Невыносимая слабость противостояния

Наши споры по любым темам, начиная с «центральноазиатских» виз и заканчивая свободными выборами, почти всегда бессмысленны. Потому что в них не принимается в расчет главное – взаимно уравновешивающая слабость государственной машины и общества.

При всех наших несвободах, нельзя сказать, что в России мало публичных дискуссий. Наоборот, много. В последние недели, к примеру, ломаются копья насчет того, что бы такое предпринять против гастарбайтеров, желание изгнать которых, кажется, превращается в национальную идею. Рецепт, обсуждаемый с особенной живостью, - введение визового режима для приезжих из стран Центральной Азии и с Кавказа.

Отвлеченно говоря, сама по себе такая идея вовсе не является фашистской. Бывшие метрополии сплошь и рядом отгородились визовыми барьерами от своих бывших колоний. Как и всякое серьезное решение, визовый режим имеет плюсы и минусы. Однако ксенофобская истерия уже почти не оставляет возможности хладнокровно их взвесить.

Впрочем, даже сейчас многие из сторонников виз более или менее признают, что их введение создаст массу новых проблем, толком не решив старые. Потому что сразу же возникнет индустрия торговли поддельными, а равно и настоящими визами. А также потому, что обустройство южных границ – дело неслыханно дорогое. Расчеты, которые поступают из руководящих кругов, выглядят действительно кошмарно. Правда, верить им не надо, поскольку на самом-то деле наши руководящие круги даже смутного представления не имеют, сколько может стоить это обустройство.

Зато есть все причины принять на веру, что визовая коррупция действительно окажется повальной и непобедимой, а сооружение пограничных пунктов и заградительных полос, какими бы ни оказались сметы, станет таким же бесконечным и безнадежным занятием, как, допустим, превращение наших автодорог в первоклассные, аэропортов – в современные, новых квартир – в доступные и т.д. и т.п.

Известный политконструктор Михаил Афанасьев назвал одну из своих книг «Невыносимая слабость государства». Именно так. Неспособность нашей управленческой машины справиться с любой, хоть сколько-нибудь новой или сложной задачей, стало ее отличительной чертой, совершенно не зависящей от того, сколько денег в эту машину заливают.

Слабость гармонично дополняется плутовством – властный аппарат не способен держать слово и выполнять взятые им на себя обязательства. И это тоже неизменная его черта, которую надо заранее закладывать в любое социальное или политическое проектирование. Иначе придется сильно жалеть.

В 1990-е в наших управленческих и экспертных кругах много спорили о том, стоит ли вводить в государственную пенсию обязательный накопительный компонент. Сошлись на том, что стоит. И в 2002-м ввели. Хорошо помню, что и мне самому эта идея казалась тогда вполне убедительной. Накопительные пенсии были в большой моде, а их несовместимость с манипуляциями центробанков еще не открылась с такой внезапной ясностью, как нынче.

С высоты сегодняшнего дня видно, что накопительные пенсионные схемы даже в самых благоустроенных государствах вовсе не так надежны, как казалось лет 20 назад. Однако есть у них и достоинства, которые можно и нужно вдумчиво разбирать. Но только в том случае, если накопительная система примеряется не к нашей державе, а к какой-то абстрактной капиталистической стране.

А вот прилаживать это к нам - примерно то же самое, как разбирать преимущества и недостатки высадки финиковых пальм на берегах Невы. Напрасная трата времени. Климат не тот. Точно так же и относительно пенсий надо было с самого начала догадаться, что при первой же нехватке денег пенсионные накопления без колебаний будут прикарманены государством (о том, как и когда это произойдет — читайте здесь). Так уж оно устроено, и по собственной инициативе другим не станет.

Поэтому остается лишь одна надежда - что государство сделается грамотнее, сильнее и честнее под давлением снизу. В идеале – благодаря свободным выборам, чтобы народные избранники взяли плутоватую машину в свои надежные руки. Но в конкретной нашей действительности пока получается совсем другое.

Пример тому - мэрские выборы в Москве, которые были почти свободными и сопровождались честным или почти честным подсчетом голосов, а больших политических последствий не принесли, да и не могли принести. Столичная интеллигенция потратила уйму времени и красноречия в спорах о том, должна ли она поддерживать Навального. В конце концов, сошлись на том, что, вроде бы, должна. Но спор был совершенно лишним. Будь я москвичом, сам бы за него голосовал. Но не вкладывая в это глубокого философского смысла, не записываясь к нему в приверженцы, а просто в надежде чуточку оживить нашу общественную атмосферу.

Подлинная интрига этих выборов была вовсе не в том, плох или хорош Навальный. Некоторые из тех, кто его знает, считают его человеком замкнутым и непредсказуемым. Так это или нет, но свою кампанию Навальный вел в решительном стиле и в открытой манере, а в ответ на упреки в незнакомстве с московскими нуждами стал под конец сыпать конкретными обещаниями, демонстрируя наличие некоей связной мэрской программы.

Но любая программа превращается в сборник ответов без вопросов, если нет сформировавшихся и ясно формулируемых местных интересов, концентрированным выражением которых эта программа должна была бы стать. Если организованные сообщества граждан, группы давления, всевозможные лоббистские коалиции, объединившиеся вокруг конкретных интересов и проблем, создавали бы в той же Москве достаточно плотную политическую среду, то любой серьезный претендент на мэрский пост вынужден был бы находить свое место в этой среде, так или иначе отвечать на ее прямые, не им подсказанные требования, и связывать себя реальными обязательствами.

Однако такой среды в нашей продвинутой столице до сих пор почти нет. Все кандидаты действовали в вакууме, рассылая неорганизованным массам граждан какие-то сигналы, которые предположительно должны были им понравиться и убедить поставить в бюллетене птичку в нужном месте. Такой способ избрания не накладывал на победителя, даже если им оказался бы и Навальный, никаких подлинных обязательств и не дал бы ему подлинной политической силы.

Слабое общество неспособно сделать сильными своих избранников, будь они самыми пламенными критиками режима, и именно поэтому не может дать им мандат на перестройку управленческой машины. Когда общество сделается сильным, правила игры сами собой изменятся. Но пока сосуществование пассивных и раздробленных низов с безответственными и организационно неустойчивыми верхами будет сохраняться, не надо строить иллюзий относительно серьезных перемен и больших решений, будь они мудрыми или глупыми, дальновидными или опрометчивыми. Имитации возможны в каких угодно масштабах. Подлинные перемены и стратегические решения – нет.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора