Posted 27 октября 2015, 13:36
Published 27 октября 2015, 13:36
Modified 31 марта, 05:43
Updated 31 марта, 05:43
Федерация официальных профсоюзов России, носящих гордое название «независимых», — правопреемница не менее официального Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС) СССР, 28 октября собирается отметить 110-летие профсоюзного движения в России и 25-летие своего возникновения.
Роль ФНПР — крупнейшего объединения профсоюзов современной РФ, точно так же, как и других тред-юнионов нашей страны совершенно ничтожна. На сайте федерации сообщается, что в ее рядах состоят более 20 млн человек. Однако, по данным Росстата, общее число наемных работников разных уровней и квалификации в России в 2014 году составляло 65,3 млн человек. Соответственно, в крупнейшем профсоюзном объединении РФ состоит сегодня менее одной трети пролетариев физического и умственного труда. Число же членов альтернативных профсоюзов не превышает 1 млн человек.
Картина довольно безрадостная, но не только из-за относительно низкой численности членов тред-юнионов. В США, например, этот показатель еще ниже. Проблема в том, что главной задачей большинства профессиональных союзов современной России является не защита трудовых прав работников, а выстраивание «партнерских» отношений с работодателями и властью и обеспечение собственного благополучия.
Даже самые активные и принципиальные «боевые» профсоюзы, существующие сегодня обычно на современных предприятиях с иностранным капиталом и иностранным менеджментом, в основном утопают в рутинных судебных тяжбах, связанных, как правило, с восстановлением на работе уволенных сотрудников.
Естественно, в нынешней России ни о каких политических забастовках или забастовках солидарности речи не идет. Представить себе подобные акции с политическими лозунгами, как это было в 1905 году в царской России, когда Всероссийская политическая стачка парализовала экономическую жизнь страны и фактически выбила из царского правительства первую русскую Конституцию, сегодня невозможно.
Сегодня, как и во времена СССР, профсоюз, даже там, где он еще сохранился, это учреждение сугубо социальное. В значительной мере это связано с существующим в РФ трудовым законодательством, которое запрещает, например, какие бы то ни было забастовки солидарности и тем более политические стачки. Другая причина ничтожности нынешних российских профсоюзов состоит в живучести советской патерналистской традиции (старательно поддерживаемой властью), когда начальник, работодатель, собственник воспринимается, во-первых, как отец родной и благодетель, а во-вторых, как коллега и товарищ по общему делу.
Есть еще и третья — идеологическая — причина убогости нынешнего профсоюзного движения в России. Она связанна с тотальной дискредитацией всего того, что хоть каким-то боком напоминает хоть какой-то социализм.
Тут стоило бы предъявить счет советской (российской) интеллигенции за ту масштабную идеологическую работу, которую она вела в течение, как минимум, последних трех десятилетий, убеждая народ, грубо говоря, в том, что все благо от частной собственности, а все зло от борьбы против нее. Сегодня этой интеллигенции, ставшей, между прочим, одной из первых жертв торжества капитализма, по поводу несправедливости нынешнего экономического уклада сказать нечего. Соответственно, вся борьба против этой несправедливости носит кулуарный, частный характер и совершенно не затрагивает не только социально-экономическую, но и базирующуюся на ней политическую систему в целом.
Однако опыт борьбы трудящихся Российской империи начала XX века или польской «Солидарности», членами которой в начале 1980-х годов XX века были около 10 млн человек, и которая в конце концов победила марионеточное просоветское правительство своей страны, не может не впечатлять.
Если кто-нибудь когда-нибудь вознамерился бы повторить этот опыт, ему стоило бы усвоить уроки той борьбы.
Первый урок состоит в том, что те, кто объединялся в профсоюзы и бастовал в Российской империи в 1905 году, как и члены польской «Солидарности» в конце XX века, готовы были действовать и действовали не только в рамках существующей системы, но и за ее пределами. Например, в царской России до Октябрьского манифеста 1905 года были запрещены не только забастовки, но и сами профсоюзы. Самостоятельное (внесистемное) объединение работников в защиту своих исключительно трудовых прав в обоих случаях каралось тюрьмой и жестокими репрессиями, за участие в забастовке в лучшем случае грозил локаут. И, тем не менее, тысячи и миллионы людей объединялись в запрещенные союзы и поддерживали забастовки.
Урок второй показывает, что пролетарские революции в развитых странах часто, как правило, были одновременно и революциями среднего класса. Эту их особенность еще в 1871 году подметил Карл Маркс, по горячим следам анализировавший события Парижской Коммуны. Между прочим, во многом революцией среднего класса была и революция 1905 года в России. Во всероссийской Октябрьской политической стачке в октябре того же года в Петербурге участвовали не только промышленные рабочие, но и булочники, извозчики, продавцы и даже «офисный планктон» того времени — банковские служащие, приказчики, телеграфисты, телефонистки, сотрудники министерств.
Если определять понятие «средний класс» не только по уровню доходов, но и по уровню образования, то сегодня оно в значительной мере совпадает с понятием «пролетариат», под которым надо подразумевать не только промышленных рабочих, но всю массу наемных работников как физического, так и умственного труда.
Старые профсоюзы, действующие в качестве посредника между наемными работниками и работодателями (в лучшем случае, в качестве адвокатской конторы для первых), не выражают глубинных потребностей современного пролетариата, который желает быть хозяином произведенного им продукта, и как следствие, быть гражданином свободным как экономически, так и политически.
Новое массовое движение, вероятно, породит и новый тип профессиональных союзов, которые станут союзами профессионалов и вполне обойдутся без всяких посредников.
Александр Желенин