Россия без пророков

Печаль по Солженицыну светла. Человек прожил много лет. Созданное им колоссально. А его собственная жизнь была богата во всех отношениях и сама составила полновесный роман. Чего еще, казалось бы, желать?

И тем не менее… Если приход Александра Исаевича в массовую литературу и активную общественную жизнь был триумфальным, то дальше все стало не столь однозначным. Чувствуется, что человек был не очень недоволен тем, что стало со страной. Но, наверное, полностью довольных этим пока мало.

Был ли он доволен своей собственной судьбой и положением? Это мало кто может знать, но вопрос такой в воздухе висит. И насчет того, была ли страна довольна своим героем, - вопрос еще больший.

Пока многочисленные почитатели под проливным дождем стояли в очереди, чтобы попрощаться с Солженицыным в зале Академии наук, на форумах в Интернете росло количество откликов на его смерть. В их числе - такие, что их не только в дни траура повторять не хочется, но и вообще не мешало бы забыть. Каков реальный процент граждан, поставивших Солженицыну положительную оценку за все то, что случилось с населенной нами страной? Каков его реальный вклад в то, что случилось? Вопросы…

Его фамилия, услышанная в раннем детстве, воспринялась так: «СолжениКСОН». Ричард Никсон был тогда президентом США, приезжал, в том числе, в Москву, его имя было на слуху у всех. А имя Солженицына – по-разному В кругах самой рафинированной интеллигенции – наверно, тоже на слуху.

В рядах интеллигенции обычной, «нерафинированной», к которой принадлежал будущий корреспондент «Росбалта», - звучало редко и малым деткам не расшифровывалось. Существование Никсона и Солжениксона, которые являются какими-то фигурками в таинственной взрослой игре, было для детского сознания вполне естественным.

А вот другую версию – «СолжениЦЕР» - ни в те годы, ни долгое еще время, слышать не приходилось. Это было сочинено парткомовскими провокаторами для низших кругов, для черни. Познание запретного плода шло постепенно, без спешки.

В конце 80-х годов в эфире радио «Свобода» читались в разные часы, но в одном потоке, «Архипелаг ГУЛАГ» и «Москва-2042». В исполнении авторов – Александра Солженицына и Владимира Войновича. Какие голоса! И хоть в той самой «Москве» Войнович основательно «поддел» как раз Солженицына, воспринималось это скорее как дружеский шарж, отнюдь не как противостояние между ними. Оба антисоветских корифея прекрасно дополняли друг друга, насыщая крепкий и богатый коктейль «Свободы».

Другие постигали Солженицына по самиздату – по пресловутой папиросной бумаге и по фотокопиям страниц. Всматривались в узкое и умное, настороженное лицо автора, с глубоким шрамом на лбу, скорее похожим на продольную складку. Таким и должен быть гений ХХ века, неуютного и богатого жестокостью.

Солженицын воспринимался как «свой», он шел «от читателя», отталкиваясь от психологии советского человека, которым и сам когда-то был – и тем успешнее эту психологию крушил изнутри. Главные марксистские догмы, впрочем, изрядно подгнили еще до его книг. Советскому интеллигенту надо было разобраться с собой, со своими разочарованиями, на что-то перенацелиться. Многим Солженицын помог. А кого-то и смутил еще сильнее.

И с другой стороны баррикад – злобное «Солженицыны-Сахаровы», которое произносилось именно так, почти слитно. Партийные пропагандисты не делали между ними разницы. Мог ли вообразить автор прозвища «СолжениЦЕР», какая черная кошка со временем пробежит между Александром Исаевичем и еврейскими литераторами? Вряд ли. «Контрпропагандисты» наши ничего не понимали и – к сожалению или к счастью – все бездарно профукали.

Когда стало понятно, как же глубоко расколота российская оппозиция на «солженицынцев» и «сахаровцев»? Непосвященному большинству – довольно поздно. Но когда уж стало, то мало не показалось никому: новое разделение на «западников» и «славянофилов» вышло покруче старого, из царских времен. И тот же Войнович беспощадно приложил Солженицына «Портретом на фоне мифа» - уже далеко не дружеским шаржем и не сатирой даже.

Подлинный круг «преданных солженицынцев» (из гуманитарной, в основном, интеллигенции) был узок. Как убежденно отстаивали его представители идею выдвижения Александра Исаевича в президенты РФ! Наиболее выпукло этот вопрос встал в 1996 году, когда выдвигать второй раз Ельцина казалось рискованным.

Некоторые были уверены, что достаточно уговорить самого Солженицына (ну и Конституцию чуть-чуть поправить), а уж народ-то точно проголосует. В конце концов, почему драматург Вацлав Гавел триумфально выбран президентом Чехии, а всемирно прославленного писателя главой новой России выбрать нельзя? Это была наивность, но наивность трогательная. Основная часть населения жила, конечно, совсем другим.

Не только в демократическую оппозицию не вписался Солженицын. Едва ли не горше разочаровал он и многих, называющих себя русскими патриотами. Когда вышел телесериал «В круге первом», разочарованных было много. И далеко не все претензии касались художественной части.

Многим не понравилось, что Солженицын решил экранизировать тот вариант романа, где герой выдает советского разведчика, участвующего в похищении у США секретов атомной бомбы.

Писательница Елена Чудинова с тяжелым чувством заявила, что так нельзя – надо же воспитывать новое поколение русских государственников. А на чем их теперь воспитывать? Куда как правильнее было бы актуализировать тот вариант романа, где человек поплатился за то, что предупредил «врача-вредителя» об аресте, так гораздо человечнее!

В пользу «врачебного» варианта «Круга» высказался и представитель демократического лагеря. Сам Сергей Адамович Ковалев заметил, что, хотя он и был антисоветчиком, но на такой шаг, как «завал» агента советской разведки, он никогда бы не пошел, как и его друзья-диссиденты.

Действительно, в новой России, уже давно постсоветской, для широких масс, «врачебный» вариант смотрелся бы органичнее. А государственник Солженицын предпочел – «атомный». Художественная целостность замысла оказалась дороже всего.

По-настоящему же досталось Александру Исаевичу в последние годы, когда он взялся за еврейский вопрос и написал «Двести лет вместе». Тут-то ему «другая сторона» и выдала по первое число. Сериал под общим названием «Сам дурак» был долгим и насыщенным. Мощная когорта еврейских авторов обнаружила, что, во-первых, писатель он не Бог весть какой талантливый. Во-вторых, воевал на безопасном удалении от передовой, и о евреях на войне вполне мог бы помолчать.

Что, в-третьих, в лагере он был стукачом. В-четвертых, заискивал перед Никитой Хрущевым – советским руководителем, как ни крути. А еще, в-пятых, раком Солженицын не болел, а удачно симулировал, чтобы выжить в лагере, впоследствии же не захотел расстаться с трогательной онкологической легендой. И, наконец, в-шестых, из-за столкновения с его тяжелым характером то ли два, то ли три человека повесились.

Когда писатель Григорий Бакланов, фронтовик и еврей, опытным взглядом прошелся по военной биографии Солженицына, другой писатель-фронтовик, из прямо противоположного - сталинистского - лагеря, Владимир Бушин, автор толстой книги про Солженицына под названием «Гений первого плевка» , написал специальную статью, в которой даже довольно добродушно отнесся к Бакланову, пожурив его за излишнюю мягкость к их общему герою! А въедливый публицист Дмитрий Галковский нашел, что Солженицын ради мира с еврейством «пожертвовал погибшей в 1917 году Россией».

Не уместился великий писатель ни в какие идеологические рамки. Да и не надо. Обвинения в адрес Солженицына, вместе взятые, вероятно, «слишком роскошны, чтобы быть правдой». Историки еще долго будут разбираться с ними. Что-то, наверное, разберут. А о чем-то правду мы, видимо, так и не узнаем. Убедить всех в одном, разумеется, не удастся, каждый будет верить в то, во что захочет.

История Солженицына и взаимоотношения общества с ним свидетельствуют, что, с одной стороны, нельзя ни из кого делать бога. В той или иной мере, разочарования неизбежны. Но человек был большой, - и с этим тоже не поспоришь.

Да, патетические восклицания солженицынского литературного круга, что «читатель не дорос до «Красного колеса», очевидно, будут встречены с иронией, - как и само «Колесо». Как и «Двести лет вместе». Но «Иван Денисович», «Круг» и «Раковый корпус» - останутся с читателем навсегда. А для особо любознательных – и «Архипелаг», независимого от того, при каком строе мы еще будем жить.

И еще. После смерти Солженицына сам вопрос «Можно ли из человека делать мессию?», пожалуй, теряет остроту. Не осталось больше таких людей. Давно успокоился и вошел в разумные берега культ Горбачева. Да и считали ли Михаила Сергеевича мессией? А культ Владимира Путина из этих разумных берегов, к счастью, так и не вышел.

В информационном обществе, когда человек выходит «сразу в телевизор, со всеми своими почесываниями», время кумиров и «культовых фигур» закончилось. И последняя такая фигура была достойной. Вечная память Александру Исаевичу. И, по возможности, мир нам всем, хотя такое вряд ли возможно.

Леонид Смирнов