Агония как форма жизни

«Россия без Путина» против «Путина без России». Таким видится грозовой фронт начала мая. Сперва десятки тысяч людей вышли на улицы, протестуя против «нечестных выборов президента». А на следующий день по этим же улицам, пустым, как в компьютерной игре про борьбу мафий, мрачно проследовал черный кортеж Самого с мотоциклетными робокопами по бокам.

Вряд ли можно придумать более яркий и наглядный видеообраз «агонии авторитаризма». Власть, безнадежно оторванная от народа и панически боящаяся «случайной встречи» с ним. И народ – по крайней мере, наиболее граждански активная его часть – открыто выражающий свое презрение к власти и дерзко против нее марширующий.

Казалось бы, налицо все необходимые элементы для бархатной революции. Так почему же она не происходит? Почему, чем дальше длится «агония путинизма», начавшаяся прошлой осенью и достигшая апогея в декабре, тем больше она стабилизируется и начинает напоминать не столько предсмертную фазу, сколько какую-то особую форму жизни? Убогой и неприглядной - но ловкой, цепкой и полной очередных коварных «творческих замыслов»?

Причина этой мнимой политической аномалии в том, что, как выясняется, моральная смерть власти – еще недостаточное условие для ее физической кончины. Чтобы покончить с «вечной агонией» авторитаризма, нужно, чтобы в лицо ему не просто дунул случайный порыв «ветра перемен», но был брошен полноценный оппозиционный вызов. Полноценный – то есть морально здоровый и физически мощный.

Что такое полноценная оппозиция? Это единая структура во главе с авторитетной группой лидеров, ведущая за собой протестно настроенную часть общества на базе популярной программы реформ.

Каких реформ ждут от лидеров оппозиции те десятки тысяч, что выходят сегодня на улицы Москвы и других российских городов, а также те десятки миллионов, что хотели бы, наконец, прорваться из квасной самодержавной архаики – в XXI век? Ответ очевиден: оппозиционно настроенная часть общества, прежде всего, ждет политической свободы. Именно это ожидание легло в основу исходного лозунга «революции белых лент» - «За честные выборы!» Иными словами, протестный электорат в своей массе хотел бы приблизить политическую жизнь России к т.н. цивилизованным, то есть западным, стандартам.

Что является главным препятствием на пути к этому? Вертикаль власти. Говоря более юридически точно - президентская республика, прописанная в Конституции РФ и гарантирующая первому лицу в государстве фактически ничем не ограниченную власть.

Таким образом, первое, с чего должна была начать оппозиция, если бы она действительно стремилась к проведению митингов и маршей «миллионов», - это с формулирования ясного проекта такой политической реформы, которая бы отвечала на главный вопрос гипотетической бархатной революции: «Чем заменить вертикаль власти?»

Причем верный ответ здесь лишь один: «Унитарную президентскую вертикаль необходимо заменить федеративной парламентской горизонталью». То есть подчинить правительства всех уровней соответствующим парламентам, а должность президента РФ, если и сохранить, то исключительно в декоративно-представительских целях, дабы не повторить печальный опыт самодержавной ельцинско-путинской реставрации 1990-2000-х.

Разумеется, парламентский контроль над правительствами – не единственная гарантия политической свободы. Помимо этого необходима независимость СМИ и судов, беспрепятственная деятельность всех институтов гражданского общества и т.д.

Однако без слома президентской вертикали, без установления депутатского контроля над министрами процесс либерализации и демократизации (как наглядно показал опыт недавней российской истории) заведомо обречен. Ибо вертикаль власти, лишенная парламентского контроля, способна легко манипулировать информационным и электоральным процессом, воспроизводя саму себя до бесконечности…

Таким образом, программа политической реформы, гарантирующей политическую либерализацию и невозврат в авторитаризм, – это то, что должно было быть предшествовать «революции белых лент». Однако ничего подобного лидеры оппозиции не только не выработали заблаговременно, но не предложили обществу по сей день.

Никто из т.н. профессиональных оппозиционеров до сих пор не ответил на, казалось бы, ключевой для всей оппозиции вопрос: «Что должно быть после Путина?»

Более того, если проследить за событиями последних месяцев, можно заметить, что чем более активно вели себя граждане, чем очевидней колебался Кремль, - тем более осторожны и умеренны в своих требованиях оказывались лидеры оппозиции. И наоборот.

В декабре, когда на Болотной площади собралось более 120 тысяч, и Кремль на время явно впал в раздраженную прострацию, вполне логично было потребовать отставки правительства, допустившего фальсификации на думских выборах. Однако в те дни лидеры Болотной требовали лишь отмены результатов голосования и отставки председателя ЦИК Чурова.

Затем, в феврале, накануне президентских выборов, когда, по идее, антипутинский протест должен был достигнуть кульминации (тем более, что ни одно из декабрьских требований не было властью выполнено), и когда лозунг немедленной отставки главы правительства уже напрашивался «сам собой», оппозиция дозрела лишь до девиза: «Ни одного голоса Путину!».

И, наконец, когда Путин успешно переизбрался и все оппозиционные поезда со свистом ушли, вожди оппозиции решили «наконец, радикализироваться» и стали требовать отмены инаугурации и проведения новых президентских выборов. И даже устроили во время шествия «сидячую забастовку», накалив в толпе страсти и косвенно спровоцировав столкновения манифестантов с ОМОНом.

Неудивительно, что даже сочувствующие российским оппозиционерам западные СМИ вынуждены были оценить итоги «марша миллионов» весьма сдержанно: «Акцию можно назвать успешной, хотя в политическом плане она ничего не меняет, по меньшей мере, на ближайшую перспективу. В этой манифестации проявилась неоднородность антипутинского движения. Отсутствие харизматичных лидеров, способных объединить это движение вокруг реалистичных целей, станет настоящей проблемой в скором будущем».

По сути, на всем протяжении развития событий с декабря по май под видом «непримиримой борьбы с Путиным» лидеры оппозиции в реальности поэтапно «сливали» протест. Иначе как объяснить тот парадокс, что антипутинская по своей эмоциональной заряженности уличная активность стала выдыхаться и на подходах к президентским выборам заметно угасать, собирая под знамена оппозиции постепенно все меньшее число людей? Хотя, по идее, по мере приближения «главного события» должен был бы, напротив, наблюдаться неуклонный рост протестной мощи и активности…

Чем объяснить такую игру в оппозиционные поддавки? Думаю, прежде всего тем, что среди лидеров российской оппозиции нет сегодня тех, кто в полной мере соответствует той либерально-реформистской программе, которую интуитивно ждет рационально оппозиционное большинство, руководствующееся не только эмоциями, но и рассудком. Эти люди тоже хотят перемен, но не «любой ценой» и не «абы каких». Рационально мыслящая часть оппозиционно настроенных граждан на интуитивном уровне просто хочет «жить, как в Европе» или «почти как в Европе». И ждет соответствующих лозунгов и реформаторских идей от лидеров оппозиции. Но тщетно…

Да и могут ли предложить программу политической европеизации националист Навальный, коммунист Удальцов и принципиальный сторонник президентского правления Немцов?

Даже если представить, что они и вправду стремятся к победе над авторитарной властью, а не к тому, чтобы бесконечно «имитировать схватку», сохраняя за собой вполне рентабельный и не слишком опасный статус «вечных оппонентов вечного самодержавия», - даже в этом случае у них нет шанса стать вождями российской бархатной революции. Ведь в основе всех бархатных революций лежит идея слома вертикали власти и проведения либерально-парламентарной реформы. То есть такой реформы, которая никак не сочетается ни с национализмом, ни с коммунизмом, ни с президентским унитаризмом.

Впрочем, о том, что же все-таки будет «после Путина», нынешние лидеры оппозиции вряд ли вообще всерьез размышляют. Вот, например, как прокомментировал итоги «марша миллионов» в эфире «Эха Москвы» Алексей Навальный: «Протест – он …будет спадать, нарастать и так далее. Но, в целом, вектор, конечно, будет вверх, и этот вектор приведет к тому, что если власть не предпримет, действительно, адекватных решений и не устроит нам более подходящую политическую жизнь, это приведет к каким-то негативным последствиям…»

Иными словами, смысл протеста не в том, чтобы реализовать некую реформаторскую программу, а в том, чтобы просто добиться уступок от Путина. Ведущая программы Евгения Альбац, явно не удовлетворившись таким аморфным комментарием, решила уточнить: «Вы хотите, чтобы он [Путин] ушел, наконец, отдохнуть?» Однако Навальный на провокацию не поддался. «Вот, извините меня, я не хочу никого уничтожать. Я хочу, чтобы «Единая Россия» ваша любимая в моем родном городе Москва, в городе, где я живу, получила свои 35% и сидела со своими 35%. Они хапнули незаконно 55 или сколько, 49. Вот и все. Я же не говорю «Я вас хочу всех...» То есть я, может, и хочу. Но я, тем не менее, я считаю, что у вас у всех должно быть...» - на этом реплика обрывается.

С той же «программой вчерашнего дня», уже наглядно доказавшей свою неспособность по-настоящему зажечь протестный электорат и вывести на улицы не 20-30 тысяч, а обещанный миллион граждан, продолжает выступать и Борис Немцов: «Сейчас главное – продолжать протестные действия. И добиваться выполнения требований Болотной и Сахарова в полном объеме. Путин должен знать, что мы не отступим».

Что ж. С такой программой оппозиция может «не отступать» еще очень долго - до тех пор, пока стабильно агонизирующий режим не подавится, наконец, какой-нибудь финансово-кризисной косточкой и не отойдет в мир теней по какой-то причине, никак не связанной с уже сейчас наполовину устаревшими и полузабытыми «требованиями Болотной и Сахарова»…

Даниил Коцюбинский