Почти первобытная Аляска

Как выглядит «русская Аляска» сегодня? Что общего в жизни по разным берегам Берингова пролива? Почему одни американцы боятся Кремля, а другие хотят жить отшельниками? Об этом рассказывает корреспондент «Росбалта», совершивший путешествие по реке Юкон.

Присоединение Крыма к России вызвало определенное беспокойство на противоположном краю света - у жителей Аляски, впервые колонизированной русскими, а затем проданной императором Александром II Соединенным Штатам Америки. Не то чтобы аляскинцы действительно верят в возможность интервенции, но все же… Самое интересное, что подобные настроения мне пришлось почувствовать даже не в относительно цивилизованных районах, а в так называемом аляскинском буше – так здесь называет труднодоступные районы штата, не связанные с «цивилизацией» автомобильными и железнодорожными магистралями, добраться куда можно только по реке.

Например, в деревеньке Руби с населением в 170 человек, расположенной в 10 часах путешествия на лодке от ближайшего городка, меня всерьез убеждали, что о возможности интервенции говорил сам Владимир Путин, а российские самолеты уже подлетали к границам штата (об этом действительно писала американская пресса). Когда же я решил посетить местную дискотеку, то хозяин дома, где я остановился, забеспокоился: « Не засиживайся там слишком долго, а то индейцы напьются и припомнят тебе, что Путин начал военную базу вблизи Аляски строить!»

Я честно перерыл весь интернет и, не найдя никаких доказательств таких поползновений Кремля, пытался переубедить моих собеседников, что кроме анекдота о том, что Аляска это «айс-Крым», никаких признаков потенциальной российской интервенции не существует. Увы, слушали меня с явным недоверием.

Избушки среди березок

Самое интересное, что не совсем понятно, чего же в реальности боятся жители аляскинской глуши. Я несколько лет жил на Камчатке и Чукотке, и могу засвидетельствовать, что жизнь по обе стороны от Берингова пролива похожа настолько, что я часто путался и называл Аляску Камчаткой. Дома местных деревень – типичные русские избы Сибири и Дальнего Востока. Так же, как в России, водопровод здесь считается предметом роскоши, туалеты на улице, а топят дровами.

Сходства еще больше усиливается чисто сибирскими просторами, полноводным величием воспетого Джеком Лондоном Юкона, безбрежными лесами, лугами с березовыми рощами на косогоре. Природа здесь мне показалось даже более «русской», чем в самой России.

Как и на российском Севере, доставка товаров в деревни аляскинского буша возможна лишь летом - баржами по рекам. Поэтому набор товаров минимален, а цены просто бешеные. Так, например, пачка картофельных чипсов стоит шесть долларов – в три раза выше, чем в «материковой» Америке!

Местные живут здесь в основном натуральным хозяйством. Лосось в реках Аляски водится в изобилии. Пойманную рыбу обрабатывают в специальных коптильнях, а вот красную икру, в отличие от нашего Дальнего Востока, попросту отдают собакам – аляскинцы почему-то считают, что ее есть не нужно. С сентября по октябрь начинается сезон охоты и практически каждой семье удается за это время убить хотя бы одного лося – подсчитано, что именно такого количества мяса достаточно до следующего сезона.

Так же, как и на Дальнем Востоке, местные жители заготавливают ягоды – увесистые кадки с квашеной брусникой и черникой есть в каждом доме. А вот грибы здесь собирать не принято. Коренные народы Аляски, как и нашего Севера, их не едят, а белые американцы привыкли лишь к специально выращенным шампиньонам, поэтому подосиновики стоят нетронутыми даже на улицах аляскинских деревень.

Айваны и Питки

Большинство населения буша – коренные народы Аляски (индейцы и эскимосы). В их языке со времен российской колонизации по-прежнему осталось достаточно много русских слов. Так, например, белых людей они называют «гозак» (испорченное от казак). Очень популярны местные имена Айван (Иван) и Питка (Петька), причем они могут быть и женскими тоже. «Русские имена очень мужественные. Айван звучит почти, как I won! (я победил)», - льстили мне индейцы.

При этом хочу подчеркнуть, что я был в северной, арктической Аляске, расположенной на значительном расстоянии от былых центров русской колонизации. Поэтому можно с уверенностью сказать, что на юге Аляски, где до сих пор сохранились русские деревни, культурное влияние России чувствуется еще сильнее.

Аборигены и Дальнего Востока, и Аляски уже практически не говорят на родных языках. По обе стороны от Берингова пролива язык коренных народов преподают в школах в качестве факультатива. Так, например, в городке Фербенкс – «столице» аляскинской Арктики, есть радиостанция, вещающая на эскимоском и атабаскском языках. Правда, как говорят знающие люди, с явным английским акцентом.

В некотором смысле малым народам в России повезло все-таки больше. Еще в 1960-х годах прошлого века на Аляске белые учителя говорящим на родном языке детям мазали губы мылом. На магазинах же и барах вывешивали плакаты: «Индейцам алкоголь не продаем». У аборигенов Аляски, не выдерживающих конкуренции с белыми и нередко страдающих от алкоголизма, выработался четкий комплекс своей второсортности. В СССР же, где всем платили почти одинаковую зарплату, эта проблема ощущалась гораздо менее остро.

Сейчас на Аляске действует множество программ по возрождения национальной идентичности. На любом магазине в национальных селах висят плакаты с телефонами центра, куда можно обратиться людям с психологическими и алкогольными проблемами.

Мне удалось прочитать книгу эскимосского автора, написанную в тюрьме, куда он попал как раз из-за тяги к выпивке. Примечательно, что изначально он написал 100 страниц, но резонно решив, что столь «большой» труд его соплеменники не осилят, решил сократить объем в два раза. Основная идея произведения – что алкоголизм и, как следствие, преступность коренных народов Аляски, связаны с тем, что подсознательно они по-прежнему ощущают себя хуже белых. Автор призывает не стыдиться самих себя и гордиться своей культурой.

Но, похоже, кардинально ситуацию сейчас уже просто невозможно. Алкоголизм на Аляске, впрочем, как и на российском Севере, это серьезнейшая проблема коренных народов. И когда я побывал на дискотеке в аляскинской деревне Руби, то атмосфера там была практически неотличима от той, что приходилось наблюдать на танцах в корякских деревнях.

Первопроходцы и отшельники

Интересно, что и аляскинские белые очень похожи на российских северян. Это смелые, авантюристичные люди, привыкшие рассчитывать только на свои силы. К материковой Америке они относятся с легким презрением и считают, что только на Аляске еще сохранился прежний дух первопроходцев Западного полушария. Кстати, здесь всегда вместе с американским флагом обязательно вывешивают и флаг штата. Его придумал в 1926 году 13-летний мальчик – на четверть русский, на четверть алеут.

Однако среди аляскинцев нет единства. Многие из них не любят жителей Анкориджа – крупнейшего города штата. Его часто полупрезрительно называют Лос-Анкориджем, намекая, что жизнь здесь такая же, как и в разнеженном Лос-Анджелесе.

Интересен и другой тип аляскинских белых, очень напоминающие типажи русских в глухих таежных селах. На берегу Юкона стоят отдаленные на десятки километров от деревень избушки. Условия самые аскетические – естественно, ни об электричестве (за исключением иногда используемых солнечных батарей), ни о водопроводе здесь не может быть и речи. Живущие в них бородачи (многие из них ветераны войн) прямо говорят, что только в этом нетронутом девственном уголке Америке чувствуют себя свободными и поэтому не хотят иметь ничего общего с нелюбимой ими цивилизацией.

Они охотно цитируют Генри Торо (американский писатель-натуралист, автор книги «Уолден, или жизнь в лесу») и, конечно, Джека Лондона – ведь цикл рассказов этого писателя о реке Юкон был написан именно об этих местах. В почете также Эрнест Хемингуэй, и местные бородачи с большим удовольствием узнали от меня, что еще несколько десятилетий назад он был кумиром многих русских.

Особенно меня поразила семья образованных американцев Дэвида и Роми Атчлей (Роми по профессии – эколог, Дэвид – философ), живущие вместе с подростком-сыном в двухстах километрах по реке от ближайшего жилья. В год они лишь один раз заезжают в Фербенкс на месяц - закупить продукты. Живут в основном охотой и рыбалкой. Изучают с сыном школьные предметы (в США разрешено обучение детей родителями). Но времени все равно остается много. Роми написала книгу-сказку о жизни своего сына среди природы и его дружбе с лосями и белками (за неимением другого общества), проиллюстрировав ее неплохими рисунками. Откровенный рассказ о своей семье аляскинской отшельницы оказался удачным пиар-ходом, книга хорошо продается в магазинах США. Дэвид пишет фундаментальный труд по философии. По его мнению, жизнь среди людей обрекает человека на суетные мнимые проблемы, и только вдали от социума можно понять ее истинный смысл.

Похожих людей сегодня достаточно много и в российской таежной глубинке. Вспомним хотя бы историю о жившей в изоляции семье старообрядцев Лыковых. Да и нашумевший недавно фильм о сибирских охотниках «Счастливые люди» как раз о российских «коллегах» аляскинских отшельников. Ведь эти охотники раньше жили в больших городах в европейской части страны (некоторые имели даже ученые степени), а лишь потом подались на природу.

Из всего этого можно сделать такой вывод: жители аляскинской глуши совершенно напрасно боятся российской агрессии – даже если это сугубо гипотетическое событие произойдет, в их жизни в любом случае ничего не изменится.

Игорь Ротарь, Фербенкс – Руби, фото автора

Перейти на страницу автора