Дорога на эшафот, или Мистериальный экскурс в историю

В атриуме Комендантского дома Петропавловской крепости открылась выставка-проект «Оплот» Санкт-Петербургской академии современного искусства бессмертных. Многие СМИ заранее успели ее проанонсировать, но в большинстве сообщений фигурировало развернутое и полемическое название «Оплот государства – тюрьма и крепость?».

При ближайшем рассмотрении оказалось, что 35 петербургских художников, принявших участие в проекте, не ограничились лишь государственным аспектом предложенной темы. О старинном, почти архаическом, слове «Оплот» мастера кисти, пера, резца и фотоаппарата размышляли с различных точек зрения. Все они зафиксированы в специально изданном каталоге.

Например, автор проекта, художник Феликс Волосенков утверждает, что «Оплот – это мистериальный экскурс в историю». И в подтверждение своей точки зрения выставил довольно дерзкую картину «Георгий Победоносец как явление бога Волоса». Спору нет, если в одном произведении смешать разные мифы, то действительно получается нечто мистериальное…

Другие художники, мысленно жонглирующие словом «Оплот», оказались более реалистичными. Арон Зинштейн связывает с этим понятием армию. Его несатирическая картина «Строй идет» увековечивает именно этот аспект. Отдельный человек (с комплексами и страхами) растворяется в железобетонном строю, превращаясь в строгое и красивое ритуальное действо. Ему как бы вторит Роберт Лотош, выставивший в атриуме скульптуру танцующей пары. Женщина танцует с матросом. И в этом случае, матрос, по словам художника, - надежная защита, твердыня, то есть Оплот (с большой буквы).

Весьма неожиданно трактует это кардинальное понятие Наталия Цехомская. Для нее оплот (ассоциации из детства) – это такая плоская тяжелая штука, которой бьют по голове. Говоря иначе, оплот – одно из базовых понятий идеологического словаря советской эпохи. На тему того времени, когда простые люди были шестеренками большой государственной машины, и размышляет художница в серии своих фоторабот. С Цехомской солидарна Смолина, явившая зрителям гигантскую «Очередь за счастьем» (костюмы, сделанные ею к кинофильму «Дау»).

Но одно дело – каталог, в котором все структурировано, упорядочено и откомментировано. Несколько иной вариант – живая экспозиция, то есть произведения, вписанные в строгое пространство атриума Комендантского дома. Их не сразу поймешь, не сразу раскусишь. И потом, не ясно, в каком аспекте все это воспринимать. Если в веселом, игровом, то это одна «оптика созерцания», если в историко-художественном плане, то перед нами явно выставка-предостережение. Что-то вроде «Скотного двора» Оруэлла или романа «Мы» Замятина.

Из разговора с автором проекта Феликсом Волосенковым удалось выяснить, что он, как куратор, не ставил перед художниками жестких рамок. Не ограничивал их творческую свободу. Каждый из «бессмертных» работал так, как ему вздумается. Если в проект и попали какие-то произведения, затрагивающие темы власти и государства, то это не дань моде. Значит, действительно, неладно что-то в Датском королевстве. А картина или скульптура – это ведь что-то вроде зеркала. Что-то вроде детектора правды. Мы, зрители, смотримся в это зеркало и видим в нем себя. И очень часто в весьма неприглядном виде. Порою – просто в комическом ключе.

Не случайно наибольшим успехом у зрителей пользовались зеркальная инсталляция Юрия Штапакова. Всем хотелось поиграть со своим отражением. Благо фотографировать на этой выставке разрешается. Но сам автор всерьез полагает, что в его зеркальных кубах «материализуются единицы информации, образующие фундамент современного общества, внешний вид которых напоминает часть фундамента здания и рождает метафору цифры как первопричины». Ух, как сложно! Поэт Николай Гумилев в свое время выразился гораздо понятнее: «Все оттенки смысла умное число передает».

Но не только зеркальные кубы привлекли зрителей на этой выставке. Интерактивной оказалась и инсталляция самого Феликса Волосенкова, в которой было задействовано несколько свеженьких деревянных виселиц. Констатирую, что головы в петли никто не совал. Слишком высоко. Но отдельные руки к смертоносным веревкам все-таки тянулись.

Михаил Кузьмин