Российские выборы глазами американцев

Американское руководство раскритиковало недостаточно демократичные выборы в России, принесшие Президенту Владимиру Путину столь лёгкую победу.

'Мы озабочены тем, как проходят эти выборы, - сказал в день выборов в интервью американскому телеканалу Fox госсекретарь США Колин Пауэлл. - Русские должны понять, что для создания полноценной демократии, которая получит признание мирового сообщества, необходимо дать всем кандидатам такой же доступ к средствам массовой информации, какой имеет президент'.

В эфире телеканала NBC советник по вопросам международной безопасности Кондолиза Райс сделала похожее заявление: 'Мы обеспокоены тем, что на этих выборах не было полноценных дебатов между кандидатами... Мы полагаем, что в интересах России постараться создать имидж, который отвечал бы традиционным западным и демократическим ценностям'.

И всё же, по мнению Пауэлла, 'российская демократия - вне опасности'. Позднее, на канале ABC госсекретарь добавил: 'Мы считаем необходимым указать Президенту Путину, что он должен использовать свою популярность для того, чтобы расширить политический диалог, а не перекрывать путь этому диалогу и движению общества к большей открытости'. И заключил: 'Они ещё только учатся... Я не считаю, что это означает возврат к советским временам. Однако у нас вызывают беспокойство признаки возвращения авторитарных тенденций в российскую общественную жизнь'.

New York Times - об авторитарных традициях в России

В свою очередь, крупнейшая американская газета The New York Times опубликовала 14 марта 2004 года статью английского историка, автора книги 'Сталин: двор красного царя', Саймона Себага-Монтефиоре под названием 'Демократический деспот России'. Мы предлагаем вниманию наших читателей перевод этой статьи.

Владимир Путин, который сегодня ловко переизберётся на второй президентский срок, никогда не станет либерально-демократическим политиком западного образца, как бы нам этого ни хотелось. Он являет собой квинтэссенцию российского лидера, с очень традиционными стремлениями и интересами, и пока Запад не привыкнет к этому, он будет источником нескончаемых огорчений и разочарований.

Когда Путин отходит от демократического пути - например, когда он внезапно уволил премьер-министра и распустил весь кабинет в прошлом месяце, - западные обозреватели критикуют его за авторитарный подход или объявляют его 'загадкой'. И мы задаёмся всё теми же вопросами: кем является Путин, реформатором или приверженцем жёсткой политики? Он правит самостоятельно, или же им управляют жуткие силовики, бывшие сотрудники служб безопасности, захватившие места в Кремле? Это президент или силовики арестовали нефтяного магната Михаила Ходорковского, взяв под контроль частные средства массовой информации, и высосали все силы из Чечни?

Либеральный лидер-реформист в России - это 'Священный Грааль кремленологии', однако искать такового - пустое и безнадёжное дело, всё равно что искать остатки от тайной вечери. Хотите верьте, хотите нет, однако в 1930-х годах некоторые западные аналитики настаивали на том, что Сталин - 'умеренный' лидер, контролируемый такими экстремистами, как глава тайной полиции Николай Ежов. Следующей большой надеждой стал Хрущёв, выступивший в 1950-х с критикой Сталина и положивший конец террору, хотя в действительности того интересовало только усиление личной власти, консолидация государства и марксизм-ленинизм. Михаил Горбачёв был реформатором, но не либеральным - на самом деле он хотел реформировать, а не похоронить марксизм-ленинизм.

Поэтому неверно было бы спрашивать, является ли Путин 'реформатором'. Даже Борис Ельцин, в начале 1990-х давший реальную власть прозападным сторонникам свободного рынка, в итоге понял, что в России успех измеряется степенью контроля и консолидации власти в руках государства.

Интриги Кремля остаются таким тёмным делом, что 'кремленологи' 2004 года вряд ли преуспеют больше своих предшественников из 1964 или 1704 годов. Однако мы всё же можем выделить несколько интересных нюансов в игре теней за стенами Кремля.

После ареста в прошлом году Ходорковского, возглавлявшего нефтяной гигант 'ЮКОС', те западные комментаторы, что принимают желаемое за действительное, вообразили, что это стало итогом высокопринципиальных дебатов о судьбе либеральных реформ в коридорах Кремля, в результате которых демократы проиграли. Они обманывались: падение Ходорковского произошло только после того, как его внимание переключилось с экономической сферы на политическую, и лучше это рассматривать просто как ещё один пример старой борьбы группировок. Ущерб либеральным ценностям был нанесён, скорее всего, случайно, однако этот инцидент показывает, насколько Путина интересует либеральная демократия. В России очень многое происходит отчасти по недоразумению, отчасти в результате заговора.

Даже сегодня российские политики больше напоминают средневековых вассалов, нежели лидеров идеологических партий. В основном всё решают патронаж, связи и личные качества. В русском языке мало слов, передающих западную концепцию 'закона', зато есть тьма обозначений для понятия 'связи' и помощи 'своим людям'.

Во время холодной войны 'кремленологи' проводили бессонные ночи в попытках определить, какую политику поддерживает каждый из членов Политбюро, воображая себе, что борьба внутри партии происходит на манер дебатов оксфордской профессуры. Лишь такие великие исследователи как Ричард Пайпс и Роберт Конквест осознавали непреодолимый магнетизм власти и решающее значение патронажа. Марксизм играл важную роль, однако внутри марксистской системы всё решали связи. Несмотря на то, что Сталин установил в стране террор, он был на удивление хорошим патроном.

Сейчас связи приобрели ещё большее значение. Путин создаёт новую когорту плутократов, среди которых глава 'Газпрома' Алексей Миллер, Сергей Чемезов и Андрей Белянинов, бывшие сотрудники КГБ, возглавившие 'Рособоронэкспорт'. Путин не против олигархов в принципе, он просто хочет иметь своих собственных.

Кроме того, многих западных аналитиков шокирует то, что Путин раздаёт своим бывшим коллегам по КГБ государственные агентства и компании, что сильно выходит за рамки их компетенции. Однако не стоит забывать, что российские службы безопасности с 1918 года не переставали контролировать вопросы управления и экономики, а порой даже искусства. До своей гибели в 1926 году Феликс Дзержинский руководил национальной экономикой. Глава сталинской тайной полиции Лаврентий Берия был не только 'нашим Гиммлером' (как шутил Сталин), но также советским Альбертом Спиром, заставившим работать экономику в годы войны за счёт рабского труда.

Силовиков нужно рассматривать как наследников глубоких традиций. Они являются сторонниками сильного государства и противниками неорганизованной западной демократии - однако это не означает, что люди из КГБ против любых перемен. В конце концов, Берию расстреляли по приказу Хрущёва именно потому, что он хотел либерализовать советскую систему. Да и Юрий Андропов тоже стремился к крупным реформам внутри системы и был главным конкурентом Горбачёва. Просто силовики видят, что твёрдость Путина принесла ему большую популярность, и чувствуют, что либерализация может только повредить их интересам.

Всё вышесказанное отнюдь не значит, что Путин и его окружение похожи на Сталина и ЧК, - это абсурдно. Скорее дело в том, что с падением коммунизма КГБ и его уцелевшая культура стали пользоваться в обществе гораздо большим уважением, чем когда-либо.

Однако история Сталина остаётся чрезвычайно актуальной для понимания России сегодня, поскольку до сих пор нет никакого отчёта, никакого искупления. Без этого будет очень сложно построить гражданское общество. Бесстыдная преступность Ленина, Сталина и ЧК отбрасывает длинную тень, однако в ближайшее время им подобные не вернутся. И всё же их стиль властвования, основанный на секретности и персональных качествах, а также система безопасности и патронажа по-прежнему живы.

Перевод: Екатерина Попова, ИА 'Росбалт'