент Северной Осетии Асхарбек Галазов сообщил в Москву, что северо-осетинское ополчение воспрепятствовало проходу в республику вооруженных боевиков. Они перекрыли шоссе — и были готовы, вплоть до применения оружия. Автобусы повернули, и была долгая тяжелая дорога через Ставрополье и Дагестан».

Правозащитники отвергли обвинения, что они, мол, оправдывают чеченских террористов. «Басаев сыграл страшную роль в судьбе чеченского народа. Если героем становится преступник, потом страна и народ расплачивается, — подчеркнул Орлов. — Но боюсь, что, даже если бы его тогда убили, вторая чеченская война все равно была бы: в ней было заинтересовано очень много разных сил. В том числе, силовики в России. Внутри Чечни тоже».

«Грань проходила не через Буденновск — а между первой и второй чеченскими войнами, Ельциным и Путиным, — заметил также Олег Орлов. — С приходом к власти силовиков, они поставили жесткий запрет на ведение любых переговоров. Что привело к страшным жертвам и в Беслане, и на Дубровке. Превыше всего — боязнь показаться слабым».

Валерий Борщев выразил сожаление, что буденовская трагедия не научила гуманизму не только власть, но и общество. «Вся политика, направленная на спасение человека, признается ошибкой», — считает правозащитник.

Леонид Смирнов