Posted 30 января 2021,, 10:30

Published 30 января 2021,, 10:30

Modified 30 марта, 12:27

Updated 30 марта, 12:27

Когда ученый слезает с табуретки

30 января 2021, 10:30
Как говорить правду, если наука финансируется государством, а экспертное мнение уравнивается со словами «соседки Маши».

Вопрос о социальной и моральной ответственности науки и ученых оказался в фокусе дискуссии в Сахаровском центре (признан иноагентом в России) в рамках подготовки к столетию академика Сахарова. Как известно, Андрей Дмитриевич сначала создал водородную бомбу, а потом всю жизнь был чрезвычайно обеспокоен вопросами о роли и ответственности ученого.

«Сахаров жил во времена еще «классические», — отметил научный сотрудник Академического центра изучения России имени Бориса Немцова в Карловом университете в Праге Александр Морозов. «Классическими», в соответствии с логикой беседы, следует признать годы примерно с 1950-го по 1990-й. В каком-то смысле — лучшие для мировой фундаментальной науки.

Морозов выделил три явления, характерных для этих лет. Во-первых, ученые разного профиля активно участвовали в работе международных организаций, пытавшихся решить мировые проблемы. Эксперт упомянул и Пагоушское движение за мир, и деятельность Римского клуба, озабоченного мировой экономикой, экологией и демографией.

Во-вторых, считалось правильным, что «ученый иногда возвышает голос» — как тот же академик Сахаров восстал против советских властей, но таких примеров немало. И в-третьих, наука была занятием престижным — чистый научный интерес, благородные порывы, честолюбие и материальная заинтересованность тут находились в гармонии друг с другом, и родители побуждали способных детей «быть такими, как академики».

За последние же 30 лет, как признал Морозов, «многое претерпело переакцентовку». В современности уже не видно гениев, способных изменить мир в одиночку, а авторитет науки и ученого утратил свою «сакральность».

Наглядный пример ответственности ученого в наши дни привел профессор биологии Михаил Гельфанд, напомнив, что еще в 1975 году полторы сотни генетиков — практически все, кто тогда реально занимался молекулярной генетикой — собрались на конференцию в курортном местечке Асиломар в Калифорнии и приняли решение приостановить те работы, чьих последствий они не могли предвидеть.

«Это было самоограничение самого сообщества, — подчеркнул Гельфанд. — Довольно быстро оказалось, что никаких ужасных опасностей нет, и молекулярная биология активно развивалась в 1970–80-е годы. Но вот в последнее время появилась техника точечной генной инженерии человека — и вы теперь можете „отверткой“ залезть в эмбрион и там поковыряться. В Китае — по легенде — кто-то уже вырастил девочек, невосприимчивых к ВИЧ».

«Готово ли человеческое общество к таким дизайнерским генам? — спросил ученый. — Думаю, что скорее не готово, и не готово катастрофически. Когда в том же Китае стали делать определение пола плода, рождение девочек упало на какие-то заметные проценты. Что, конечно, лучше, чем топить в корыте, как это тоже иногда делается, но…»

Не только в Китае — в очень многих странах сохраняется варварский взгляд, ценящий только рождение мальчиков. Сколько миллионов неприкаянных холостых мужчин появится в третьем мире по милости передовой науки, обгоняющей нравы? Куда будет направлена энергия этих мужчин? И можно ли это как-то предотвратить? Михаил Гельфанд опасается, что нельзя.

Развивая тему социальной и профессиональной ответственности ученого, применительно к российским реалиям, Александр Морозов подчеркнул, что в условиях поляризации общества и зависимости науки от государственного финансирования прослеживаются три основные проблемы. Первая из них заключается в том, что ученые зачастую участвуют «в разного рода государственных экспертизах, вызывающих общественное возмущение в связи с полным безобразием этих экспертиз». Вторая — получившая распространение практика выступления ученых-гуманитариев в качестве спикеров власти, «обслуживающих пропагандистские интересы». И, наконец, научная коррупция в разной форме, к которой эксперт, в частности, отнес фальшивые публикации, рейтинги и т. п.

В то же время участие ученых-экономистов в качестве экспертов в различных государственных организациях и советах (например, при ВЭБ и правительстве) Морозов оценил позитивно — как весьма полезное и профессиональное.

Анализируя современную ситуацию, участники дискуссии отметили наблюдающуюся девальвацию экспертного мнения и уравнивание его с мнением условной «соседки Маши». Выход только один — в использовании научной доказанной аргументации, а также в освоении представителями научного сообщества современных площадок коммуникации. Особенно это актуально в коронавирусное время. В качестве ответственного подхода ученого молекулярный биолог и журналист Ирина Якутенко привела пример немецкого вирусолога Кристиана Дростина, ранее избегавшего публичности, но в пандемию взявшего на себя просветительскую миссию по разъяснению особенностей заболевания и способов его профилактики в ежедневных подкастах.

Подчеркивая дополнительную ответственность, которая возникает у научного эксперта, Михаил Гельфанд отметил, что он должен «в первую очередь говорить правду». «Во вторую — говорить правду в пределах своей компетенции, а переходя к общим темам — слезать со своей табуретки и не вещать от имени науки. Вторым часто пренебрегают», — считает профессор.

В качестве конкретного примера был взят академик Анатолий Фоменко — чистый математик, уже давно выступающий также в роли историка, причем его популярные труды историческим сообществом признаются вопиющей лженаукой. «Надо ли Анатолия Тимофеевича Фоменко выпереть с Мехмата МГУ за „Новую хронологию“? — задался вопросом Гельфанд и ответил. — Я считаю, что надо выпереть. Он допустил антинаучные высказывания, маркируя их как науку и давя своим авторитетом математика».

На что Александр Морозов заметил, что Фоменко обладает такой же свободой слова, как и все остальные граждане. Тут уж «историки должны встать и сказать: «Нет, секундочку!» При этом Морозов признал, что ученый не должен пользоваться именем своего института, выступая по вопросам вне своей компетенции.

Между тем Гельфанд, обратил внимание и на конкретный вред, наносимый определенного рода высказываниями научной институции. Так, по его мнению, «если биолог сошел с ума и заявляет, что ковид занесли рептилоиды на астероиде», то за это университет его вправе уволить с соблюдением законных процедур.

Леонид Смирнов