Мир, который стоит того, чтобы его заметить

Михаил Шемякин - художник, к которому можно относиться по-разному, но нельзя отрицать, что и в рисунке, и в монументальной скульптуре, и в театре, и в кинематографе, и в шелкографии, и фарфоре он работает как настоящий и вдумчивый мастер, а не как один из тех «обаятельных хулиганов», которые способны произвести экстравагантное, шокирующее, а порой и отвратительное впечатление, но никогда толком не ответят на вопрос, а что же они, собственно, умеют делать.

Произведения Шемякина сами говорят за себя, будь это сфинкс, посвященный жертвам политических репрессий, памятник Петру Первому как символ неоднозначности великого царя или подвергнутая жесткой критике скульптурная композиция «Дети — жертвы пороков взрослых». Он был и остается космополитом, нонконформистом, бунтарем, хотя во многих его произведениях, в том числе тех, которые представлены на интересующей нас выставке, его политические взгляды совсем не отражены.

Изучая биографию мастера - детство в оккупированной Восточной Германии, отчисление из института, принудительное лечение в психиатрической клинике, высылка из СССР, - мы понимаем, как много значило в этой сложной жизни искусство. Создание Института философии и психологии творчества в Хадсоне, оформление балетов «Щелкунчик» и «Волшебный орех» по Э. Гофману, серия графических листов по текстам В. Высоцкого — это лишь некоторые из знаменитых достижений Шемякина.

Однако вернемся к выставке «Тротуары Парижа», открывшейся 29 мая в залах Мраморного дворца, в сопровождении оригинального перфоманса Вячеслава Полунина и Антона Адасинского, напоминающего венецианский карнавал, в который лишь добавили побольше бесовщины. Выставка, напомним, имеет и второе название - «Мир, которого мы не замечаем». А ее экспонаты - это образы, родившиеся из фотоснимков, которые Шемякин делал в Париже в течение 12 лет.

Глядя на то, что запечатлел мастер, невольно думается: почему в название выставки, где мы увидим и «Петербургские бредни», и «Блокаду», и «Галантные сцены», и сказки Андерсена, вынесен именно Париж? Не потому ли, что, посещая этот город, мы всегда увидим его старину и роскошь, которую нам покажут, но непременно останется то, что нам не покажут, - другой Париж, не на открытках, не в альбомах, не на картинах импрессионистов, а в его повседневной, ничем не приукрашенной жизни. Это похоже на ковер, закрывающий некрасивую стену и не только придающий уют, но и прячущий трещины. Однако именно к этим трещинам — и в переносном, и в прямом смысле - обратился Шемякин.

И кто бы представил, что из потрескавшейся штукатурки, сухого листа, скрученного полиэтилена, цветных бумажек и пятен краски могли возникнуть подобные образы - персонажи опер, от Чио-Чио-Сан до «Обручения в монастыре», герои Пушкина и Гоголя, сновидения любых петербургских жителей, от царя до дворника, зловещий облик Госпожи Смерти, подкрадывающейся то к купающейся женщине, то к пастушке и ягненку, то к влюбленной паре. Образы войны и блокады, где полностью отсутствует даже намек на патриотическую романтику, в них только кровь, горе и безнадежность. Образы НЭПа, не карикатурные и не гротескные, а трагические. Названия многих картин, звучащие как тревожные предзнаменования. И еще - «Крик, лишенный всяких ролей. Горечь обиды», картина, не в чем не проигрывающая другому «Крику».

Отдельная благодарность организаторам выставки за предоставленную возможность для посетителей самим рисовать маркерами на логотипах. Вероятно, этим нам хотели сказать, что мы всегда можем создать свой мир, более светлый и радужный, чем тот, который показал нам Шемякин на «Тротуарах Парижа».

Людмила Черкесова

О "мусорном" перфомансе Вячеслава Полунина, предварившем открытие выставки Михаила Шемякина "Тротуары Парижа", читайте здесь.