Журналистский транзит: от гласности к свободе

За Днем печати, который с 1991 г. В России отмечается 13 января, - стоит долгая и интересная история трансформации российской прессы, оказавшей решающее влияние на события новейшей истории страны. «Четвертая власть», как метко окрестили ее в народе, из «подручных» и «пристяжных» компартии превратилась в смутные 90-е годы в действенный инструмент борьбы финансовых группировок за власть и деньги. Профессия журналиста стала опасной для жизни. Накануне профессионального медиапраздника «Росбалт» продолжает серию публикаций об исторических изменениях в российской печати и журналисткой элите страны.

Борьба за принятие закона о свободе печати в стенах Верховного Совета СССР горбачевского призыва развернулась нешуточная. Противников закона возглавил лично председатель ВС ССР Анатолий Лукьянов - вкупе со всей геронтократической придворной камарильей. Два главных тезиса проекта закона страшили их больше всего: норма, позволяющая любому гражданину, группе граждан или организации учреждать свои издания, и возможность независимого от государства их финансирования.

После длительных затягиваний с рассмотрением проекта закона, «обработки» депутатами Комитета ВС СССР по гласности, правам и обращениям граждан более 2000 поправок к нему, пришедших со всей страны, первый Закон СССР «О печати и других средствах массовой информации», наконец, был рассмотрен и принят в 1990 г. Именно это событие стало началом конца коммунистического режима в СССР, а затем – и самого СССР.

Ситуация в прессе начала кардинально меняться. Впервые за 70 лет в стране были зарегистрированы некоммунистические частные издания. Было уничтожено главное оружие уходящего режима - цензура. Самыми яркими новыми изданиями в Москве стали «Независимая газета», а в тогдашнем Ленинграде – «Час пик». Их расхватывали в киосках, как горячие пирожки в рождественские морозы.

Политическая ситуация породила и новую журналистскую элиту в стране. В зависимости от профессиональной ориентации, ее можно было разделить на несколько групп. Первая – независимые редакторы политических изданий. Они начали избираться журналистскими коллективами, а не назначаться свыше. Вторая - редакторская элита профессиональных масс-медиа. Например, экономических - «Деловой мир», «Деньги», «Бизнес», «Экономика и жизнь». Третья - редакторы культурологических, литературных газет и «толстых», а также научных журналов. И последняя группа - публичная журналистская элита (Лидия Графова, Юрий Щекочихин, Владимир Надеин, Павел Гутионтов, Анатолий Ежелев, Виталий Третьяков, Егор Яковлев и многие другие).

Новые трансформации произошли с печатью уже после распада СССР. В России, которая в конце 1991 г. обзавелась собственным законом о СМИ, ежедневно регистрировались десятки новых газет и журналов. К 1993 г. их количество достигло рекордной величины в 25 тысяч. Это были абсолютно новые, независимые от компартийной идеологии издания. Новая медийная элита рекрутировалась, в основном, из тех журналистов, которые не могли из-за цензуры и идеологического диктата реализовать себя при власти КПСС.

Эйфория, однако, длилась недолго. Оказалось, что в условиях свободы печати и экономической неразберихи, особенно с налогами, пресса из одной – идеологической - зависимости почти автоматически попала в другую - экономическую. Независимая печать, не успев еще родиться, уже практически оказалась банкротом. В связи с этим президент Борис Ельцин с подачи министра печати и информации Михаила Полторанина издал указ о государственной поддержке общественно значимых изданий.

Пресса страны оказалась разделенной на три группы: одни издания получали дотации от государства, других стали содержать денежные «мешки», новые русские. (Например, газету «Сегодня» и «независимый» телеканал НТВ финансировала группа «Мост» во главе с небезызвестным Владимиром Гусинским.) И третья группа - независимые издания, которые выживали сами. Но таких в стране были единицы. (К примеру, «Московский комсомолец», который, благодаря предприимчивости редактора Павла Гусева, имел и другие, немедийные активы.)

Кто же именно получал государственные дотации? Таких изданий в 1992 г. насчитывалось около 500. Их учредителями выступали, прежде всего, государственные структуры, и в редких случаях - частные. Среди «избранных» оказались 48 региональных газет, детские, женские, культурологические, литературные и издания для инвалидов. Конечно, они были ангажированы уже новой властью, но, в отличие от коммунистической, не в принудительном порядке.

Часть журналистской элиты с явно выраженными политическими пристрастиями в 90-е годы была куплена политическими партиями, движениями, блоками. Например, лидер ЛДПР Владимир Жириновский зарегистрировал в то время в Минпечати России семь газет - «Правда Жириновского», «Сокол Жириновского» и т.д. Движения национал-коммунистического толка официально имели 157 изданий, но господдержкой не пользовались.

Сотни тысяч местных районных и городских газет, радиоканалов, телестанций в глубинке России финансировались аграрным лобби и партией коммунистов России. А именно региональная печать, региональная журналистская элита делала политическую погоду по всей стране. Интересно, что тиражи местных газет возросли в несколько раз, в то время как тиражи центральных упали в десять и более раз. Например, «Известия» еще в 1989 г. имели миллионные тиражи, а в 1995-м - всего несколько сотен подписчиков. Нечто подобное произошло и с так называемыми «толстыми» литературными журналами, которые стремительно теряли своих читателей - при том, что в советское время получить подписку на них считалось большой удачей. Так на выбор граждан повлияло разрушение монополии одной партии на информацию, а также резкое падение платежеспособности населения после «шоковой» терапии.

В глубинке на переломе российской истории региональные журналистские элиты практически оставались ангажированными сторонниками компартии. После «шоковой» терапии в середине 90-х, чем дальше от центра, тем больше даже новые демократические газеты сдвигались «влево». Накануне президентских выборов 1996 г. в центре шла жесткая политическая борьба между демократами и коммунистами с участием журналистских элит. Например, коммунистическая газета «День» (перерегистрировавшаяся затем как «Завтра») в течение нескольких лет называла президента России Бориса Ельцина не иначе, как «оккупантом», а его правление - «оккупационным режимом». Парадоксально, но некоторые издания, откровенно порочившие новую власть («Советская Россия», «Правда»), даже получали дотации от государства.

Журналистская элита центральных демократических изданий в 90-е, за редким исключением, тоже состояла из бывших партийцев, зачастую - очень высокого ранга, но переориентировавшихся на новые ценности и установки, защищающие их яростно и публично.

В жесткой борьбе политических элит пресса выступала в роли действенного инструмента. Но если во времена партийного диктата неугодный журналист точно знал, что дальше политической тюрьмы его не сошлют, то с приходом свободы слова, конкуренции и прибавочной стоимости профессия журналиста стала в России смертельно опасной для его жизни.

Первым преступлением против свободы слова и печати в новой России и первой жертвой криминального рынка страны стало убийство Дмитрия Холодова из «Московского комсомольца», проводившего собственное расследование в отношении высокопоставленных военнослужащих и убитого за это на своем рабочем месте. О дальнейших трансформациях российской печати – в следующей статье.

Алла Ярошинская