Posted 14 августа 2022,, 13:37

Published 14 августа 2022,, 13:37

Modified 5 февраля, 07:08

Updated 5 февраля, 07:08

Берлин формулирует принципы новой Ostpolitik

14 августа 2022, 13:37
Роман Трунов
Кризис миропорядка приводит к изменениям во внутренней и внешней политике Германии — менее прагматичной и более идеологизированной.

Начавшееся изменение мирового политического ландшафта было предопределено целым рядом значимых факторов. Сильные потрясения — глобальный экономический кризис и Brexit, климатические метаморфозы и потоки беженцев в Европу, усиление авторитарных тенденций в разных частях света и пандемия коронавируса и, наконец, острая фаза российско-украинского противостояния, будто нарочно, следовали одно за другим. И в какой-то момент возник своеобразный синергический эффект.

О странах, стремящихся изменить существующий мировой порядок, в первую очередь Китае и России, написано было немало. Столь же подробно описаны усилия США, которые стараются предотвратить изменение статус-кво. Между тем в эпоху глобализации, возможно, уже подходящую к концу, одно из ключевых мест в международной экономике занимала ФРГ. Однако весь парадокс заключается в том, что экономический вес Германии совершенно не соответствует ее политическому влиянию, чему виной печальные страницы немецкой истории XX века.

Еще полгода назад любые предположения о том, что Германии, признанному лидеру Европейского союза, кардинальным образом придется пересматривать свою внешнюю, внутреннюю и экономическую политику, вызвали бы в лучшем случае законное недоумение. Но времена изменились, и сегодня немецкий политический класс под влиянием внешних факторов вынужден отказываться от одной из составляющих экономического благополучия своей страны, сравнительно дешевых российских энергоносителей.

Однако это было бы еще полбеды, но подобная структурная и идеологическая трансформация в некоторой степени нивелирует заведомое преимущество ФРГ перед такими членами ЕС, как Польша, Чехия и балтийские страны. Иначе говоря: экономическая значимость Берлина может несколько снизиться, а что будет с его политической значимостью, пока что не совсем понятно.

Глобализация ни в коем случае не была исключительно социально-экономическим явлением. Более трех десятилетий, начиная с краха Варшавского блока и распада СССР, именно она определяла мировой порядок и диктовала все политические решения. Более того, идеология глобализма давала четкие ответы на вопросы, как и где работать, чтобы хорошо жить, а также, кого считать другом или врагом. И надо заметить, что объединенная Германия, пожалуй, как никакая другая страна мира, выиграла от такого положения дел.

Впрочем, все это уже в прошлом. А сегодня немецкие политики усиленно размышляют о том, какое место должна занять Германия в изменяющемся мире. Причем если федеральный канцлер Олаф Шольц, в силу своего служебного положения, старается не делать радикальных заявлений, то некоторые его коллеги по Социал-демократической партии Германии (СДПГ), напротив, весьма склонны к программным декларациям. Правда, не исключено, что они всего-навсего предают огласке тайные мысли Шольца.

Михаэль Рот, член СДПГ и председатель Комитета по международным делам Бундестага, сегодня, пожалуй, является самым ярым критиком основных принципов немецкой политики, на которых она стояла последние полвека. В частности, в журнале Internationale Politik, органе Немецкого общества по международным отношениям, вышла его программная статья «A New Ostpolitik». Ее ключевая мысль сформулирована в первом абзаце: «„Переломный момент“ для Германии требует нового подхода в отношениях с Россией. В настоящее время европейская безопасность может быть организована только против Москвы, в то время как Берлину необходимо налаживать более тесные связи со своими соседями из Центральной и Восточной Европы».

Депутат Рот предлагает ни много ни мало пересмотреть Восточную политику Вилли Брандта, которая с начала 1970-х годов определяла отношения Западной Германии и СССР (а затем и с РФ) и, кроме всего прочего, позволила объединить ФРГ и ГДР. Однако теперь «перед лицом нового, беспокойного мира с его кризисами и конфликтами мы должны быть самоуверенными, но в то же время самокритичными», чтобы не повторить «ужасающие ошибки немецкой политики в отношении Восточной Европы и России с начала 1980-х годов».

Возвращаясь к прошлому, Рот замечает, что Эгон Бар, идеолог и проводник Ostpolitik, был уверен, что «международная политика вращается исключительно вокруг власти и интересов наций». А такие ценности, как демократия, верховенство закона и права человека, подчинены этим целям. Поэтому Брандт и Бар рассматривали воссоединение Германии не как внутригерманскую проблему, а как вопрос внешней политики, решить который можно было только с согласия Москвы. Они понимали, что немецкое единство невозможно до тех пор, пока не будет преодолен раскол Европы. Но для этого Западу сначала было нужно признать статус-кво, так что политика разрядки не была самоцелью, проявлением пацифизма, а преследовала вполне конкретные национальные интересы.

Этот подход оказывал влияние на внешнюю политику Германии даже после распада Советского Союза, что оказалось неверным. Ведь даже тесные российско-германские экономические связи не привели, как считалось ранее, к восприятию Россией европейских ценностей. Таким образом, по мнению Рота, немецкие политики, причем как из СДПГ, так из ХДС/ХСС допустили три серьезные ошибки.

Во-первых, «несмотря на тревожные события во внутренней и внешней политике России, мы делали ставку на тесное партнерство с Москвой и игнорировали интересы наших партнеров в Центральной и Восточной Европе». Во-вторых, «мы все глубже втягиваемся в одностороннюю зависимость от российских энергоносителей, даже стремясь после 2014 года усилить эту зависимость с помощью „Северного потока — 2“. И, в-третьих, „мы забыли, что недостаточно стремиться к диалогу, не уделяя внимания военной устойчивости и сдерживанию“.

Но сейчас нужно признать реальность, поскольку «Россия — империалистическая держава, которая стремится разрушить наш мирный порядок в Европе и систему, основанную на правилах» и «построить новый международный порядок, полностью основанный на принуждении и силе, в котором крупные державы имеют сферы влияния». Кроме того, необходимо понимать, что Россия в настоящее время не заинтересована в переговорах. А стало быть, «мы должны создать европейскую архитектуру безопасности против России, основанную на военном сдерживании и политической и экономической изоляции России».

Похоже, что нынешний кризис приводит к постепенным изменениям в немецкой внутренней политике, которые наверняка вызовут перемены и во внешней политике. Вероятно, она станет менее прагматичной и более идеологизированной. Но, впрочем, стоит заметить, что задачи, стоящие перед Германией, огромны, а дискуссии о том, как учесть разнообразные интересы и потребности, еще только начались.

Роман Трунов